— Не-ет!

Мелькор упал на колени. Он хотел броситься к ним, спасти, помочь и защитить, но волшебные оковы крепко связывали пленника, и с каждой его попыткой выбраться, сжимались еще сильнее.

Стоял сильный гул — точно сама Арда скорбела по этой потере. Вокруг вместе с каменной крошкой носилась золотая пыль. Она оседала на лицах валар и самого Мелькора, обращаясь в мелкие капли алой крови.

В последний раз взмахнул Тулкас мечом, и маленький город, скрытый в тени Утумно, объяло пламенем — холодным и вспепоглощающим, с громким треском рухнула наземь последняя башня Утумно. Мелькор успел лишь бросить последний, затуманенный слезами взгляд на полыхающие руины, а потом все растворилось во Тьме — Изгнанник вновь возвращался домой сквозь бескрайние пучины ледяной Пустоты. И эхом в голове звучали слова брата, брошенные напоследок:

— Вот оно, Мелькор — твое Негасимое пламя.

========== Глава 10. Заточение ==========

Они вновь стояли рядом и, как тогда, смотрели на него: одни — с нескрываемой злобой, другие — с любопытством, а кто-то — и с состраданием. Светлые валар, так жестоко уничтожившие целый народ, снова собрались на суд. Но на этот раз Мелькору было все равно. Он не собирался молить о прощении и клясться в верности Изначальному. Шум голосов и яркий свет сводили с ума, боль потери не заглушали даже раны от цепей.

Валар спорили, что-то обсуждали, но их голоса доносились точно из-за запертой двери, откуда-то издалека. Мелькор безучастно смотрел вдаль, даже не пытаясь освободиться или заговорить с ними. Ему хотелось только одного — исчезнуть. Забыться.

— Что же ты, ничего не скажешь в свое оправдание? — спросил Тулкас громоподобным голосом, заговорил так, что все вокруг невольно вздрогнули.

И тут он заговорил. И на удивление многих голос его был ясным и звонким, будто бы не пленником пришел он в Небесный чертог. Мелькор, старший сын Илуватара окинул взглядом собравшихся.

— Я не стану искать себе оправданий, потому что нет моей вины перед вами. Я не сделал ничего. А вы? Что можете сказать вы?

Среди валар пронесся возмущенный ропот.

— Посмотрите, вы, те, кто зовет себя воинами света! — вдруг громко сказал Мелькор. — Посмотрите, вы все в крови, но кровь не ваша, это кровь детей, убитых вами за ваше праведное дело! И ради чего вы уничтожили тех, кто не желал вам зла, кто почитал и любил вас? Ради справедливости? Мести? Или чьей-то зависти?

Два брата, ставшие врагами, смотрели друг на друга в наступившей тишине.

Валар молчали, не в силах ответить. Тулкас хмурился сильнее всех, сжимая остаток цепи, которой пленил сильнейшего из всех детей Илуватара.

— Во имя какого добра ты, Сулимо, убивал детей? — с презрением бросил Мелькор. — Почему не сразился со мной, ведь только меня ты видишь своим соперником.

— Ты бросаешь мне вызов? — грозно спросил Манве.

— Теперь — да. Осмелишься ли ты принять его? Или твой меч снова дрогнет над моей головой? Что же ты молчишь?

— Я не стану убивать тебя, Мелькор. Мне это не по силам, не я давал жизнь, не мне и отнимать ее.

— Тогда зачем… — в мгновение ока Мелькор очутился рядом с братом и точно возвысился над ним, приведя в ужас остальных валар. — Молю тебя, скажи, зачем ты уничтожил эльфов?

— Потому что это было неправильно, — с нескрываемой злобой ответил Манве. — Потому что им не было дано жить, а тебе не дано было творить.

И Мелькор вдруг отступил, сраженный такой прямотой и жестокостью, с которой были сказаны эти слова. Силы будто бы покинули его, уступив холодным волнам отчаяния и горя.

— Ты отправишься в Чертоги Мандоса, — холодно сказал Манве. — И если сознание твое не растворится в Ничто, быть может, однажды тебе будет позволено вернуться в наши ряды. Так сказал Изначальный.

«Ты одинок».

