– Хорошо, Андрей, – кивнула Марина Витальевна, – давай так и сделаем. Причем прямо сейчас, пока наш Моисей ведет свой народ по пустыне. Но нам будут нужны помощницы, одни наши девочки просто не справятся.

Мужчина встал и расправил плечи.

– Помощниц я вам обеспечу, – сказал он.

И обеспечил. Пришел с Марой на стоянку Ланей, ткнул пальцем в четверых, на вид самых молодых, и сказал:

– Идем со мной!

Все. Вождь он или не вождь? Возражений не было. Сами же обещали подчиняться беспрекословно.

Девочек звали Мату, Тума, Рина и Улла. Их-то Андрей Викторович вместе с Марой и сдал на руки Ляле и Лизе, поставив перед ними задачу по пошиву предметов ширпотреба. Иглы, нитки и ножницы подходящего калибра вместе с наперстками нашлись в комплекте для ремонта парусов. Шила, свинцовую чертилку, линейку и два острых сапожных ножа выделил Антон Игоревич.

И работа закипела. Кроили и шили на пустой сейчас палубе «Отважного», как на единственной имевшейся в наличии ровной и твердой поверхности. Девочки клана Лани в шитье кожи не были такими уж неумехами, но стальные ножи, шила, иглы и наперстки открыли им абсолютно новые горизонты в этом ремесле. Метод обучения простейший – делай как я.

Округляя глаза и благоговейно перешептываясь, девочки смотрели на все эти инструменты как на посланные богами сокровища, прикасаясь к ним бережно и со всем почтением.

Сшив первые несколько комплектов, не удержались и тихонько спустились в кают-компанию – примерить на себя. Для девочек клана Лани это был поход в пещеру Аладдина. Ляле, Лизе и даже Маре, уже привыкшей к хлопку и льну, самопальные изделия показались тяжелыми и несколько грубоватыми, зато Мату, Тума, Рина и Улла были в полном восторге от трусиков из мягкой и нежной кожи, выделанной по методу Антона Игоревича. Они ни за что не хотели расставаться с обновками, тем более что они убедились, что у старших подруг из их нового клана имеются точно такие же трусики, только из другого материала.

В таком виде, буквально без штанов, их и застала Марина Витальевна, заинтересовавшаяся, куда пропали эти неугомонные девчонки. Выслушав горячие оправдания, она благосклонно кивнула и разрешила девочкам оставить себе четыре комплекта в качестве платы за работу. Счастью юных красоток не было предела. Фельдшерица была со всех сторон обласкана комплиментами и благодарностями, после чего, натянув штаны, Мату, Тума, Рина и Улла побежали на палубу, чтобы поскорее закончить работу и вернуться к своим на стоянку – и хвастаться, хвастаться, хвастаться.

Женщина сделала это не только из-за своей врожденной доброты, но еще из понимания того, что, пожадничав в малом, можно быстро потерять лояльность принятых в клан. А так теперь все могут убедиться, что ни одна работа не останется неоплаченной.

Час спустя, когда на стоянке женщин Лани процесс установки шатров был в самом разгаре, в устье Ближней вошли челноки с женщинами и детьми, спасенными из рук людоедов. Суета, крики, плач, слезы и объятья. Позабытые своими матерями и тетками дети, не страдая избытком стеснительности, тут же гурьбой направились в лагерь Прогрессоров – знакомиться. Там же было столько всего ранее неизвестного и интересного! Чертовой дюжиной маленьких башибузуков верховодили три старшие девочки из новоприбывших: Сали, Мина и Вета. Увидев это вторжение, Ляля оставила Лизу бригадирствовать над швеями, благо они уже понимали друг друга без слов, и, спустившись вместе с Марой на берег, взяла в оборот эту шумную компанию. Малышей познакомили с Антошкой, Маринкой и Вероникой. Им было позволено осторожно погладить разлегшуюся неподалеку от костра Зару, покормить сахаром пасшуюся поблизости лошадь и немного поиграть с ее жеребенком, только не делая ему больно. Потом им вручили по маленькой соленой рыбке и сопроводили обратно на стоянку к женщинам Ланей.

