Очевидно, этим историческим смешением кровей и объясняется нынешний этнический состав населения острова. В основном это потомки тех самых африканских невольников, которые выжили в невероятно сложных условиях и выработали своеобразный язык папиаменто. В нем мирно ужились испанские, английские и голландские слова с африканскими диалектами. Сейчас папиаменто считается одним из узаконенных языков Кюрасао, но говорит на нем лишь коренная часть жителей острова. Всего же здесь проживают люди 52 национальностей, не испытывая друг к другу никакой расовой вражды.

…В Виллемстаде, на развилке нескольких дорог, стоит неброский монумент: шесть белых железобетонных треугольников, опоясанных кольцом с символическими готовыми вот-вот взлететь чайками на их острие. Это монумент Независимости Кюрасао.

Шесть треугольников — это шесть островов голландской Вест-Индии: Кюрасао, Аруба, Бонайре, Сен-Мартен, Саба и Синт-Эстатиус, которым метрополия в декабре 1954 года даровала формальную независимость — свой флаг и автономию во внутренних делах. Фактически же все они остались составной частью Нидерландов, которой управляет назначенный из Амстердама губернатор. Шесть птиц, символически покидающих родное гнездо, так и хочется назвать обманутыми: нет, не только с монумента они не могут взлететь, но и в жизни накрепко привязаны экономически и политически к своим прежним хозяевам.

И когда еще придет день полного освобождения…

По утрам Виллемстад прекрасен. Нежаркое еще солнце, осветив его розовым светом, придает особое очарование узким улочкам, старинным одноэтажным зданиям, многочисленным куполам церквей и соборов. Оно отражается в окнах сплошь стеклянно-алюминиевого отеля-небоскреба «Интерконтиненталь», словно царствующего над всем городом.

Совсем рядом голубеет залив Святой Анны, разделяющий город на две части — Пунду и Отрабанду. Над его бирюзовой водой, будто птица в полете, распластал на 50-метровой высоте свои стальные сегменты новый полуторакилометровый мост. Он пришел на смену старому понтонному мосту, построенному еще в прошлом веке и горделиво называвшемуся «Королева Эмма». Теперь это один из экзотических туристских объектов, не более.

На сегодня у меня запланировано посещение одного из нефтеперерабатывающих заводов компании «Шелл», который находится по ту сторону моста, в Отрабанде. Однако прежде надо получить на это разрешение если не самого губернатора Кюрасао, то, по крайней мере, какого-нибудь крупного административного чиновника. И я с утра отправляюсь в резиденцию губернатора, благо она находится в самом центре города.

Елейно любезный полисмен выслушивает меня, то и дело повторяя «Си, сеньор», а затем уходит в здание звонить. С кем уж он говорил, не знаю, но вскоре вышел пожилой солидный человек, которому я вновь вынужден был изложить свою просьбу.

Он тоже, слушая, частил «Си, сеньор» и лишь в самом конце с улыбкой сказал:

— Но, сеньор.

— Почему, сеньор? — уже из любопытства спросил я.

— Знаете, сеньор, ваша просьба весьма необычна…

— ?

— Да, нам еще не приходилось сталкиваться с журналистами из коммунистических стран. К тому же мы считаем, что это дело самой компании.

Вот тебе раз! Казалось бы, на самоуправляющейся территории, у которой есть не только свой флаг, но и Законодательный и Исполнительный советы, не может быть двух хозяев. Оказывается, может. Но мне ничего не остается, кроме как поблагодарить сеньора за разъяснения и попытаться получить разрешение в управлении компании.

История ее появления на острове вообще-то не отличается оригинальностью — точно так же могущественные нефтяные компании капиталистических стран обосновывались повсюду. Когда в 1915 году, вскоре после открытия знаменитых венесуэльских нефтяных месторождений в Маракайбо, на Кюрасао зачастили представители американской «Стандарт ойл оф Нью-Джерси» и англо-голландской «Ройял Датч-Шелл», никто этому не удивился, Венесуэла находится по соседству, а здесь, на острове, — дешевая рабочая сила и никакой промышленности. Голландские власти даже выдавали за благо начавшееся вскоре строительство нефтеперерабатывающих заводов.

