- Не запру же я его в четырех стенах! – вспылил мистер Бали. – Я мог бы отправить его в Европу, чтобы отвлечь его от компании придурков, с которыми он водится в ночных клубах… да боюсь, французская родня Айлин узнает, будет скандал. В общем, вы врач, вам и карты в руки.
- Я трансплантолог, а не нарколог и не психотерапевт, - тут уже и я позволил себе повысить голос.
- Пока терапия подействует, Мехмету все равно понадобятся прошивки, иначе он и до тридцати не дотянет… - вздохнул Бали.
*
Когда я думал об этом разговоре, на душе становилось пакостно. Почему, если ты нормальный человек, не без недостатков, но и не полный моральный урод, тебе достаются родители, которые на тебя давят и выжимают из тебя все соки? Зато мудакам, которым только бы выпить, покурить, потрахаться и поиздеваться над себе подобными, везет – с них дома сдувают пылинки, объясняют их выходки нежной психикой и непонятой душой, вытаскивают их из всех неприятностей.
Мой отец с самого детства требовал от меня результатов и достижений. Чтобы я всегда и везде был лучшим: в детских играх, в школе, в университете. «Если ты опозоришь меня, ты мне не сын!» - эту фразу я слышал по любому поводу. От матери помощи можно было не ждать, ее больше всего волновала собственная карьера, даже на семейных праздниках она не отвлекалась от телефона или документов. Наверное, если бы не Ник Райтхен, у меня бы еще тогда крыша поехала. Ник всегда умел развеселить меня, подбодрить, прикрыть меня, если я хотел вырваться в кино или на свидание с девчонкой. И главное, ему было совершенно по барабану, какие у меня предки, хотя многие из парней, которых я знал, сторонились меня именно из-за высоких требований моей семьи.
Именно под давлением отца я в медицинском университете выбрал в качестве специализации трансплантологию. Вообще-то, мне самому хотелось стать неонатологом и работать в отделении детской реанимации, но родители были против: «всю жизнь с детьми возиться, что за специальность, нам за тебя перед знакомыми стыдно будет… а трансплантология – золотая жила!». Тогда я не нашел в себе силы возразить. Позже – смирился, в клинике по лечению тяжелых онкопатологий в Голстоне времени на философские размышления не было, я работал сутки через сутки, часами стоял у операционного стола и вырубался, едва добирался до кровати и опускал голову на подушку. И там я чувствовал, что нужен и полезен. Именно тогда у меня возникли первые самостоятельные идеи, к которым с восторгом отнеслись старшие коллеги. В Голстоне я встретил Эстер…
Она стала для меня еще одной опорой, тем человеком, благодаря которому я не оставил работу, не бросился в поиски себя и на курсы переквалификации. Другие парни не решались подойти к ней, опасаясь ее холодной красоты, похожей на красоту ледяной статуи. Бледно-золотые волосы, светлый серо-голубой взгляд, тонкие губы и едва заметная улыбка – мне же ее спокойствие казалось тихой гаванью, которая после вечного напряжения и криков в родной семье была мне так необходима. Я осмелился показать, что Эстер мне небезразлична, и ни разу об этом не пожалел.
То было мое самое счастливое время. Когда мне предложили перебраться в Лондон и работать в Сент-Пол, я обрадовался: меня оценили, я могу сделать еще больше и заниматься множеством исследований.
И чем всё это закончилось! Передовыми исследованиями я занимаюсь тайком в полулегальном частном кабинете, и вместо того, чтобы спасать людей от тяжелых болезней, «прошиваю» моделей, звезд шоу-бизнеса, владельцев процветающих предприятий и их родственников и любовниц. «Прокачаться» стало модой, многие привыкают не беречь здоровье, а вместо этого вкладываться в возможность создать свою копию и в случае чего сделать пересадку. Но, конечно, о клонировании напрямую не говорят. Наши клиенты предпочитают не знать, откуда берутся кровь и органы. Как будто всё производится отдельно, в каком-то вакууме.
Специфическая британская технология. То, о чем в международной прессе умалчивается: мы «используем передовые методы лечения», но только специалисты, напрямую задействованные в сфере, знают, какие.
Умение красиво говорить, и в то же время не сообщать правду. Достигать и молчать о цене успеха.
