- Заганос-паша, Совет ознакомился с отчетами очевидцев о попытке арабов и имперцев захватить Хизар, - ровным тоном начал Буюк-паша. – Также нам были представлены сведения от ваших осведомителей. Из них следует, что ни в Хизаре, ни в других городах стратократии никто не знал о планах кочевников и их связи с орденом Рот Орм, таким образом, у нас нет оснований обвинять кого-либо из ваших подчиненных в подготовке восстания. Тем не менее, крепость оказалась под угрозой.

- Я признаю, что недооценил возможности кочевых племен, - сказал Заганос. – Учитывая внешнюю политику империи Балтрейн, я как глава округа должен был ограничить количество городов, где разрешено останавливаться арабским караванам.

- Закрытость – не выход из положения, - возразил Салуджа-паша. – К тому же, если мы закроем города от определенных кланов и народов, нас могут обвинить в предвзятости и использовать это как предлог войны.

- Главной ошибкой с вашей стороны было позволить значительному количеству военных одновременно выехать из Хизара по тем или иным делам, - добавил Халил-паша. – Впрочем, следует оценить то, как быстро охрана крепости смогла сообщить об опасности, и как вам удалось сразу же получить подкрепление из соседних городов. Именно потому Совет видит в ваших действиях тактические ошибки, но не намеренный ущерб.

Заганос молчал, ожидая, что скажет Великий паша.

«Могло быть и хуже…, я всё-таки не отрицал возможности, что Халил-паша обвинит меня в военном преступлении. Я же часто высказывался против его планов, убеждал Совет сократить строительства и финансировать армию. Да и от моего брака с Махмудом старик не в восторге, ему, наверное, кажется, что я издеваюсь над невинным беззащитным ребенком. Знал бы он, на что этот «ребенок» способен!».

- Совет, учитывая все известные обстоятельства, признал вас, Заганос-паша, невиновным, и принял решение восстановить вас в должности главы округа. Вы можете занять свое место, - провозгласил Великий паша. И после паузы объявил следующее решение. – Махмуд-паша, Совет вынужден отстранить вас от должности. Вы оставили доверенные вам обязанности ради частных вопросов, и вмешались в дела чужого округа. Также в нынешнее время ваше благородство, проявленное к вождям кочевых кланов, выглядит сомнительным для блага государства. Поэтому вы разжалованы до звания бинбаши в подчинении Халила-паши.

- Но почему?! – не выдержал Махмуд. – Разве было бы лучше оставить людей в беде?!

- Стремясь спасать друга, вы не приняли во внимание то, как это отразится на безопасности стратократии, - холодно-отстраненно объяснил Буюк-паша. – Тем не менее, трудом и достойной службой вы сможете вернуть себе звание паши и место в Совете. Когда-нибудь. Со временем.

«Выстояли. Главное, нас не осудили…» - подумал Заганос. – «Разжалование не так страшно, Махмуд еще успеет набраться опыта и принести пользу государству».

Сейчас ему хотелось быть рядом с любимым, дать ему понять, что верит в его дар и стремление спасти других людей. Но пока оставалось только смотреть, как Махмуд покидает зал совещаний, ведь бинбаши не позволено по рангу присутствовать на совете генералов.

Утешало лишь то, что это поражение Махмуд принял достойно.

*

Заганос вернулся домой после полудня. Слуги сказали, что Махмуд еще не приезжал.

Скорее всего, еще не пора… он ведь должен передать дела тому, кого назначили пашой вместо него. Кандидатуру Кара-Алима паши одобрили большинство генералов. Неплохой военный. Конечно, не настолько одаренный и изобретательный, как Махмуд… не творец, а способный и внимательный исполнитель. Но труд и внимательность тоже многое значат. И Алим-паша немного старше, он успел увидеть мир, ездил с посольствами в Кулуч и Балту.

Пожалуй, Махмуду тоже не помешало бы увидеть, как живут и к чему стремятся люди в других странах, ведь в мире есть не только черное и белое, не только благородство и злодеяния. И эта правда, подобно цветному зрению у истинных пар, тоже дается человеку не сразу – видимо, для чего-то же природа и устроила именно так.

