– Замечательно, но мы расследуем смерть человека на этом мосту, – сказал я. – В настоящий момент пройти туда нельзя никому, кроме сотрудников правоохранительных органов.

– Судя по донесению, которое я услышала по рации, речь идет о трупе без головы.

Наверное, я очень устал, иначе попридержал бы свой язык.

– Об этом вам лучше поговорить с Икабодом Крейном[5], – сказал я. – Просто не подходите ближе.

Большие зеленые глаза гневно вспыхнули под короной золотисто-каштановых волос.

– У меня есть полное право освещать сюжет, имеющий отношение к нашим читателям! – возразила Лорен. – Дайте мне переговорить с вашим начальником! – Посмотрев поверх моего плеча в сторону моста, она окликнула: – Шериф Дикки!

Обернувшись, я увидел, что Большой Джим направляется к нам.

– Этот неудачник вам мешает? – спросил он, подойдя к нам.

– Он не хочет пропускать меня к мосту.

– Здесь у него столько же полномочий, сколько у ведра с блевотиной. Это же знаменитый Джейк Кантрелл. Наверняка вы читали о том, что он натворил в Афганистане. У нас во Вьетнаме встречались такие, так их быстренько разрывало гранатой. Вам надо написать о нем материал.

– Непременно подумаю над этим, – ответила Лорен.

– Идемте со мной, – сказал шериф, обнимая ее за плечо и уводя к мосту. – Но все уже закончилось. Похоже, это был еще один самоубийца…

Лорен мельком оглянулась на меня, но шериф уже уводил ее прочь.

Сидя в кабине своего пикапа, я наблюдал за тем, как гротонская пожарная команда достает из машины свое снаряжение. Два человека приготовились спуститься по отвесной стене каньона к лежащему на дне трупу.

Капитан Морго по-прежнему стояла посреди моста вместе с Джимом Дикки. Раскурив трубку из стержня кукурузного початка, она уверенно указывала в сторону нижних порогов. Журналистка находилась вместе с ними.

Обернувшись, я увидел остановившийся на обочине зеленый «Вольво». Я узнал эту машину. Она принадлежала Джордану Лэнгфорду, президенту колледжа Сент-Эндрюс, тому самому человеку, который устроил меня на работу в службу безопасности.

Мне показалось странным, что Джордан уже знает о мертвеце. Карлин ни за что не позвонила бы ему домой, и я был уверен, что капитан Морго также не сделала бы этого, не побывав лично на месте происшествия.

Выйдя из машины, Джордан постоял с минуту, глядя на суету на мосту. Его кожа цвета кофе с молоком разительно контрастировала с белой тенниской и шортами. Я ожидал, что Джордан спустится к мосту, однако он вместо этого достал из кармана сотовый телефон и набрал номер. Сказав в телефон несколько слов, снова сел в машину и уехал.

Спускаясь вниз по крутому склону, я заметил Кена Макриди, который, не привлекая к себе лишнего внимания, стоял в тени под деревьями и снимал на конфискованную видеокамеру толпу зевак. Из него получится хороший полицейский.

Таверна «Фолл-Крик», расположенная дальше по склону, уже открылась, и от посетителей не было отбоя. В окно я увидел не меньше десяти человек, которые сидели на высоких табуретах у стойки, готовясь к тому, чтобы провести в таком положении весь день. Мне очень хотелось присоединиться к ним и тоже чего-нибудь выпить, чтобы добавить себе уверенности, но я все-таки решил вернуться домой и привести себя в порядок перед докладом капитану.

Озеро Гротон застыло в безмятежном спокойствии. Я свернул на плотно утрамбованную щебенку, ведущую к моему домику. Это был старый одноэтажный дом, сложенный из обтесанных вручную бревен. В обшитой сосновыми досками гостиной имелся большой каменный камин. Примитивная ванная оборудована белым эмалированным поддоном на чугунных ножках.

Стрекоза встретила меня у двери, однократно махнув своим пушистым хвостом. Открыв холодильник, я достал горшок с курицей под чесночным соусом, приготовленной накануне вечером. Разогрев порцию в кастрюле, размял в бульоне два куска любимого лакомства Стрекозы и поставил миску на веранде.

Целую минуту Стрекоза смотрела на курицу так, будто та была приправлена стрихнином. Затем она уставилась на водную гладь озера, словно размышляя, не искупаться ли ей.

