- Я поел в столовой при клинике. Хотя, по правде говоря, кусок в рот не лез, - Томми держал чашку в руках, но пить не спешил. – Они все меня достали. А ты как?

- Неплохо. В Лутоне я часто вижу Саманту Р. и Джонни Ф., помнишь их? Они учились двумя классами младше нас, - беззаботно сказала я. – В Мейденхед иногда заезжает Роберт О., он говорил, что знает тебя по колледжу помощников. Спрашивал о тебе, кстати.

Томми едва заметно улыбнулся.

- Конечно, я помню Робба! Слушай, если увидишь его, дай ему мой номер. Вдруг пересечемся где-нибудь, вспомним старые времена.

Я сделала глоток чая.

- Было бы неплохо.

Мы немного повспоминали учебу в колледжах, однокурсников, преподавателей. Такие разговоры были даже похожи на обычные вечерние разговоры обычных людей, но вдруг Томми сказал:

- Знаешь, Кэт, мне кажется, мы просто постоянно играем… все эти чаепития, треп о том, о сём, но я не могу думать, что будет с нами в конце. Иногда мне кажется, было бы лучше, если бы всё произошло быстрее.

- Не говори так! – воскликнула я.

- А на что ты надеешься? Ты будто нашла новую иллюзию, за которую цепляться. После того, как Мадам сказала, что отсрочки нет. Ты же в Коттеджах такой не была, ты мало с кем общалась, я и Рут не в счет, мы всю жизнь были как сиамские близнецы… и все эти случайные парни – это не то… я о другом общении… а теперь ты как Заганос, перезваниваешься и переписываешься с помощниками чуть ли не по всей стране, все новости узнаешь в числе первых. Вы двое будто считаете, что если наши будут не сами по себе, это чем-то поможет.

- По крайней мере, от этого не так одиноко, - я вздохнула. – От других помощников можно хоть немного узнать, чего ждать на новом месте, как лучше похлопотать за своего донора, и всё такое прочее. Ну, и… может, я просто повзрослела.

- Ты нашла себе новую иллюзию, - упорно повторил Томми. – Как раньше вы с девчонками «охраняли» мисс Джеральдину.

- А может, я хочу охранять тебя? – я свела всё в шутку.

*

Горечь и предчувствие беды отравляли даже самые счастливые наши минуты вдвоем. Как бы ни было уютно в спальне в гостинице, Томми осматривался там так, будто его тяготили встречи в чужом жилье, ненадолго… «мы будто крадем эти ночи…» - говорил он. Я обнимала его и прижимала к себе, уверенно ласкала, стараясь сделать ему хорошо и заставить забыть обо всем. Но после любви он ворочался на смятой постели, не в силах заснуть. Я молча, тихо, поднялась, накинула ночную рубашку и теплую шаль, и вышла на балкон, прикрыв за собой дверь. Через какое-то время послышались сдавленные всхлипы – Томми плакал. Но я притворилась, что не заметила этого, чувствуя, что так ему будет легче.

Комментарий к Глава 31. Кэти Ш.

(1) У каждого внутри, если он откроет свою душу,

Глубокую, словно море, есть свет любви.

У всех он разный, искренний, от всего сердца, он огромен, как жизнь,

У каждого он уникален, но одновременно одинаков для всех…

========== Глава 32. Заганос З. ==========

…ты можешь обмануть всех — даже себя самого, но истина всегда сильнее любой лжи; поднимутся ветра, будут лить дожди, и срываться бури, и в конце концов волны разобьют тебя о скалы… Вот ты тут — у своей Истины. Ты ведь до сих пор сгораешь от пламени этой любви, и хоть ты погрузился в это море обмана, что толку?! Это пламя не угасло — его ничто не погасит…

(с) Великолепный век, монолог Ибрагима

- Почему ты всё время говоришь о желании жить? В нашем положении это просто бессмысленно…- шепотом сказал Махмуд, касаясь моего плеча кончиками пальцев.

После недавнего донорства крови он еще не очень хорошо чувствовал себя, несмотря на все мои усилия, и по вечерам вместо прогулок или посиделок с другими помощниками и донорами мы просто лежали рядом на кровати и читали или разговаривали.

- А творчество тогда тоже бессмысленно? – спросил я. – Ты же почти дописываешь свое эссе… надо сказать, за короткий срок.

- Это другое! – возразил он со своим обычным пылом. – Я дал слово мисс Эмили. Ты же отошлешь ей мое сочинение, когда я приведу в порядок выводы и соберу всё в целое?

- Обязательно.

