Никогда на моей памяти столько не говорили о погоде. Радиоактивный полоний, развод Абрамовича, обвал доллара – темы второго, даже третьего сорта. Прогноз погоды – вот главная новость. Что происходит с климатом? Будет ли ноябрь теперь всегда совершенно бесснежным? И декабрь, что ли, тоже? Во Владимирской области пошли грибы, в Ботаническом саду, говорят, вот-вот зацветет сирень, одуревшая смородина дала почки. Из Норвегии шлют фотографии: дети гуляют по лугам в летних платьицах. А у нас, хоть и близко нет никакого Гольфстрима, температура ночью до плюс восьми, в середине-то декабря. Неужели такое возможно? Не ударят ли в качестве компенсации жуткие, невиданной силы морозы? Что будет с весной? Что будет с летом? Может, резко континентальный климат вообще кончился, и у нас теперь будет что-то вроде охлажденной Калифорнии или подсушенной Исландии? А тут еще эти магнитные бури на Солнце – как, ну скажите, как это все перенести? И известно ли вам, что депрессия – самая распространенная болезнь цивилизованного мира? Ну, во всяком случае, самая частая причина невыхода на работу? Известно, ой, как известно… Некоторые, правда, как-то бодрятся, держатся. Прекрасная погода, говорят. Прекрасная! Настоящий подарок. Хоть бы, говорят, и вообще не выпадал этот снег, кому он нужен. Все равно засыплют его солью, зальют реагентом, начнет таять, пачкаться, станет мерзкое месиво. Сейчас можно ходить в туфлях, в модных босоножках на меховом подбое, как в Италии, а выпадет этот ваш снег, так поди попробуй. Сапоги и точка. Скользкота, объявления «SOSульки!» на каждом фасаде, травмы, переломы, бытовое унижение, аварии на дорогах. То ли дело: плюс четыре, сухо, безветренно – красота. Нормальная европейская зима. Еще улицы бы мыли получше, а то пылюга, машину хоть каждый день мыть… Ну, вот именно – европейская зима как-то не очень получается. То есть она европейская, конечно, но какая-то немного средневековая, с грязнотцой – если отъехать хоть на пару кварталов от Третьяковского проезда.

Да и в Третьяковском, скажем прямо, могли бы мыть брусчатку получше. И… как вообще выглядит солнце, кто это помнит?

Если сегодня солнце вдруг не появится (ничего пока не предвещает), это будет уже пятьдесят третий день Больших Сумерек. Полярная осень, я же вам говорю.

Московские жители, кому не судьба срываться на время куда-нибудь в более приветливые широты и долготы, постепенно превращаются в кротов. Подслеповатые глазки, загребущие лапы, блестящая шерсть, подвижное рыльце – да это же наш коллективный портрет. Все, кто могут себе это позволить, полностью перешли на ночной образ жизни. Просыпаются часа в три-четыре, выглядывают на улицу одним глазком: все так же? Не раздвигая штор, переползают в ванную. Отмокают до пяти – а там уж, глядишь, совершенно стемнело. За окном черно, а в доме свет – это нормально, уютно, по-человечески. Темные улицы, огоньки машин, витрины и вывески, какие-никакие новогодние украшательства – даже весело. Грязи, опять-таки, не видно. Как в старой шутке, которую любит мой папа: «Не видела, где моя черная рубашка? – Она грязная. – Она не может быть грязной, она черная!» Носить черное – самый дешевый способ выглядеть элегантно, это все знают. Так же и с моим родным городом – ему к лицу темнота. У теоретиков градостроения есть термин «плазма», означающий всякую мелкую городскую движимость – так вот, в темноте сегодняшняя московская плазма выглядит куда наряднее, чем днем. Никакого сравнения! По ночному бесснежному городу приятно ездить и приятно гулять. Темнота – это вообще нормально; темнота – друг молодежи. Сумерки – вот что тревожно. Особенно если в сумерки просыпаешься, в сумерки выходишь из дому, в сумерки завтракаешь и в сумерки обедаешь. Почему-то в помещении эта заоконная сумеречность угнетает даже сильнее, чем на улице. Там хоть какой-то естественный свет, а дома приходится жечь лампы с утра до вечера, по углам тревожные тени, и все белое выглядит серым. И от этого, конечно, депрессия – так объясняют нам медики. А другие медики им возражают, что все эти страдания от недостатка солнца – больше самовнушение. Насчет самовнушения готова согласиться, но только это не выручает. Самовнушенная депрессия ничем не легче той, которая вызвана объективными причинами; даже наоборот… Не утонуть бы в этих мутных, сумеречных мыслях. Как сказал кто-то из великих: чувствую себя, как вареные раки, только вареные раки наверняка соображают лучше меня. Но ничего, ничего! Снег все равно когда-нибудь выпадет, и солнце выкатится на небо, как золотой апельсин на голубую тарелочку. И тогда уж мы сумеем обрадоваться этому снегу и этому солнцу, так обрадоваться, что – ух! Не хуже каких-нибудь итальянцев, которые на Новый год специально ездят в Прагу, чтобы своими глазами увидеть, какая она – знаменитая russkaja zima.

