Вот о чем побудила меня вспомнить старая марка в альбоме, сшитом из газетных страниц.

Там же, на одной из страничек военного альбома, я вижу три большие квадратные марки выпуска 1944 года. Я помню, как мы, мальчишки, охотились за этими марками, как ценили их. Они, эти марки, были посвящены десятилетию первой попытки прорваться в стратосферу. Эта попытка тогда, в 1934 году, окончилась трагически. Гигантский воздушный шар, поднявшийся в стратосферу, потерпел катастрофу. Федосеенко, Васенко, Усыскин — мы хорошо знали фамилии этих мужественных людей, смело пошедших на риск и отдавших свои жизни во имя постижения загадок околоземного пространства. Даже невероятно тяжкие годы войны не затмили память о первых героях-стратонавтах. И, всматриваясь сегодня в те старые марки, в лица, изображенные на фоне белого стратостата, рвущегося ввысь, невольно думаешь: как же далеко мы шагнули! Многомесячная работа на космической орбите, выходы в открытый космос, научные эксперименты, проводимые на космических орбитальных станциях, — все это стало не только выдающимися событиями, не только впечатляющими достижениями нашей науки, но и привычным делом, повседневной работой. И это, пожалуй, самое знаменательное.

Но если уж зашла речь о космосе и его покорителях, то самое время рассказать о третьем моем альбоме.

Этот альбом появился у меня сравнительно недавно. Нет, повторяю еще раз, я вовсе не претендую на звание филателиста-коллекционера. Но честное слово, очень трудно удержаться, чтобы не купить, чтобы не оставить себе на память марки с портретами наших мужественных космонавтов, с изображением стремительных космических кораблей или фантастических инопланетных пейзажей!

На одной из страниц этого, третьего, моего альбома взгляд мой всякий раз непременно задерживается на четырех ярких, словно бы светящихся, марках. «Аполлон — Союз», — написано на них. Два космических корабля сближаются на фоне голубого земного шара.

Это произошло больше десяти лет назад. Советский космический корабль «Союз» и американский «Аполлон» встретились, состыковались на околоземной орбите. Свершилось первое в истории человечества космическое рукопожатие отважных американских астронавтов и мужественных советских исследователей космоса.

Такие события не забываются. В Вашингтоне, в прекрасном Музее авиации и космонавтики, я сам, своими глазами, видел точную копию советско-американской космической станции «Союз — Аполлон», сам, своими глазами, видел, с каким неподдельным интересом, с каким радостным оживлением, с каким любопытством рассматривали американцы — и взрослые, и ребятишки — эту станцию.

Кстати, музей, о котором я говорю, расположен совсем недалеко от Белого дома, и, наверно, некоторым американским политикам, тем, кто сегодня старательно вынашивает планы «звездных войн», планы превращения космоса в арену военного соперничества, в поле боя, следовало бы почаще заглядывать сюда. Ведь именно мирное сотрудничество, будь то изучение космоса, или совместная борьба с болезнями, или охрана природы, по-настоящему достойно человека. Именно такое сотрудничество и предлагает наша страна Соединенным Штатам. За такое сотрудничество выступают и истинные ученые.

И как не понять, как не поддержать, например, известного американского астронома, профессора Корнеллского университета Карла Сагана, который мечтает о совместной советско-американской космической экспедиции на Марс. Полет управляемого космического корабля на Марс технически возможен, утверждает американский астроном, хотя может показаться дорогостоящим. Однако в действительности такая экспедиция обошлась бы намного дешевле, чем программа «звездных войн».

Десятилетия назад, пишет Карл Саган, Марс манил к себе советского ученого Константина Циолковского и его американского коллегу Роберта Годдарда. Ракеты, которые они изобрели, предназначались не для уничтожения жизни на Земле, а для того, чтобы перенести нас на другие планеты и звезды. Обе наши страны, пишет ученый, могут действовать во имя общих интересов, как это было в годы второй мировой войны, когда мы сражались против общего врага, и как это было в июле 1975 года, когда в космосе произошла стыковка американского корабля «Аполлон» и советского корабля «Союз».

Что ж, справедливые слова!

Кстати, в моем альбоме рядом с советскими марками, выпущенными в честь космического рукопожатия советских и американских космонавтов, наклеена и американская марка, посвященная этому событию. История ее появления в альбоме тоже примечательна.

Ее мне подарил знакомый биолог. А он, в свою очередь, получил ее от своего американского коллеги. Американский ученый в своем письме рассказывал о своих новых работах, интересовался трудами советского ученого. И на конверт со своим письмом он, — наверно, не случайно! — наклеил марку с изображением космической станции «Аполлон — Союз»…

Я листаю страницы альбома, и марки словно бы говорят со мной, словно бы спешат рассказать каждая свою историю.

Таков мой третий альбом. И я думаю: может быть, спустя много лет кто-нибудь возьмет его в руки с таким же волнением, с каким сегодня беру я свою самодельную тетрадку, где между марками военных лет отчетливо проступает газетный шрифт сводок Советского Информбюро…

Но это когда-нибудь потом, спустя годы. А сейчас я выбираю в почтовом киоске марки покрасивее, поярче, чтобы наклеить их на новогодние конверты с праздничными поздравлениями. Что пожелаю я своим друзьям? Ну конечно, того же, чего желают нынче все люди нашей планеты: счастья и мира.

месте с теми альбомами, о которых я только что рассказал, хранится у меня и небольшой потрепанный еще довоенного издания песенник.

«Дан приказ ему на запад…», «Песня о Чапаеве», «Орленок, орленок, взлети выше солнца…» — все это были песни моего детства, которые я любил, как никакие другие. Эти песни, песни революции, я всегда считал самыми главными. Но среди этих главных песен была одна самая-самая главная, которой и открывался старый песенник. «Интернационал».

С самого раннего детства для нас, тогдашних мальчишек, такие понятия, как «революция», «Интернационал», «Рот-фронт», были не только звучными словами — они были сутью и смыслом нашей жизни. Мечта о всеобщем человеческом братстве владела нами. Эту мечту я пронес через всю жизнь, она и сейчас со мной. И сохранить ее мне помогали многие люди, встречавшиеся на моем пути.

Не могу забыть встречу с африканцем, которая произошла в Москве лет пятнадцать тому назад. В то время страна, откуда приехал к нам этот человек, еще находилась во власти колонизаторов.

У африканца были очень худые с острыми локтями руки и серьезные, усталые глаза. Он отвечал на наши вопросы и сам расспрашивал нас о жизни в Советском Союзе, но выражение усталой озабоченности не сходило с его лица. И тогда одна девушка осторожно дотронулась до его коричневой руки и спросила: «Скажите: вот вы вернетесь к себе на родину, там могут узнать, что вы были в Советском Союзе. Вас могут схватить. Вы не боитесь?»

Африканец внимательно выслушал переводчика. И вдруг мы увидели, как изменилось, как словно бы вспыхнуло его лицо. Он заговорил быстро и горячо. И еще раньше, чем переводчик успел перевести то, что говорил наш гость, мы услышали, как прозвучало слово «революция».

«Нет, я не боюсь, — сказал африканец. — Это борьба. И в борьбу не вступает тот, кто боится. Мы — революционеры. И мы будем бороться до конца».

Больше я не видел этого человека и не знаю, как сложилась его судьба, даже не знаю его имени. Но я навсегда запомнил, как осветилось его лицо, когда произносил он эти слова. Уже позже, встречаясь с другими людьми, из других стран, где тоже полыхала борьба за свободу, я не раз замечал, как ложился на их лица тот же свет, когда звучали слова «борьба», «революция», «свобода».