Ладно, сделаю я это, сделаю, хотя, должно быть, опекуны очень удивятся. Судя по тому, что я слышал от выпускников Хейлшема, почти никто не доводил начатое до конца и уж тем более не отсылал в школу.

- Пообещай. Мы должны это сделать, - упрямо сказал Махмуд.

- Могу поклясться, - я ухмыльнулся. – Разве я тебя обманывал?

Ну да. Недоговаривал, уходил от ответа, отвлекал, скрывал, умалчивал, язвил, но врать – никогда!

- Просто ты ведешь себя не так, как другие помощники. Ты подражаешь «людям снаружи» и все говорят, что у тебя хорошо выходит.

Опять!.. Я вздохнул.

- Я хочу, чтобы у меня было что вспомнить, когда придет мое время. Понимаешь, Махмуд, я проработал девять лет, меня в любой момент могут перевести в категорию доноров. Конечно, если не получу отсрочку.

Это был нечестный прием – рассказывать слух, в ошибочности которого уже убедились и я, и Кэт, и всевышнему только ведомо, сколько еще из наших. Нечестным приемом было и то, что я еще задолго до знакомства с Махмудом на всякий случай попросил Кэт никому ничего не рассказывать о ее с Томми поездке к Мадам – просто так, чтобы никто не догадался, что мы знаем больше остальных. Но мне нужно, чтобы этот наивный птенец случайно не выдал меня… мне нужно, чтобы он жил и хотел жить! Райтхен обещал помочь. А я сделаю всё, что в моих силах. Сдохну, но дам Махмуду шанс выжить в мире «снаружи»…

- Отсрочка? – парень встрепенулся. – А как это?

- Ну, если двое по-настоящему любят друг друга, им могут разрешить пару лет пожить вдвоем. Ни работы помощником, ни донорством. Но это нужно заслужить, не всё так просто. Вот ты знаешь Кэти Ш., так? У нее с ее парнем настоящая любовь…

Махмуд сильнее прижался ко мне.

- А у нас с тобой всё по-настоящему или так просто?

- Для этого нужно посмотреть на наши работы, которые остались в Галерее, и нынешние… - я снова вернулся к старым слухам. – Не мы это решаем.

- Но ведь это мы что-то чувствуем! – воскликнул он. – Кому знать, что у нас на душе, как не нам?.. хотя я не знаю, насколько рисование раскрывает душу… я смотрел твои хейлшемские альбомы, но так и не могу понять, в чем проявляется настоящий твой характер, в этих рисунках или в том, как ты держишься с людьми.

Так, мой птенчик начал размышлять и сомневаться. Но что-то опять он касается того сокровенного, что я пока не могу открыть. И, пока он не сказал еще ничего такого, я закрыл ему рот поцелуем.

…Ласки, прикосновения и поцелуи – вот всё, что доступно тем из нас, кому не повезло появиться на свет «универсалами». Когда наставники говорили с нами о сексе между мужчинами, то говорили, что это приемлют далеко не все обычные люди, и что мы, если чувствуем в себе такие наклонности, должны избегать проникновения, ведь это вредит здоровью.

Наши тела нам не принадлежат.

Я никогда не мог забыть этого. Но почему-то именно теперь, с нынешним любовником, во мне зрела ярость, готовая вырваться и сокрушить всё вокруг. Почему кто-то вправе решать за нас, что нам делать?!

Да, мне и так хорошо с Махмудом. «Хорошо» - еще слабо сказано, мне крышу сносит от того, что мы целуемся и ласкаем друг друга руками… мне нравится закрываться с ним в душевой, помогать ему сполоснуться, дразнить прикосновениями, а потом опуститься перед ним на колени и ласкать его ртом, и слышать этот смущенный шепот: «не надо… не надо… мне стыдно…». Меня ни к кому так не тянуло, я даже боюсь этого бешеного притяжения… как будто в эти минуты я – не совсем я.

Но я не могу не думать, что, будь мы обычными парнями, мы бы принадлежали друг другу по-настоящему.

Чтобы никто не мог распоряжаться нашими телами. Чтобы он был только мой, а я – только его.

Мне страшно подумать, что эти надежды исчезнут вместе с нами.

*

…Стояли теплые дни, и, когда я приезжал днем, мы с Махмудом выбирались прогуляться. Он брал с собой альбом и карандаши, и настаивал, чтобы я тоже рисовал. Уговаривал, что не зря в Хейлшеме нас этому учили. Я делал наброски с натуры – рисовал больничные корпуса, деревья вокруг и прогуливающиеся парочки. В последнее время, даже если у меня и получается взяться за творчество, я в этом очень осторожен.