— Блин, я бы тоже хотел что-нибудь делать, но гибкость — мое второе не я, — сообщил я Хосоку.
Сначала Чон подразнил меня: «Молчи, спичка!», а потом разгорелся желанием поставить меня на руки.
— Ну, это же просто! Разгоняешься хорошенько и прокручиваешься, — учил меня Хосок, а мне было непонятно.
Хосок закатил глаза, разогнался и зашел на «колесо», но в последний момент убрал руки. Его ноги просвистели в воздухе, описав окружность, и снова уперлись в песок. И все это без опоры!
— Я так никогда не смогу, — обреченно вздохнул я.
— Сможешь! — Хосок потащил меня за руку на самое мелкое мелководье. Около десяти минут Чон пытался поставить меня на руки, крепко держа меня за ноги. Я смешно дрыгал своими задними конечностями и орал:
— Отпусти, я уже не хочу!
— Тогда давай мостик назад!
— Ты меня сломаешь!
— Ты его слома-аешь! — Чимин тоже переживал за мой позвоночник. — Покушайте!
Чимин все это время рисовал. Он всегда рисовал. Похоже, рисование его увлекало больше, чем что-либо еще.
— А я… — Я решил бросить Хосоку вызов. — А я тоже кое-что умею.
— И что же? — Мой друг уже тяжело дышал и поэтому оперся на мое плечо, сложив на нем обе руки.
— Это не так впечатляет, наверное, — я побродил в воде, выискивая на дне какой-нибудь плоский камушек. Дно, как назло, было чистым. Но мне все же удалось найти подходящий камешек.
— Я знаю, что ты будешь делать, — заявил Хосок. — Ты будешь пускать блинчики.
— Ага, — в моем голосе не звучало разочарование. Хоть мой замысел и раскрыли, я все равно еще надеялся удивить своих товарищей.
— Я тоже знаю, как это делается, — похвалился Хосок.
Я украдкой улыбнулся, замахнулся рукой, словно дискобол, и метнул камень изо всех сил. Тот начал подскакивать, описывая в воздухе ровные дуги, а потом быстро-быстро побежал по водной глади, пока не прилетел к противоположному берегу. Глаза Хосока с каждым скачком камня становились все круглее и круглее; он даже считал, сколько раз камень подпрыгнет.
— 19 раз! — Возопил он. — Ничего себе! А притворяешься, что у тебя руки слабые! А ну, быстро сделал колесо!
Я с самодовольной улыбкой отправился искать похожий камень со словами:
— Лучше ты покажи, как блинчики запускаешь, — я протянул Хосоку камень.
— Сейчас как запущу! — Пригрозил мне Чон, пригибаясь к воде и будто прицеливаясь. Он метнул камень со всего размаху, но тот лишь прыгнул по воде три раза и скрылся под водой на мелководье.
— Вот блин!
Я засмеялся, а Хосок подпрыгнул и попытался шутя ударить меня ногой с «вертушки», но я вовремя уклонился. Чимин уже настойчивее звал нас «к столу», отложив в сторону свой альбом и карандаши. Хосок пропрыгал до Чимина, опираясь то на ноги, то на руки, и эффектно приземлился на подстилку.
— У тебя теперь руки грязные, — Чимин укоризненно покачал головой. Хосок надул щеки и стал скрупулезно обтирать руки влажными салфетками, которые всучил ему Чимин. Меня уже разморило на жаре, поэтому я, дойдя ленивым шагом до циновки, разлегся на ее краю на животе, подпирая голову рукой и не собираясь больше никуда вставать. Чимин соорудил нам бутерброды, и мы с Хосоком принялись с удовольствием их поглощать.
— Что рисовал? — Хосок бесцеремонно взял в руки альбом Пака и начал листать его.
— Египетские скульптуры, — смущенно сказал Чимин, напрягаясь от того, что кто-то взял его вещь.
— Класс, — прокомментировал Хосок, дожевывая свой бутерброд, ложась поперек подстилки и плюхаясь головой на мою спину.
— Больно, дурак, — проворчал я, потягиваясь, как кот.
Мы вдвоем совершенно вытеснили Чимина с циновки, и мальчик, наконец, поднялся на ноги, направляясь к воде. Пак осторожно пощупал воду.
— Теплая… — Чимин прошелся по воде ногами, размышляя о чем-то своем. Потом он начал пританцовывать, напевая что-то себе под нос.
— Ишь, пошел в пляс, — усмехнулся Хосок, поворачиваясь на бок и наваливаясь на меня не только головой.
