— Интерьер сохранен с тех времен без изменений, — с гордостью объясняет любезный служащий отеля, обращая наше внимание на инкрустированные цветной мозаикой полы, старинную дорогую мебель, деревянные резные потолки, редкие картины известных английских художников, оригинальные хрустальные люстры. — Вы когда-нибудь были в Лондоне в Виндзорском дворце? — спрашивает он. И, получив отрицательный ответ, тут же с улыбкой продолжает: — Теперь считайте, что были — одни и те же мастера работали здесь и там. Оба здания очень похожи по своему оформлению.

Сэм Лорд… Да, он был не последней фигурой в иерархии карибских пиратов. Сызмальства примкнул он к «рыцарям удачи», прославившись даже среди них своей отчаянной дерзостью. В свое время английские власти сулили большие деньги за его голову, но вознаграждения так никто и не получил. Больше того, Сэм Лорд сумел каким-то образом добиться права жительства на Барбадосе, пообещав навсегда оставить свой промысел. К тому же он после смерти брата стал владельцем обширной плантации сахарного тростника (правда, для этого ему пришлось убить прямых наследников — детей покойного брата).

Новоявленный плантатор быстро оценил выгодное расположение своих владений — юго-восточное побережье, которое не могло миновать ни одно судно по пути в порт. Ему достаточно было только кликнуть своих бывших дружков, как план рождался сам собой. Ложные ночные огни увлекали суда, груженные ценностями и продуктами, на смертельные для них острые коралловые рифы, которых было предостаточно у берегов. Остальное, как говорится, было делом техники: люди Сэма на своих лодках налетали на терпящее бедствие судно и брали его приступом. Награбленное добро доставлялось на берег и тщательно укрывалось. Нередко его потом продавали тем, кому оно и предназначалось. Так продолжалось много лет. Казалось, богатств у пирата не счесть…

После смерти Сэма Лорда его наследники были немало удивлены, узнав, что бывший пират — банкрот, не оплативший многочисленные долги. Роскошная жизнь, которую он вел, стоила, очевидно, дороже награбленного. В итоге дворец-крепость купил на торгах один богатый англичанин, и со временем о мрачной славе этого места стали забывать. Но лет пятнадцать назад здание перекупила американская туристская компания и устроила в нем отель. Рядом выросли еще несколько вспомогательных корпусов, выдержанных уже в стиле двадцатого века. Вскоре на рекламных проспектах вновь замелькало имя Сэма Лорда, теперь уже как экзотическая приманка для очень богатых туристов. Наверное, для самых богатых, приезжающих на Барбадос.

— Видите, какие мы богатые? — с улыбкой говорит Том, когда мы садимся в машину. — Все у нас есть — и Шотландия и пираты…

Почти всю обратную дорогу мы молчали. Каждый думал о своем. И лишь у отеля мистер Адамс, словно продолжая начатую мысль, сказал на прощание:

— Но у нас есть и будущее. Простой народ хочет лучшей жизни. Наша политическая независимость — лишь первый шаг на этом нелегком пути.

В один из своих последних на Барбадосе вечеров, когда пойти было просто некуда, я решил, воспользовавшись рождественским приглашением, поужинать за счет управляющего отелем и заодно посмотреть наконец лимбо.

Лимбо…

Нет ни одного туристского проспекта без обязательного цветного фото, сопровождающего рассказ об этом национальном фольклорном танце. «Не увидеть лимбо — значит не увидеть Барбадос».

Что ж, надо «увидеть Барбадос» до конца. И вот — зал, заставленный столиками, и небольшая деревянная эстрада, на которой только что выступал какой-то оркестр. Музыканты убрали свои инструменты, пригасив свет, и гости ресторана тут же развернулись в сторону эстрады, дожевывая традиционный рождественский пирог с яблоками.

Появились двое стройных темнокожих юношей и такая же стройная, неестественно тонкая, словно манекен, темнокожая девушка. Юноши — в необычных костюмах, делающих их чем-то похожими на бабочек, девушка — затянутая тонкой блестящей тканью. Все трое — босые. Они устанавливают две стойки и планку между ними примерно на метровой высоте.

