© Катя Метелица, 2007

© ИД «Независимая газета», 2007

© ООО «Издательство «Этерна», оформление, 2007

Замечательная новость: в Дании и Швеции, где давно уже запрещено прилюдное курение, теперь дискутируется вопрос о запрете на употребление в общественных местах сильнопахнущих парфюмерных средств. Права астматиков, аллергиков и просто граждан с чувствительным обонянием должны быть соблюдены.

Я вот думаю: хотела бы я жить в стране, где законодательно запрещены сильные запахи? Да мечтала бы. Этот закон – он для меня, в моих интересах. Я никогда не сажусь в машины, где висит мерзкая штучка, так называемый «ароматизатор воздуха в салоне», а если приходится – страдаю, вплоть до требования аварийной остановки. И я совершенно понимаю своего папу, для которого «женщина, которая душится Маже Нуар» означает крайнюю степень отвращения. При виде баллонов-спреев у меня подкатывает тошнота и начинают слезиться глаза. При виде, подчеркиваю, даже не при запахе. А просто у меня тяжелая биография – отношения с парфюмами никогда не складывались. В восьмом классе я пришла в гости к однокласснице, у нее мама работала акушером-гинекологом, и я ухитрилась пролить на их бархатный диван огромный флакон шикарных духов Clemat, подарок благодарной пациентки. Крепчайшим шипром отчаянно пах престарелый родственник, который норовил при каждом случае прижать меня к себе самым возмутительным образом. А на заре первой беременности (я даже об этом точно не знала, думала, что тошнит от жары) мне пришлось пользоваться одной ванной комнатой с женщиной, которая каждый раз густо-густо забрызгивала помещение дезодорантом и лаком для волос – уэээээээээ. Как выяснилось, она в этой ванной тайком покуривала, а патриархальный муж не должен был знать. Интересно, о чем еще ее муж не догадывался. Не удивлюсь, если эта красавица – типичная южнорусская Катерина Медичи – впоследствии подсунула ему отравленных грибков: женщина, способная маскировать сигаретный дым лаком для волос, способна, в принципе, на любое преступление. Хотя и личность тихушника-мужа, который держал жену в такой строгости, тоже, знаете ли, вызывает… Ну, послушайте. Я правда очень не люблю сильные и ядовитые запахи. От табачного дыма у меня болит голова, и токсикозоподобная реакция на парфюмированные дезодоранты и лаки-спреи осталась, похоже, на всю жизнь. Я искренне ненавижу людей, которые регулярно закидывают лестницу в моем подъезде белыми вонючими окурками. Я бы тайно радовалась, если б кто-то искоренил не только Маже Нуар и Олд Спайс, но и радио «Шансон», электропилы, газонокосилки и кофейные машины. И пенопласт! Как многих неврастеников, меня до дрожи мучает скрип пенопласта. Однажды я с трудом сдержалась, чтобы не прибить чужого ребенка, который крутился вокруг, когда я гуляла с коляской, и упорно рисовал на тротуаре кресты и стрелки куском крошащегося пенопласта – мерзкого, визжащего, страшно даже вспомнить, до сих пор сводит зубы… Если уж говорить всю правду, сильный ветер тоже плохо действует на мои нервы. Возможно, мне надо принимать бром или лечиться электричеством. Но я все же отдаю себе отчет в том, что не существует способа законодательно запретить ветер. И чем больше я думаю об этом, тем больше понимаю: законодательно запретить запахи невозможно тоже. И не знаю, каких препятствий тут больше – этико-моральных или чисто технических.

