Видела же Анна на протяжении всего детства лишь Талицы. В подростковом возрасте эта деревня казалась ей тюрьмой. Местом, отрезанным от цивилизованного мира, в котором кипит жизнь. Тогда она хотела кипеть вместе с ней. Пропускать через себя этот жар и словами на бумаге высвобождать его из себя. Но спустя годы, находясь в самом сердце душного и пыльного Чикаго, Анна мечтала вернуться назад. Не просто в то месте, но и в то время. Она мечтала о летнем солнечном утре. О свежем прохладном воздухе, прежде чем он раскалится июльским солнцем и начнёт давить на грудь. Ей вновь хотелось выйти во двор, услышать пение птиц и обвести взглядом открытую взору сельскую местность. Старые покосившиеся избы по соседству, засеянные до самого горизонта поля, столетняя церковь Новомученников… Эти виды Анна запомнила на всю жизнь и всегда возвращалась к ним, заключенным в оковы воспоминаний.
Возвращалась в ту самую маленькую библиотеку своего дедушки. В ней она пряталась от набирающей силу летней жары. Открывая дверь в эту комнатушку, Анна попадала в новый безграничный мир, скрытый в неисчислимом множестве словесных сочетаний. Солнечные лучи, лавирующие между книжными полками, обнажали несвергаемое царствие пыли, заполнившее помещение до самого верха, чей запах, смешанный с запахом старых книг, писательница все эти годы ассоциировала со своим детством.
А запахи, виды и звуки, что окружали её в Чикаго, будто были лишены своей души. Представляли собой подделки, пытающиеся скопировать настоящие, но не способные скрыть свою пустоту, так как никогда ими, по сути, не являлись. Чужой город, чужой язык, чужая земля, отделенная от родного ей дома чужим океаном. Она провела здесь почти столько же лет, сколько и на родине, но так и не привыкла к этой жизни. Её душа была так же пуста, как и эта квартира на Вест-Гранд-Авеню. Анна перестала писать. Она просто кончилась. Сколько раз писательница садилась за свой компьютер, открывала чистый белый лист, но сколько не скиталась по собственным мыслям, этот лист так и оставался пустым. Всё, что могла родить её фантазия, уже родилось. И «дети» по-прежнему читались, продолжали приносить писательнице деньги. Но ни деньги, ни слава не могли заполнить той пустоты, что осталась на месте её иссякшего дара. Хотя может он ещё не исчерпал себя. Может, вернувшись в тот старый дом, в ту пыльную библиотеку, сев перед открытым окном, как когда-то с открытой тетрадью на коленях и карандашом в правой руке, Анна вновь ощутила бы этот прилив. Мысли, трансформирующиеся в слова. Слова, складывающиеся в текст. Текст, плавно превращающийся в историю. Историю, будто родившуюся самостоятельно, в то время как писатель лишь посредник. Но не осталось больше ни той библиотеки, ни множества книг, которыми были заставлены её полки. Не осталось даже того старого дома. Оставался лишь белый лист, который день за днём продолжал быть пустым.
Много лет назад, кажется, будто даже не в этой жизни, Анна думала, что поток её фантазий не иссякнет никогда. Ей не хватало времени на всё, её просто разрывало от идей. Она боялась, что одной жизни будет не достаточно, чтобы перенести их всех на бумагу. Как же Анна ошибалась в той прошлой жизни.
Пусть и заочно, её наставницей и примером подражания была самая публикуемая за всю историю мира женщина, Агата Кристи. Именно она первой попала девочке в руки, когда та полностью овладела пониманием слов. Она пробудила в будущей писательнице дремлющий талант и желание творить. На её романах и рассказах девочка училась, с ними она отдыхала от иного чтива. Каждый раз будто беседовала с близким другом. Но, увы, поговорить с кумиром вживую Анне так и не удалось. Королева детективов скончалась несколькими годами раньше, прежде чем у её преданной поклонницы появилась такая возможность. Для новоиспеченной писательницы это была весьма печальная новость. Однако смерть Кристи дала ей нечто другое. Цель. Она пообещала себе взойти на пьедестал столь же высокий, как у её английской наставницы. Анна прочитала все 66 романов, некоторые из которых по несколько раз, и множество рассказов Агаты. Первое время, совсем молодая девушка, делающая неуверенные первые шаги, копировала стиль кумира, но позже её поступь окрепла, и рука писательницы обрела собственную личность. Дотянуться этой рукой до поставленной цели, до того заоблачного уровня ей так и не удалось. Перед самым концом Анна осознавала это, как никогда раньше. Понимала, что замахнулась на слишком многое.
