Именно поэтому у меня, несмотря на мое депутатство, шныря нет и никогда не будет. В принципе я того же Мишку могу припахать, мало ли я для него сделал… но повторяю – я никогда этого не сделаю. Себе дороже потом обойдется.

А сейчас мы едем к шнырю Новосельцева. Потому что он не может не знать, что произошло с хозяином, что происходило с ним последние дни и, возможно, что произошло на Воткинском шоссе. Нам надо поспеть – пока не успели другие…

Пока ехали, Мешок успел прозвонить – Гришко утром на работу не выходил. Оно и понятно…

Жил он в старых домах, сталинках. Это козырное жилье, потому что оно изначально строилось в расчете на печное отопление, и дымоходы сохранились. А значит, можно жить и сейчас, и жить неплохо круглый год. Я, например, в своей квартире живу только в теплое время года, а зимой мы перебираемся на дачу, где можно печку топить. Почему круглый год не живем на даче? Да дичать как-то неохота.

Раньше бы в пробках стояли, а сейчас домчали быстро – какие сейчас пробки. Дворы, в которых при Сталине работали фонтаны, а при Путине там не протолкнуться было от машин – сейчас были пусты, грязны, у стен – черная грязь до второго этажа – угольные кучи. Да, вон «КамАЗ» разгружается.

– Мешок…

– Чо?

– Если ты с Новосельцевым в одно дело замазан – говори сейчас. Я тебя вытащу, через ФСБ, если корешей своих сдашь.

– Да какое дело?

– А какого хрена ты вечно с Новосельцевым гужуешься?

– А с кем еще гужеваться? Он начальник мой. С им и подработать можно.

– Подработать как?

– Отвезти там чего. Съездить.

– Отвезти бабло?

– Ну.

– А за что бабло – знаешь?

– Мое дело малое. Он начальник, что я – спрашивать буду?

– Придурок! – психанул я. – А я бы вот спросил! Вот так на торф на пожизненку и едут! Тебе что, работа жизни дороже?! Как был дебил, так и остался.

Мешок – мудак. Я это точно знаю. Еще с тех самых пор, когда он какую-то шалаву в дом привел, а потом рассказал об этом жене. Не она его поймала. А он рассказал.

Что самое удивительное – жена его после такого «признания комиссара полиции прокурору республики» из дома не выставила. И на развод не подала. А надо было бы. Хотя ему все равно – что в лоб, что по лбу.

– Ладно. Потом поговорим за это. Идем, берем его, если живой, ко мне на гараж везем и колем. Для меня есть что?

– Ружье возьми.

Мешок взял короткий автомат. Я вооружился ружьем. Ружье знакомое. «Сайга-12-033», короткое, штурмовое. Непривычно легкое после тяжелого «Вепря» – но органы управления точно такие же. Ружье плюс пистолет – хватит.

– На каком он живет?

– Не знаю.

Еще один плюс в копилку невиновности. Был бы в банде – наверняка знал бы.

– Номер хоть знаешь?

Мы выбрались из машины, побежали к подъезду. Дети, игравшие во дворе, заметили нас, некоторые резко подорвались домой. Это правильно. Это очень правильно.

Дверь открыта была – сейчас электрозамки не работают нигде. Пошли наверх, не как при штурме – но будучи настороже. Чего я боялся – если банда там – столкнемся на лестнице. Тогда все секунда решит – кто первый на спуск нажмет, тому и жить.

Но банды никакой не было. Только подъезд – без лифта и потолки высоченные. Все без исключения двери стальные, тут и до всего этого – козырные люди жили. А сейчас и тем более – что старое здание МВД, что СИЗО на Базисной – в шаговой доступности.

– Эта?

– Она.

Я скептически посмотрел на дверь, потом постучал – звонки не работали сейчас нигде, потому привыкаешь стучать. Постучал еще раз – не открыли, но мне показалось, что в квартире есть кто-то…

– Вскрыть есть чем?

Мешок как заправский мент из уголовки – достал набор отмычек…

Как мы живы остались – сам не понимаю…

Свезло просто – моя привычка обязательно досылать патрон в патронник и снимать с предохранителя, в городе этого нельзя делать – но я обычно не в городе нахожусь, да и корочки депутатские желание проверять отбивают напрочь. И свезло еще то, что дверь была перевешена наоборот – она открывалась справа налево, а не слева направо.