На сцене — новый оркестр, пять стальных барабанов. Зал заполняет оглушительная, в бешеном ритме музыка. Кажется, рушатся горы, извергаются вулканы, ревут перепуганные звери и на земле происходит что-то невообразимое. Артисты начинают свой не похожий ни на один известный в мире танец. Они то прыгают перед планкой, то приседают, почти касаясь своими телами пола. Затем, как подброшенные пружиной, снова взвиваются, примериваясь к высоте планки. Глаза горят, руки выделывают замысловатые пассажи, ноги плетут немыслимую вязь, а гибкие тела, кажется, вот-вот переломятся пополам.

Зал аплодирует. Что-то шаманское есть в этом танце, освещаемом разноцветными огнями. Утверждают, что лимбо восходит к ритуальным танцам любви древних африканских племен, но что он вобрал в себя со временем и латиноамериканские и местные, барбадосские, мотивы. И все же кто они, эти трое? Артисты или спортсмены? Трудно сказать. Скорее, и то и другое. Но безусловно одно: это искусство, высшее мастерство, которое невозможно постигнуть умом, а надо, наверное, родиться на этой земле, быть барбадосцем, чтобы суметь так самозабвенно и неповторимо выразить себя в танце.

Но вот почти смолкает музыка, прекращается игра света, и один из парней, уже спокойный, сосредоточенный и весь мокрый, подходит к планке и поворачивается к ней спиной. Откинувшись туловищем назад почти параллельно полу и выставив вперед колени, он, пританцовывая, легко проходит под ней. Планку опускают ниже, и то же самое проделывает второй юноша.

Планка опущена еще ниже. Наступает очередь девушки. Она стоит лицом к ней. Под планку уходят сначала ноги, а затем и туловище. Ритм движения нетороплив, ступни широко расставленных ног повернуты ребром, и тело, подчиняясь ритму, медленно, сантиметр за сантиметром, оказывается по другую сторону. Снова аплодирует зал, а рейку тем временем опускают еще ниже — сантиметров на сорок от пола, не больше.

Один из юношей и девушка по очереди проносят себя под ней. Невероятно! Некоторые из сидящих в ресторане, не веря собственным глазам, вскакивают из-за столиков и, присев у самой эстрады на корточки, смотрят, не касаются ли артисты пола. Нет, не касаются — ни руками, ни коленями, ни телом. И, покачав в удивлении головой, возвращаются на свои места.

Но что это? Планку устанавливают еще ниже? Да, сантиметрах в тридцати от пола. Теперь уже человек десять бегут к эстраде и почти ложатся возле нее, чтобы лучше видеть. А юноша, улыбаясь, начинает медленно, буквально по миллиметру, продвигаться под планкой, не касаясь ни ее, ни пола. И в доказательство еще покачивает своим телом из стороны в сторону. Что тут творилось! Но никто не знал, что самое главное еще впереди.

Принесли новую планку, установив ее сантиметрах в сорока от пола, и в зале погас свет, смолкла музыка. Планку зажгли, она запылала, как факел, а под ней по очереди прошли все трое, не обжегшись, не коснувшись огня, лишь слегка отдувая его от лица. Но и это еще было не все. Под ту же пылающую рейку поставили три высокие, ярко горящие свечи, и юноши повторили свой невообразимый номер. Аплодисменты, крики и возгласы, взорвавшаяся с грохотом музыка, яркий свет — и три усталых, раскланивающихся человека на эстраде.

Это — лимбо. Барбадосское лимбо. Фольклорное действо и… шоу для туристов. Луис, Руби и Одетта — известные в стране артисты, и потому, безусловно, исполняют они его блестяще. Хотя, если верить все тем же рекламным проспектам, лимбо можно увидеть в любом дорогом ресторане острова почти каждый вечер. Вопрос, очевидно, лишь в действующих лицах. Я же уверен в одном: второго такого лимбо больше не увижу никогда. И проведенные на Барбадосе скучные предновогодние вечера, называемые там рождественскими, запомню на всю жизнь благодаря этому огненному танцу.

И еще несколько слов о том вечере. Когда с эстрады ушли артисты, местный массовик-затейник предложил желающим исполнить танец. Вызвались две девушки и немолодой уже американец с просвечивающей лысиной и в очках, но худощавый, по-спортивному подтянутый. Первую — метровую — высоту одолели все трое. Опущенную чуть ниже планку — двое, в том числе американец. На высоте примерно шестьдесят сантиметров все падали, едва придав своему телу горизонтальное положение. Зал гоготал…