«Интересно, есть ли где-то такая же маленькая девочка, которую романы Анны Тавлинской подтолкнули на первый творческий шаг?», – иногда думала писательница. Если где-то есть хотя бы одна, то всё это было не напрасно. Анна стала известной, стала читаемой, но стала ли она значимой? Вряд ли.
Агата Кристи была не единственной женщиной, её вдохновлявшей. Были Цветаева и тёска Ахматова. Их стихи всегда отзывались чувствами в сердце девочки и побуждали творить в порыве эмоций. Однако Анна никогда не владела рифмой. Её стихи всегда выходили какими-то неуклюжими и кособокими, невыразительными и спотыкающимися на собственных строчках. Порой даже автор, перечитывая их, не сразу улавливала тот ритм, что имели её стихотворные произведения. Приходилось возвращаться к первой строчке, начинать сначала, и лишь со второго или третьего раза стих читался ровно и без запинок. Но, несмотря на некую невыразительность, поэтические произведения Анны всегда были искренними, полными чувств и переживаний. Всё это заставляло писательницу держать их вдалеке от людских глаз. Пережив особо эмоциональный возраст, она вовсе отказалась от стихов, наконец, уразумев, что рифма, скорее её слабая сторона. Однако те неровные стихотворения всё же сохранила. В своей записной книжке в кожаном переплёте. Спустя столько лет, её страницы пожелтели, а чернила потускнели.
Тогда же листы были белыми, чистыми. В тот день, когда мать привезла ей этот блокнот. Она появлялась нечасто. Всегда с подарками, всегда с улыбкой на лице. Куда чаще девочка видела маму на экране телевизора. И каждый раз это была другая женщина. Ненастоящая. Лишь играющая роль. Анне порой казалось, что даже вживую она не переставала играть. Исполнять роль любящей матери, навещающей дочь лишь изредка, между съёмками в разных фильмах. Всего один раз она видела настоящую Татьяну, наконец ставшую собой, но только на смертном одре.
А старый истрёпанный, исписанный от начала до конца, дневник всегда был рядом. Лежал в настенном сейфе, что спрятан за книжной полкой. И, пожалуй, это самая дорогая вещь, что осталась у Анны. Ведь в дневнике запечатлелись её давние чувства, эмоции, мысли, выраженные в стихах и черновых записях. Писательница знала, что после её смерти эта старая записная книжка будет стоить немалых денег.
Первые рассказы Анны читатель увидел лишь после того, как она поступила в университет. До того дня никто и понятия не имел, что они были далеко не первыми. Начался творческий путь девочки, когда она ещё училась в старших классах. Писала она в основном по ночам, допоздна закрываясь в дедушкиной библиотеке. Писала в обычной толстой тетради, от руки. Утром сонная и измученная отправлялась в школу, что находилась в трёх километрах от дома. Первые два урока всегда клевала носом. Но, не смотря на это, никогда не изменяла своим привычкам. Анна не могла заснуть, не написав хотя бы двух-трёх строк. Проблема была в том, что ими она не могла ограничиться и порой увлекалась так, что лишь первые лучи восходящего солнца возвращали её из собственных фантазий в реальный мир. Вот только ради чего были все эти бессонные ночи и куча исписанных тетрадей? Никто ведь так и не увидел того, что там было написано. Может оно и к лучшему. Позже Анна стыдилась своих первых рассказов. Ведь написаны они были юной глупой девочкой, которая совсем не знала настоящей жизни. И рассказы те были же столь наивными, как и она сама.
Может это так и осталось бы её ночным хобби на всю жизнь, и не стало бы самым главным делом. Но университет всё изменил. Даже не сам университет, а тот человек, которого Анна там встретила.