Действительно, они внесли оживление в экономику острова, специализировавшуюся до этого в добыче фосфатов и в производстве знаменитого на весь мир ликера «Кюрасао». Со временем предприимчивая «Шелл», символом которой во всем мире является оранжевая раковина, вытеснила своих конкурентов, став монопольным владельцем всех заводов. Она стала и фактическим хозяином острова, диктуя свою волю и свои условия четвертой части населения, занятого на ее предприятиях. Днем и ночью работают они, перегоняя венесуэльскую нефть. Днем и ночью для заправки топливом швартуются у причалов компании десятки судов, идущих из Атлантического в Тихий океан и курсирующих вдоль побережья.

Вот они, эти огромные серебристые резервуары с нефтью, от которых отражается тысячами бликов уже достигшее зенита солнце. Они, как сторожевые башни вдоль всего берега, видны почти отовсюду, а с высоты нового моста — как на ладони. Рядом — установки для крекинга и бесчисленные бензохранилища, а между ними — трубы, трубы, трубы. Как гигантские змеи.

— Отдыхает теперь старушка, — говорит вдруг шофер такси, молодой разговорчивый мулат, и показывает в сторону старого моста «Королева Эмма». — А раньше, бывало, только и стоишь то на одном, то на другом берегу. Раз по двадцать в день разводили буксиры мост, установленный на крытых лодках, чтобы пропустить суда. Ох, и проклинали же мы тогда все на свете! Теперь по нему только туристы из любопытства бродят — почти по самой воде шлепают…

Управление компании — чистенькое одноэтажное здание современной постройки, приткнувшееся у массивных входных ворот.

Нахожу начальника службы информации — есть здесь и такая — и выкладываю свою просьбу: поговорить с кем-нибудь из администрации и посмотреть завод. Он вежливо (ох уж эта протокольная вежливость!) выслушивает и, извинившись, куда-то уходит. Появляется с кипой коммерческих проспектов и со словами: «К сожалению, сеньор, это невозможно. Не принято это у нас — бизнес есть бизнес. Вот в них все найдете…» — протягивает проспекты и уходит. Разговор закончен.

Зато первый же рабочий, к которому я обратился, ожидая такси, охотно, хоть и весьма коротко, то и дело оглядываясь по сторонам, рассказал мне о себе и о своей работе. Зовут его Малькольм Розиер, он мулат, почти двадцать лет работает оператором на крекинговой установке. Живет неподалеку отсюда вместе с женой и тремя ребятишками в небольшой комнате старого деревянного дома. Заработок? Весьма скромный. По крайней мере, раза в полтора ниже, чем на заводах в Венесуэле. Но выхода нет — пятая часть трудоспособного населения острова вообще не имеет никакой работы, так что приходится мириться…

Нет, не всегда было мирно на заводах «Шелл». До сих пор многие жители острова помнят не столь давние события, когда клокотало недовольство рабочих. Предприниматели, все больше и больше автоматизируя производство, уволили тогда за довольно короткое время 15 тысяч человек. Возмущенные рабочие организовали мощную демонстрацию. Они прошли колоннами от управления компании через весь город и у правительственных зданий устроили сидячую забастовку.

В начале власти пытались не обращать на них внимания, но к вечеру, когда все выходы из зданий оказались блокированными, вмешалась полиция. Завязалась схватка. Несколько человек были убиты, многие ранены. Но своего они добились: губернатор начал переговоры с хозяевами «Шелл», и те отступили. Большинство рабочих были восстановлены.

Малькольм Розиер был тогда вместе со всеми.

Право же, не знаю, когда спит этот город. Мне, честно говоря, ни разу за три поездки на Кюрасао не удавалось выспаться. Засыпает столица поздно, выплескивая на улицы в прохладные вечерние часы всех своих жителей и гостей. Набережную залива, куда доходит морской ветерок, заполняют толпы прогуливающихся. Часа через два многие из них разойдутся по бесчисленным ресторанам, дансингам, кабаре и ночным клубам, усядутся у зеленого сукна игорных столов. Для этого они сюда приехали — Кюрасао давно уже прочно завоевал легкомысленную славу города развлечений, латиноамериканского Лас-Вегаса.