20:50. Закат солнца. Пристань у Дома на Холме

Путешествие отряда Сергея Петровича не было таким уж гладким. Сперва его подопечные постоянно спотыкались, сбивались с пути, дергая канат и даже падая, несмотря на то, что для движения была выбрана колея, пробитая колесами груженого УАЗа. Несколько раз приходилось пересекать ручьи, один раз зайдя в воду чуть ли не по пояс. Хорошо, что никто не упал в ручей и не нахлебался воды. Петрович начал уже жалеть, что выбрал такой заковыристый способ психологической ломки, но менять что-то было уже поздно. Надо было держать марку, и он продолжал упорно вести вперед своих пилигримов, не обращая внимания на их падения. Постепенно те приноровились, вошли в ритм, и механически раз за разом переставляли ноги, следуя натяжению путеводной нити. В толпе царило молчание – видимо, каждый отдавал должное важности происходящего и предавался своеобразному психоанализу, несомненно, сопутствующему отречению от старой жизни.

По дороге Себа то и дело разражалась протяжными гортанными криками, выманивая из кустов тех, кто, возможно, укрылся там от погони. В самом начале пути на ее крики из густых кустов вышел мальчик лет девяти, держащий за руку пятилетнюю девочку. Это были Ким и Сита, дети той женщины, которую прогрессоры нашли на дороге со сломанной шеей. Мальчик пошел сам, а девочку по очереди несли Сергей-младший и Гуг.

Чуть позже, когда они уже подходили к Дальнему, на зов Себы из зарослей вышли три худенькие беловолосые девочки – две постарше, лет четырнадцати, и одна малышка лет шести. Новость о том, что у них теперь другой клан, другой вождь и другой шаман (причем оба непревзойденно могучие), потрясла девочек до глубины души.

Еще один шестилетний мальчик, по словам Себы, исчез бесследно. Или он убежал слишком далеко от тропы и не слышал ее криков, или на него напал какой-то хищник.

Посмотрев на медленно бредущих связанных и обнаженных полуафриканок, одна из девочек, которую звали Сэти, спросила, что с ними собирается сделать шаман Петрович. Дара перевела этот вопрос и получила ответ, что он будет делать из них людей.

– А сейчас они кто? – спросила Сэти.

– Я наложил на них заклятье, – придав голосу как можно больше значимости, сказал Петрович, в котором снова проснулся учитель, – и сейчас они никто. Вот придем на место, я проведу еще один обряд – и они начнут становиться людьми.

– Ау-га! – это восхищенное восклицание девочки можно было перевести как «Ух ты!». – А ты с каждым людоедом так можешь? – она смотрела на него во все глаза, в которых читалось восхищение и трепет.

– Нет, не с каждым, – ответил Петрович, – а только с тем, кто раскаялся. Того, кто не хочет раскаиваться, следует убивать.

– Когда ты их сделаешь людьми, кожа у них станет такой же светлой, как у нас? – снова спросила Сэти, в глазах которой горел огонек неистребимого любопытства, свойственного всем детям без исключения, в какие бы времена они ни жили.

– Нет, девочка, – покачал головой шаман, – кожа у них останется такой как была. Человек может быть человеком с любым цветом кожи. Разница между человеком и людоедом внутри и снаружи не видна. У некоторых людоедов кожа белее снега, но от этого они лучше не становятся.

Сэти глубоко задумалась и долгое время пребывала в молчании.

Перед самым закатом караван пересек ручей и вступил на то поле, на котором в полдень и произошло побоище. Тела убитых все еще беспорядочно валялись тут и там – в тех позах, в каких их застала смерть. Кровь уже давно побурела и над трупами с надсадным жужжанием кружили зеленые мясные мухи.

– Шаман Петрович, – снова спросила Сэти, дернув за рукав Дару, чтобы та переводила, – вы их всех убили, потому что они не хотели раскаяться?

– Да, – сказал тот, – ваши женщины бежали к нам за помощью, а людоеды гнались за ними, чтобы съесть. Тогда мы встали и встретили их своими громом, молниями и холодной сталью, после чего они все умерли, а у духа смерти случился большой праздник.

– А что такое холодная сталь? – спросила девочка.

– Вот посмотри, – Петрович вынул из ножен нож и показал ей.