Как-то в один из предновогодних дней я остановился на Невском проспекте возле стеклянного почтового киоска. В киоске продавались марки, конверты и открытки, и я, рассматривая их, решал, что лучше выбрать для новогодних поздравлений своим друзьям.
Я не отношусь к числу заядлых коллекционеров и уж тем более не могу считать себя особым знатоком филателии, но каждый раз, когда я разглядываю разноцветное марочное богатство, во мне вдруг словно оживает маленький мальчишка из далекого, довоенного времени.
Тогда, как раз под Новый, 1940 год мне подарили старинный иллюстрированный альбом для марок. Видно, этот альбом уже не раз менял своих хозяев, прежде чем добрался до нашего дома. Помню, меня он поразил своей роскошной, тисненной золотом обложкой, буквой «ять» и твердым знаком в окончании слов, то и дело попадавшимся на его страницах в названиях стран, и датой, которая стояла на титульном листе: «1901 годъ». Выходит, альбом этот был ровесником века.
Каким-то чудом сохранился альбом и во время Великой Отечественной войны, не исчез, не пошел на топливо в блокадном Ленинграде, и теперь я тщательно берегу его как память о детстве.
Переплет его изрядно потерся, потускнел и уже не выглядит таким сказочно роскошным, каким казался мне прежде, да и марок в нем осталось совсем немного: часть пропала во время блокады или пришла в негодность, часть я сам уже позже раздарил друзьям-коллекционерам. Но дело не в этом: мне дорог и интересен этот альбом сам по себе.
Я листаю его пожелтевшие плотные страницы, как листал их когда-то в детстве, и с этих страниц на меня смотрят отпечатки, изображения марок тех государств, которых нынче уже нет и в помине, и тех колоний, которые давно уже превратились в свободные страны, смотрят надменные лица королей, королев и прочих властителей, давно уже либо свергнутых, либо просто забытых…
«Испанская Вестъ-Индия», «Британское владение», «Нидерландская Индия», — читаю я заголовки на перелистываемых страницах. О многом могут рассказать страницы альбома. Выразительнее всякого учебника истории они рассказывают о том времени, когда империалистические державы алчно делили между собой колонии, когда едва ли не к каждому названию африканской или азиатской страны обязательно добавлялось: «британское владение», «бельгийское владение», «испанское владение».
А вот еще одна страница. «Португальские владения» значится на ней. Ангола, Гвинея, Мозамбик. Короны — символ владычества Португалии — и аккуратненькие идиллические хижины среди сочной зелени, резвящиеся зебры, жирафы и прочие экзотические животные изображены на марках. Хорошо помню, как мы, мальчишки, подолгу рассматривали эти заманчивые картинки.
Но уже тогда мы, ребята, знали, что марки эти не говорят правды о колониях, марки лгут. Африка всегда, с самого детства, волновала нас. Человеку было достаточно иметь черную кожу, чтобы он вызвал у нас симпатию, чтобы мы считали его своим товарищем, другом, братом. Ибо с мальчишеских лет мы были за тех, кто угнетен, кто бесправен, кто борется за свободу.
Немало времени, упорной борьбы и жертв понадобилось для того, чтобы и Индия, и Ангола, и Мозамбик, и многие, многие другие страны стали не чьими-то заморскими владениями, униженными и порабощенными, а свободными, независимыми государствами. Я листаю страницы старинного альбома и, кажется, наяву слышу гул ветра Истории, гул ветра Свободы.
Да, о многом может рассказать старый альбом.
А рядом с ним столь же бережно хранится мной совсем невзрачная на вид тетрадка, сшитая суровой ниткой из газетных страниц.
Это тоже альбом, альбом для марок. На его страницах без труда даже можно разглядеть дату и название газеты: июль, 1944 год, «Ленинградская правда».
В то время еще не хватало бумаги, и я, 12-летний подросток, сшил альбом для марок из газетных страниц. Между наклеенными марками с изображением орденов Кутузова и Суворова, между марками, посвященными подвигу двадцати восьми гвардейцев-панфиловцев и Зои Космодемьянской, ясно читаются газетные строки: «…северо-западнее города Полоцк наши войска с боями продвигались вперед и заняли более 30 населенных пунктов…».