– Ну же, малышка! – сказал я.

В последнее время стало практически невозможно уговорить ее поесть. Порой она целый день, а то и два обходилась одной водой, и мне приходилось буквально умолять ее. Как и сейчас. Достав из миски маленький кусок курицы, я принялся жадно его жевать.

– Черт побери, лучше ты ешь, а то я сам съем все, – сказал я.

Стрекоза печально посмотрела на меня своими большими черными глазами, словно она скучала по своему дому в Хайберском проходе и недоумевала, зачем я притащил ее в противоположный конец земного шара в эту забытую богом дыру.

– Джулия Чайлд специально приготовила это для тебя, – сказал я.

После того как я на протяжении стольких лет использовал эту фразу, у меня не хватало духа признаться Стрекозе, что Джулии больше нет в живых. Впрочем, мои уговоры все равно помогали редко.

– Кончай отлынивать и ешь! – строго произнес я.

Словно оказывая мне монаршую милость, Стрекоза медленно опустила морду к миске и осторожно попробовала маленький кусочек.

– Ну вот, наконец-то! Молодец! – подбодрил ее я, после того как она без особого энтузиазма прожевала первый кусок.

Стрекоза оторвалась от миски и посмотрела на меня, словно ожидая похвалы.

– Поздравляю! – сказал я.

Стрекоза съела еще два куска курицы, после чего полакала бульон. Теперь ребра у нее торчали сквозь шкуру. Если так будет продолжаться и дальше, останется лишь кормить ее силой; эта мысль была ненавистна мне так же, как и мысль о том, что кто-то будет насильно кормить меня. Отойдя от миски, Стрекоза тяжело дотащилась в дальний угол веранды и плюхнулась на свою любимую подстилку.

За всю предыдущую ночь я проспал всего часа три. Через два часа мне предстоял этот идиотский рапорт. Вернувшись на кухню, я стал варить крепкий кофе в голубой эмалированной кастрюльке.

Пока нагревалась вода, я спустился к пристани на берегу озера. Взяв с верстака потрескавшиеся кожаные перчатки, подошел к тяжелому холщовому мешку с песком, висящему над причалом, и начал наносить по нему удары. Сначала – медленно, размеренно.

«Зачем я вернулся сюда?» – в тысячный раз спрашивал себя я. Ну уж, конечно же, не для того, чтобы сносить издевки таких людей, как Джим Дикки, хотя во время трибунала я вдоволь наслушался вещей и похуже. После того как я позволил армии добить меня, мне на самом деле уже было все равно.

Тяжелый мешок начал свободно раскачиваться из стороны в сторону.

Сюда я вернулся отчасти потому, что это место было ближе всего к тому, что я мог считать своим домом. Мне было двенадцать лет, когда мои родители погибли в авиакатастрофе. Тетка и дядя отправили меня в пансион. С тех пор я жил самостоятельно. И в колледже Сент-Эндрюс обрел всё. Казалось, жизнь открыла передо мной золотые горизонты.

А потом я встретил Блэр…

На самом деле вернулся сюда я из-за нее.

Я познакомились с ней на втором курсе, в первом семестре. Блэр приехала на выходные из Уэллсли, и в субботу вечером после футбольного матча она заглянула на праздничную вечеринку к нам в общежитие. С первого же взгляда я решил, что она самая потрясающая девчонка на свете.

И дело тут было не только в ее фиолетовых глазах и удивительной красоте. Жизнерадостная и веселая, Блэр излучала поразительную смесь невинности и чувственности. Остаток вечера мы с ней провели, разговаривая у меня в комнате. Я к ней даже не притронулся. В основном мы говорили о литературе, музыке, политике и о мечтах Блэр помочь изменить наш мир – сделать его таким, чтобы «детям не пришлось расти в страхе перед насилием и голодом». Она действительно так говорила. Я был убежден в том, что даже если мы проживем вместе целую жизнь, то все равно не выговоримся до конца.

Весенние каникулы мы провели вместе в лагере в Адирондакских горах. За эти несколько дней Блэр пробудила во мне такие чувства, о существовании которых я даже не подозревал. Любовью она занималась чуть ли не с первобытной страстью. Я несказанно гордился тем, что она стала моей.