Теперь, когда самые главные трудности остались в прошлом, Заганос был почти уверен в супруге. Да, найти приключения на свою голову Махмуд может. И найдет еще не раз, и будет ошибаться, и учиться на своих ошибках. Тут уже, сколько ни помогай и ни остерегай, характер есть характер. Зато Махмуд никогда и ни за что не предаст своих.

И, спустившись в лабораторию, Заганос первым делом вернул в тайник кольцо с ядом. Слава небесам, не понадобится.

От этого на душе стало легче. Всё остальное можно пережить.

*

Махмуд приехал лишь под вечер, и не хотел говорить ни о чем – ни о встрече с преемником по должности, ни о том, как провел остаток дня. Просто сказал, что был у дедушки, поужинал в одиночестве и сел на диване с книгой, но больше делал вид, чем на самом деле читал.

«Он не хочет, чтобы я его утешал…». Это Заганос чувствовал и без слов, по одному только взгляду. Конечно, ведь еще до свадьбы они вместе решили, что любовь любовью, но в политике эмоциям поддаваться нельзя.

Но даже если это полезно и правильно для государственных дел, иногда это бывает больно.

Больно видеть усталость и вину во взгляде любимого, наблюдать за попытками держать лицо – «нет-нет, я не переживаю, я понимаю, что мне еще рано было принимать на себя такую ответственность». Он понимает, это правда. Вот только стыд и боль от этого никуда не денутся.

Ночь и темнота спасали.

В темноте можно не смотреть друг другу в глаза, лежать, прижавшись спиной к спине, чувствуя дрожь, и засыпать… чтобы проснуться обнявшись, как раньше.

Утром, когда Заганос оделся и уже надевал кольца, Махмуд подошел к нему, обнял, погладил по руке, и вдруг спросил:

- А ты уже не носишь то кольцо, с красным камнем, которое ты носил в Хизаре? Хоть не потерял? Оно интересное такое, изящное.

- Просто что-то перестало нравиться, - беззаботно сказал Заганос, но невольно напрягся: поверит, не поверит? Было бы неприятно, если бы Махмуд узнал о его сомнениях.

- Вот как… понятно.

По безразличному тону трудно было угадать, почувствовал Махмуд ложь или нет.

Казалось, теперь многое придется начинать сначала.

========== Глава 30 ==========

Вести из Финикии в Совете обсуждали уже не единожды, а то, о чем умалчивалось в официальных письмах, Заганосу поведали осведомители. И из всего известного следовало: беды не миновать. Некогда огромное и могущественное государство давно уже утратило большую часть своих земель, а не так давно финикийский Сенат потерял власть еще над несколькими городами, которые якобы «добровольно, по согласию всех жителей» перешли под руку балтрейнского императора. Да и немногим оставшимся еще под управлением Сената землям грозила опасность. Сенаторы заботятся о собственном благе больше, чем о благополучии и защите народа, взятки достигают просто безумных размеров, богачи пируют дни и ночи напролет, не думая о том, что будет, если однажды Балтрейн объявит Финикии войну.

«Они предполагают, что Венедик придет им на помощь», - говорил Салуджа-паша. – «Магистр Константин считает Золотой договор, заключенный сорок лет назад при доже Роберто Кандидо, нерушимым. Контракты, подписанные нынешним дожем, почти повторяют исходные статьи…».

Именно в этом «почти», по мнению Заганоса, и таился главный подвох. Слишком многое нужно изменить в нынешней Финикии, и слишком дорого обойдется защита государства, истощенного бездарными правителями, от такого сильного противника, как Балтрейн. А дож Антонио Луччио ничего не делает даром и ради выгоды готов на всё.

Заганос не рассказывал на Совете о том, какой секрет дожа узнал от своего человека в Финикии, и не собирался подобное ни с кем обсуждать, потому что всё, касающееся связи ни-шан – очень тонкая материя, очень личное дело…

После случившегося с Шарой он тем более склонен был остерегаться всего, что связано с чужой магией душ. Но как бы там ни было, он _знал_, и этот секрет очень многое говорил о доже как о личности.