Вот в каком прекрасном новом мире мы живем.
Комментарий к Глава 28. Кристиан Лоу
(1)
У ангелов есть вера…
Я не хочу быть частью его греха,
Я не хочу заблудиться в его мире,
Я не играю в эти игры…
========== Глава 29. Заганос З. ==========
No one is saving you
How can you find
A heaven in this hell?
(A demon’s fate - Within Temptation) (1)
Когда Махмуда в первый раз вызвали сдавать кровь для переливания, мне казалось, будто это из меня капля по капле выпивают силы. Я должен был сопровождать его, присутствовать на самой процедуре, доставить его обратно в палату и следить за его состоянием после. Он шел спокойно, даже с радостью. Полулежал в донорском кресле, глядя в потолок, - наверное, о чем-то мечтал. Мне было не до мечтаний: я следил за показаниями аппаратуры и напомнил интерну, когда объем взятой крови приблизился к максимуму допустимого для первого донорства.
- Максимум, - холодно и четко, как автомат, произнес я.
- Так. Останавливаем. Забирайте, на сидячей каталке.
Парень держался спокойно, хотя сильно побледнел. Я привез его в палату, помог сесть на кровать, заварил ему сладкий крепкий чай, почистил фрукты. Когда я давал Махмуду дольки мандарина, его губы коснулись кончиков моих пальцев, и у меня мурашки пошли по коже.
Да не нужен он мне! Глупый, наивный мальчишка…
Вот, допустим, помогу я ему сбежать – и что? Как он выживет в мире, который не соответствует его представлениям о прекрасном?..
Он даже не понимает, в каком аду живет. Зато слишком хорошо понимаю я.
- Т-ты мог остановить мистера Уикфилда чуть позже, - шепотом сказал Махмуд. – Если люди так нуждаются в переливании крови, мне не жалко отдать. Вдруг они страдают, так сильно хотят выздороветь. Вдруг… прямо сейчас кто-то ждет…
- Знаешь, сколько я работаю помощником? – ядовито поинтересовался я. – Мне лучше знать, когда говорить «хватит». Ты должен хорошо восстанавливаться после сдачи крови, и контролировать это – моя обязанность.
- Наверное… но почему ты не жалеешь людей? – допытывался он со своим обычным упрямством.
- У них есть врачи, друзья, родственники. А мое дело – беспокоиться о доверенных мне донорах. Разве я плохо о тебе забочусь? Вот, попробуй еще дольку яблока. Хорошее, сладкое…
С этим белым и пушистым зверьком приходится вечно быть настороже. И уметь вовремя увильнуть от прямого ответа на вопрос.
Махмуд опустил взгляд.
- Обо мне ты хорошо заботишься. Но… ты не такой, как другие наши. Не знаю, хорошо это или плохо, но ты совершенно другой.
Я ехидно усмехнулся.
- Конечно, я другой. У меня доноры проходят больше, чем четыре выемки.
- Я когда-нибудь пойму, в чем дело! – воскликнул он в праведном гневе.
Проклятие. А ведь он может начать сунуть свой нос, куда не нужно.
У него просто потрясающий талант влезать в чужие дела! (2)
*
Прошло недели полторы. Я по-прежнему, как заведенный, мотался туда-сюда по клиникам. Дни сливались в один непроглядный серый, туманный и дождливый день. Меня преследовали эти два запаха – дождь и лекарства, лекарства и дождь.
Один из знакомых парней говорил, что Крисси завершила на второй. «Я слышал, Родни уже знает. Вроде держится, вроде спокоен пока… но до четвертой не дойдет, это точно. Мне показалось, он хочет уйти поскорее».
Крисси. Я помню, как она укладывала свои темные волосы в прическу, которая делала ее похожей на ведьмочку из комедий о Хэллоуине. Помню ее восклицание «о боже!» с интонацией актрисы ситкома. Помню, как она заботилась о новичках, растерявшихся от смены обстановки, деловито распределяла обязанности и учила нас жить самостоятельно.
Жаль, что ей достался в помощники какой-то придурок. Но я бы не смог провожать ее на выемки, это было бы все равно, что для человека снаружи убить мать или старшую сестру.