— Ты же тоже умеешь.
— Ничего я не умею.
— Ты классно танцуешь.
— Все ты врешь, Юнги. Ты злой критик, как ты можешь такое говорить?
— Ты меня совсем не знаешь, — усмехнулся я. Хосок обхватил руками мои плечи, кладя подбородок на мою макушку.
— У меня есть время узнать.
Чимин оглянулся на нас. Его просторную белую рубашку пронизали лучи солнца, волосы растрепал легкий ветер. Пак сложил руки на груди, обхватив пальцами свои локти, и переступал с ноги на ногу.
— Вы такие милые.
Я нахмурился и повел плечами, пытаясь стряхнуть с себя руки Хосока. Тот лишь крепче обхватил мои плечи и принялся за свои обычные игры, которые я просто ненавидел, но, даже несмотря на них, любил Хосока. Паренек принялся дуть мне в уши и щекотать меня. Я заворчал.
— Отста-ань! — Жалобно протянул я, а Хосок заверещал:
— Чимин, помоги мне!
— Не вздумай, Чимин!
Чимин же собирался уже бежать к нам. И тут что-то остановило его. Мальчик уткнулся взглядом в песок.
— Тут кузнечик тонет, — сказал Чимин, присаживаясь на корточки, чтобы спасти бедное насекомое.
Хосок слез с меня и пошел к Паку.
— Чимин, тут еще один… Мы имеем дело с массовым самопотоплением кузнечиков!
— Их просто ветром занесло, наверное, — мои друзья вдвоем собирали кузнечиков по кромке берега. Я тоже пошел к ним, захватив с собой пластмассовый пенал Чимина, предварительно высыпав из него ручки и карандаши.
— Посадите их сюда и выпустите наверху, в траве, — сказал я, ставя коробочку перед Хосоком и Чимином. Пак, святая душа, даже не возмутился тому, что я собираюсь таким образом использовать его вещь. Даже наоборот, он с энтузиазмом посадил всех кузнечиков в свой пенал и побежал по тропинке наверх.
Мы с Хосоком вернулись на подстилку и играли до его возвращения в «камень-ножницы-бумага». Кто побеждал, тот давал задание проигравшему. Даже в такой простой игре у нас произошла маленькая размолвка.
— Почему бумага накрывает камень? — Возмутился я. — Это неправильно. Ведь камень может придавить бумагу.
Хосок посмотрел на меня, как на дурака.
— Бумага должна накрывать камень. Таковы правила.
Чон на первых порах совершенно не умел пресечь ссору на корню, он был уперт, как баран. А я имел принцип: во всем нужно сомневаться, иначе какой из тебя умный человек? Я взбунтовался:
— Глупое правило. Камень тяжелее бумаги, ты не понимаешь?
— Раз так придумали, значит, так нужно! — Не уступал мне Хосок.
— А я не буду так играть, это тупо.
— Ты предлагаешь заменить камень и бумагу? Ладно, давай тогда будут картошка и капустный лист.
— Какая разница? Ой, все, я так не играю, — плюнул я. Мы сидели в молчании, Хосок поджал губу и нахмурил брови. А потом вдруг он мне и говорит:
— Слушай, а ведь правда.
Я восторжествовал.
— Вот!
— Давай теперь камень будет придавливать бумагу. Это будет наше правило.
На том мы и условились. Мы снова начали играть, загадывая всякие глупости. Но я заметил, что наша выдумка была совсем невыгодной. Теперь выходило так, что камень и ножницы тупил и бумагу придавливал.
— Нет, не получается что-то, — я разочаровался в своей идее. — Теперь камнем все можно победить что ли?
Хосок медленно кивнул, в упор глядя на меня. А я продолжил свои размышления:
— Так что же это выходит? Все было учтено? Смотри… — Я принялся помогать себе движениями рук. — Камень тупит ножницы. Так? — Хосок глазел на меня. — Ножницы режут бумагу. А бумага, в свою очередь…
В наших головах сложилась цепочка. Хосок был в шоке, я тоже.
— А я никогда об этом не задумывался, — пораженно прошептал он. — Юнги, ты голова!
К нам вернулся Чимин.
— Чего вы кричите? — Спросил он. Мы набросились на Чимина с рассказом о своем открытии, перебивая друг друга. Чимин ровным счетом ничего не понимал. Но когда понял, долго смеялся. Его смех в конец примирил нас с Хосоком. Мы сели на циновку и играли теперь все вместе.