В те дни, когда я мастерил этот альбом, когда огорчался, что нет под руками более подходящей бумаги, я, конечно же, не думал, что именно эту газетную тетрадку, сшитую нитками, буду держать сегодня в руках с особым, волнующим чувством, что именно эта тетрадка станет сегодня пусть малым, но все же свидетельством истории, памятью войны и Победы…
В этом самодельном альбоме на самой последней его странице аккуратно наклеена красивая марка, на которой скрестились три флага — Советского Союза, Соединенных Штатов Америки и Великобритании. Эта марка была выпущена в честь антифашистского боевого союза, разгромившего гитлеризм, того самого боевого союза, о котором кое-кто за океаном ныне всячески старается забыть.
Глядя на эту марку, я вспоминаю историю, которую недавно рассказали газеты.
Бывают в жизни каждого человека такие события, такие минуты, которые навсегда, сколько бы лет потом ни минуло, остаются самыми важными, самыми главными и словно бы наполняют особым смыслом и значением все прожитые годы. Таким событием для американца Джозефа Половски стало то, что произошло 25 апреля 1945 года на берегу Эльбы.
В тот день Джозеф Половски находился в составе передового американского патруля и одним из первых увидел советских разведчиков, которые переправились через Эльбу.
Советские и американские солдаты бросились навстречу друг другу, они обнимались, крепко пожимали руки, что-то кричали. И радость их была понятна. Слишком многое означала эта встреча. Соединились наступавшие с востока советские войска и двигавшиеся с запада войска союзников. Близился конец войны. Всего две недели оставалось до полной капитуляции фашистской империи.
После войны Джозеф Половски вернулся к себе на родину, в Соединенные Штаты, работал шофером грузового такси, но никогда не забывал о главном дне своей жизни, о встрече на Эльбе.
Джозеф Половски мечтал о том, чтобы дружба и сотрудничество между двумя народами — советским и американским — крепли, чтобы никогда больше не повторялась война, чтобы на земле всегда царил мир. Все, что было в его силах, он делал ради этой цели.
«На Эльбе, — говорил он, — мы, американцы и русские, поклялись никогда не забывать друг о друге. Мы дали клятву посвятить нашу жизнь укреплению дружбы между нашими странами, чтобы не допустить впредь новой мировой войны».
Этой клятве Джозеф Половски оставался верен всю жизнь. И когда осенью 1983 года он узнал, что неизлечимо болен, что дни его сочтены, он написал завещание, в котором просил похоронить его на берегу Эльбы, там, где в 1945-м встретились советские и американские солдаты, сражавшиеся против фашизма. С этой же просьбой ветеран войны обратился в Белый дом и в военное ведомство Соединенных Штатов — Пентагон. Но Пентагон отказался оплатить похороны бывшего солдата. У Пентагона, щедро тратящего миллиарды и миллиарды на новые ракеты и ядерные заряды, не нашлось денег, чтобы выполнить последнюю просьбу ветерана. И это не случайно: Джозеф Половски давно уже вызывал раздражение американских властей своими призывами к миру и сотрудничеству с Советским Союзом.
Последнюю волю американского солдата исполнили его друзья и родственники. Его похоронили на берегу Эльбы, в земле, обильно политой кровью тех, кто сражался против фашизма. Сюда, чтобы отдать последние почести солдату, приехали не только его товарищи, ветераны войны из Соединенных Штатов, приехали и советские ветераны Великой Отечественной — те, кто в победном сорок пятом с боями пришел на Эльбу. И снова звучали здесь слова клятвы быть верными делу мира, делу дружбы между двумя народами.
На каменном надгробии на могиле Джозефа Половски изображены две руки, соединившихся в крепком пожатии. Таково было желание старого солдата, который когда-то здесь, на берегу Эльбы, радостно жал пропахшие порохом руки советских воинов. Теперь это рукопожатие навечно запечатлено в камне. Оно как бы говорит всем тем, кто хотел бы забыть уроки прошлого: дружба народов, дружба простых людей Земли сильна и надежна, она не даст разразиться новому военному пожару.