Голос пришел из небытия. Сначала он был едва различим среди симфонии звуков, приходящих из воспоминаний, терялся в сотнях других голосов. Но со временем он стал настойчивее, громче и требовательнее. Если раньше Мелькор не мог разобрать ни слова, то теперь этот вкрадчивый, тихий и ласковый голос стал постоянным гостем в его ночных метаниях. Он жил собственной жизнью, отделившись от снов и став частью реальности. Той реальности, которая существовала за Вратами Ночи. В Ничто.

«Ты сделал слишком много ошибок. Тебе нет прощения. Нет места ни в этом мире, ни в том».

«Уходи», — Мелькор стремился отстраниться от этих слов, что закрадывались в душу, оставляя в ней зияющие дыры. Но голос не исчезал. Напротив, он точно становился громче, заглушая разум.

«Я не знаю, что мне делать. Я хочу раствориться в Ничто, хочу исчезнуть вместе с моими воспоминаниями и моей болью», — отвечал он неведомому гостю.

«Ты лжешь, Мелькор…», — шептал голос в ответ. — «Ты уже давно решил, ты знаешь, чего ты хочешь, иначе ты бы не боролся с безумием и страхом… Только ты зря сопротивляешься, зря пытаешься отвергнуть то, что уже есть…».

— Нет… Уходи. Уходи, убирайся…

«Когда у тебя будет достаточно сил, ты перестанешь бороться…», — голос становился сильнее, а Мелькор чувствовал, что будто растворяется в нем. — «Подумай, Мелькор. Подумай о том, что они сделали с тобой… Разве Манве — старший сын Илуватара? Разве Манве наделен силой, которая уступает лишь силе Единого? Так почему ты позволил запереть тебя здесь, словно цепного пса?».

— Теперь это не имеет значения. Он мой брат, но он так же как и я подчиняется воле Всевышнего.

«Тогда вспомни, что твой брат сделал с теми, кого ты любил… Разве мог Великий сделать своего сына посланником смерти? Мог ли он приказать отправить в небытие жизни невинных детей? Он сделал это потому, что понял, что слабее тебя… Они могли бы жить, Мелькор».

— Не-ет!

Мелькор вздрогнул и проснулся от звука собственного голоса, пронзившего тишину, наполнявшую бесконечность. Он чувствовал, что лицо вновь намокло от слез, а сил стало еще меньше, чем прежде. Теперь он даже не мог развоплотиться, вновь принять облик бестелесного духа — так было бы проще коротать века заточения. Но тогда бы он быстро растворился в Пустоте, слившись с ее бесконечностью. И ни осталось бы ни чувств, ни воспоминаний — конец, который должен был стать началом. На это и надеялись валар, отправляя его, старшего сына Илуватара, в черную бездну. Однако они просчитались — Мелькор уже и не помнил, каково это — быть бестелесным духом, эфемерным воплощением Разума и Мысли. Нет, годы, проведенные в Арде научили его ценить возможность чувствовать, даже если порой это не приносило ничего, кроме страдания.

Такого никто из валар не мог предвидеть. И теперь Мелькор устало лежал на земле — по крайней мере, он думал, что это была земля, но ведь в Пустоте не существует ничего, кроме того, что ты сможешь придумать сам.

Мелькор тяжело дышал, изо всех сил стараясь отогнать наваждение. Он открыл глаза и к удивлению своему увидел рядом темную фигуру, которая, казалось, существовала и не существовала одновременно. Тень смотрела на него слепыми глазами, в которых собрался весь свет Эа.

Он снова проснулся от звука собственного голоса.

Ему вновь приснился тот день, когда пала Утумно, снились дома, объятые пламенем, грохот рухнувшей башни. Он слышал сквозь сон, как кто-то зовет его по имени, а где-то вдалеке второй голос просит о помощи. Он мчался сквозь огонь, пытаясь кого-то спасти, сделать… Хоть что-нибудь.

«Поздно», — раздался знакомый и пугающий голос. Мелькор посмотрел на свои руки — они были в крови.

Он открыл глаза и с жадностью стал всматриваться во тьму, которая с недавних пор стала его спасением.

— Тебя снова мучают сны, — тихо сказал Феантури.

Мелькор устало посмотрел на единственного своего посетителя. Раньше он боялся Намо, боялся его пронзительного взгляда и того подобия формы, которую Феантури старался принять. Когда Намо явился в первый раз, Мелькор подумал, что окончательно сошел с ума, и даже попытался сразиться с ним, собрав остатки сил. Но вала сделал невозможное — он помог своему пленнику. В тот раз Мелькор впервые спал без снов.