Есть несколько общепринятых способов поедать икру. С блинами и густой сметаной. На бутерброде с мягким белым хлебом. На горячем тосте. Согнутой визитной карточкой, как в старом советском фильме. По-американски – с мелко нарезанным сырым луком и накрошенным яичным белком (самый абсурдный), слизывая с тыльной стороны собственной руки (как делают эксперты-кавьярщики) или с груди специально нанятой для этой цели девушки (хит русских икорных вечеринок в окрестностях Ниццы). Или, наконец, просто ложкой. Икра прекрасно дружит не только с ледяной водкой, но и с сухим шампанским, а однажды я заказала в мюнхенском ресторане картофельный суп, щедро заправленный шампанским и черной икрой. Это был особый ресторан, его специализацией были гурманские блюда из картофеля. Удивительная, чисто немецкая честность: на первый план выпячивать не икру, которая присутствовала там, между прочим, в половине блюд, не фуа гра и прочие трюфели, а именно картошку. Похожим образом поступали родители моей подруги Анечки:

они подмешивали ей икру, которую она ненавидела, в картофельное пюре, которое, наоборот, очень любила. Тогда черная икра считалась диетической едой, полезной для детей. Но нормальные дети инстинктивно ненавидят все странное, неочевидное, пахучее и, в частности, то, что американцы называют too fishy («слишком рыбное»). Я была, по всей видимости, не очень здоровым ребенком, «с извращениями вкуса»: отказывалась от всего, кроме крыжовника, черных черствых горбушек, клюквы в сахаре и селедочных хвостов. Икра мне тоже, в общем, нравилась – маленькие шарики прикольно лопались во рту, почти как клюковки, а вкусом и запахом напоминали селедку. Но мне редко давали икру в чистом виде, а тоже подмешивали в картофельное пюре, но с обратной целью: выбирая ложкой черные крапинки, я съедала хоть немного «человеческой еды», и родители меньше боялись, что я у них умру голодной смертью.

Мои дети, кстати, не выражают по поводу морских деликатесов никакого восторга, но обожают жареную и печеную картошку – это внушает оптимизм.

Икра – такая вещь, которую принято любить не инстинктивно, а осознанно. Не как еду, а как часть культуры роскоши; воспринимать ее в комплексе со всеми сопутствующими мифами. И не любить ее – тоже осознанно. «Фу, рыбьи яйца!» – это реплика дикаря. Как Василий Иванович из анекдота: «Спасибо тебе, Петька, за водку – хорошая водка, вкусная. А чернику твою, извини, выбросил – мелкая и рыбой пахнет!» Другое дело отказываться от икры просвещенно, выражая таким образом протест против варварского истребления осетровых рыб. Или против социального неравенства – хотя тут все довольно скользко… Да и с отказом от икры из экологических побуждений тоже не так однозначно. Не лучше ли наоборот – эскалировать спрос на дорогостоящий деликатес? Может, тогда с берегов Волги выведут адские химические предприятия, и снимут плотины, и река опять станет чистой, и реально великой, и по ней опять поплывут гигантские полуторатонные рыбины-белуги, которые способны, в принципе, прожить больше ста лет, но нашими с вами усилиями уже чуть ли не повымерли?.. Но что, интересно, думают на этот счет работники тех самых химических предприятий, которым тоже, между прочим, надо кормить своих детей, если не икрой, то хотя бы картошкой? И что важнее человечеству – каспийская икра или каспийская нефть? Или вот: если закрыть Волгоградскую ГЭС и снять с Волги все плотины, рыбам сразу станет много-много лучше, но откуда возьмется тогда электричество? Чувствую себя дурой – у меня нет четкого ответа ни на один из этих вопросов. Я по-прежнему люблю икру и равнодушна к картофельному пюре. Конечно, больно думать о том, как гибнет прекрасная Волга, но мне кажется, если бы лично меня заставили сидеть без электричества, я бы осатанела. Есть совсем необязательные вещи, без которых человечество и каждый отдельный человек может прекрасно прожить, – вот, икра. Но именно эти вещи будоражат воображение и помогают задать какие-то довольно важные вопросы – ну, хотя бы себе.