Мешок справился с замком, нажал на ручку и… его отшвырнуло в сторону и прижало дверью к стене. А на площадку вынесло… даже не знаю, что это было – как обезьяна.

Я стоял ниже по лестнице, а тварь эта – она на какой-то момент растерялась – Мешок был совсем рядом, его прикрывала дверь, причем стальная дверь, до него хрен доберешься. Я был ниже – но до меня добраться надо, и еще перила мешали. Ей надо было сменить на девяносто градусов направление броска.

И она попыталась. Но прежде чем она это сделала, я, уже готовый из-за стрельбы на базе «Удмуртлифта» к самому худшему – вскинул ружье и открыл огонь.

Мешок зарядил правильно – картечью. Сорок граммов, не меньше. И я всадил почти в упор четыре заряда, прежде чем тварь прыгнула на меня и сшибла с ног.

Успел мало – только то, что между ней и мной было ружье. На мне куртка-флиска была, изнутри кевларом тонко подбитая – но это считай, что ничто. Но и тварь была, видимо, смертельно ранена, гнилая, вонючая грязь… не кровь, а именно грязь – обдала всего меня, передняя лапа ее была почти полностью оторвана. Но она была еще жива и еще что-то пыталась сделать. Гниль была везде, от нее просто несло… но тут Мешок, пришедший в себя от удара об стену – трижды выстрелил в тварь сзади из своего «стечкина». Из «Грача», наверное, пробил бы и меня как минимум ранил, но старый добрый «стечкин» сделал свое дело. Тварь дернулась и сдохла…

Что дальше было – почти не помню ничего. С четвертого прибежал мужик с дробовиком, вдвоем с Мешком они стащили с меня тварь и подняли меня на ноги. Спина болела адски – я на ступеньки приземлился. Как только я принял вертикальное положение – меня сразу вывернуло… мужик тот едва отскочить успел. Рвало конкретно, все, что было, выблевал вместе с половиной кишок.

– Саня… цел…

– Братан… тут… останься…

Я сделал шаг… потом еще один… болела спина, болело все тело, от меня несло, как от последнего помойного бомжа – но я понимал, что мне надо валить отсюда.

– Э, мужик… ты куда…

– Спокойно… – проблеял я, – полиция…

Вывалился наружу… какая-то женщина, шедшая по тротуару, шарахнулась в сторону… хорошо, что не пристрелила.

Я прислушался… сирены. Все, хана…

Побежал вниз, по двору… если это можно было назвать «побежал» – каждое движение отзывалось стреляющей болью в хребтине… в заднице… во всем теле. Свернул… пробежал через калитку… по тротуару… и вывалился прямо на улицу Пушкинскую, в неположенном месте. Визгнули тормоза, кто-то послал меня по матушке… плевать, на все плевать, как пел Юра Хой. Перебежав Пушкинскую, я ломанулся в дверь управления ФСБ всем телом. Не открылось, я снова упал. Тогда открылось…

– Стоять!

Двое. У обоих автоматы.

– Грача!

– Грач! Старший… опер! Тайфун! Тайфун!

Не знаю, как меня не пристрелили… но хорошо, хоть втащили в предбанник и закрыли дверь. И хорошо, что Димыч был на месте – увидев меня, он дар речи потерял.

В управлении ФСБ – остались еще со сталинских времен душевые… вот в одну из них, чью-то начальничью, Димыч меня и завел. Кряхтя и матерясь, я кое-как окатил себя из душа… хоть немного полегче стало.

– Дим… – голосом умирающего лебедя проговорил я, – на завод звякни, скажи… пусть… сменку с кабинета возьмут. Горка черная… они знают.

Потом я прилег в кабинете, привели фельдшера – пожилого такого дедка. Тот меня пощупал и заключил, что если я бегаю, то позвоночник у меня не сломан… и ребра, похоже, тоже целы. Но вот ушиб сильный.

– Новокаином… обколите… пока.

Доктор поцокал языком.

– Вам бы лежать… с такими травмами.

– Колите, доктор… колите…

С дубовой, ничего не чувствующей спиной – я предстал перед полковником Бекетовым, старшим по званию сейчас в этом здании. Эзоповым языком рассказал ему про стрельбу на «Удмуртлифте», умолчав пока про роль Мешка. Якобы Новосельцев сам на меня вышел.