Какое количество молекул пахучего вещества на кубатуру будет принято за допустимую норму, а какое признают «навязчивым» и «нарушающим общественный порядок»? А вот ароматизаторы воздуха в салоне, мои главные враги – они же официально созданы для уничтожения дурных запахов (бензина, табака, тормозной жидкости) – как доказать, что их собственный аромат в тыщу раз гаже? Или, опять-таки, насчет парфюмерии: против кого, в сущности, был бы направлен этот запрет – против грасских и парижских парфюмеров? А может, дешево и сердито наодеколоненных южан-гастарбайтеров? Или дело обернется торгово-экономическими войнами между старой парфюмерной индустрией (где духи пахнут так или иначе духами) и новейшими веяниями – когда во флакончики разливают ароматы снега, пустыни, тумана, августовского дождя, глаженого белья, перца, пекарни, леденцов, чая со сгущенкой или просто начисто, до скрипа вымытого мочалкой тела… А еще ведь можно играть в несознанку: «Какой еще парфюм, командир? Да это естественный аромат моего эпидермиса, я с рожденья пачулями пахну!» Мне кажется, это может стать любимым видом спорта среди асоциального элемента – хулиганов, идиотов, художников, подростков. Вообще вырисовывается удивительный сюжет, новая антиутопия: государство, где тайное/явное употребление мирры, мускуса и амбры является актом нонконформизма, а то и диссидентства. Ваши пальцы пахнут ладаном, мой товарищ по борьбе… Хотела ли бы я жить в таком государстве? Ну, да. Но только я наверняка дружила бы с теми, кто пользуется духами, вот в чем тупость.

У жителей Красноярска проблемы – город заполонили полчища божьих коровок. Я слышала это утром по радио, когда ехала в такси, а вечером обнаружила эту новость в Интернете, причем ее перепечатывают все подряд.

Представители животного мира становятся ньюсмейкерами не слишком часто, для этого им надо буквально вылезть вон из шкуры. Собаки Лайка, Белка и Стрелка летали в космос. Овцу Долли клонировали. Кит-бутылконос заплыл в Темзу. Дельфины выбрасываются на берег – никто так и не выяснил, зачем, но эти суицидальные порывы вызывают не только жалость, но и некоторое уважение. По крайней мере, киты и дельфины делают это сами, без человеческой указки; не то что Долли и проч. Люди могут в этом случае утешиться, пытаясь затащить морских зверей обратно в воду; соответствующие сюжеты появляются в телевизоре из года в год. Маленькие дети спрашивают: «А вдруг киты начнут ходить по улицам? А вдруг они захотят есть людей?» Бессловесные создания, поди знай, что у них на уме. В искусстве (и в фольклоре) этот подсознательный страх отыгран много раз; самым блестящим, непревзойденным образом – в «Птицах», романе Дафны Дю Морье и фильме Хичкока. Выдумать гигантскую разрушительную Годзиллу – это еще легко, то ли дело правдоподобно показать, как опасна разъяренная сойка: долбящая острым клювом, лишенная всякого страха. А если этих соек и чаек тьмущая тьма, многие тыщи… Главная причина, почему мы, симпатизируя китам, слонам, медведям и белочкам, не любим насекомых: они неприятны своей множественностью. Исключения – бабочки, глазастые стрекозы, сверчки, может быть, светляки. Изящные, одухотворенные создания. Одиночки. Про этих не скажешь «назойливо жужжат», они не надоедают, а наоборот, дарят своим драгоценным присутствием. Я тут раз в кои веки была в театре, и когда артист Панин говорил монолог, к нему вдруг подпорхнула шоколадница. А может, это был павлиний глаз, я не разглядела. Непонятно откуда взялась, в Москве почему-то очень много бабочек в этом году, у нас в квартире живут три, но две уже уснули. Покружилась вокруг, он руку протянул – она на руку села. Так трогательно, если честно, как будто его бог отметил: хороший ты, мол, актер, молодец. Так же и с божьей коровкой: если прилетит и сядет на руку – это к удаче. Но улететь она должна по собственной воле, смахивать нельзя ни в коем случае. А растоптать божью коровку – совсем уж нехорошая примета, так что жителям Красноярска надо бы обзавестись метелками, как у буддийских монахов, которые метут перед собой путь, чтобы нечаянно не наступить на чью-то душу в букашечьем обличии. Причем для буддийских-то монахов, как я понимаю, один грех, кого раздавить – таракана, клопа-вонючку или симпатичное кругловатое создание с пятнышками на спинке, но нам не все равно, нет. В европейской традиции насекомые, вообще-то, считаются нечистью, дьявольским отродьем, а вот божья коровка – символ солнца, счастья, небесной благодати. Или так: посредник между мирами. «Полети на небо, принеси нам хлеба, вкусного и белого, только не горелого». Чехи спрашивают: «Куда полетишь – на небеса или в ад?» На небе у нее «детки кушают котлетки» – прелестная картина, доложу я вам.