Литмир - Электронная Библиотека

О семье преподобного. И о беде, случившейся с его народом

Чтобы понять, что происходило с семьей маленького Арсения и почему младенец подвергся на корабле такой опасности – чуть было с жизнью не расстался, – для этого надо вернуться назад, ко дню его крещения. И даже взглянуть шире и глубже – увидеть, что постигло его народ, у которого была отнята родина; и узнать, кто они, его родители и ближайшие предки.

Предки преподобного Паисия принадлежали к почтенному роду деятельных и мужественных людей, носивших не в одном поколении фамилию Дигени́с. Имя знаменитого героя византийского эпоса Х-ХII веков Дигениса Акрита, легендарного защитника народа – «акрит» означает «защитник границ», – ко многому обязывало. Прежде всего к героизму. И они, предки преподобного, были людьми неустрашимыми и ответственными. Один из прадедов его совершил паломничество в Иерусалим, и с тех пор семья изменила фамилию на Хаджидигенис. Но турецкие власти потребовали, чтобы ничто не напоминало о греческом герое, пусть и литературном, однако вселяющем в души греков мысль о независимости, и заставили прадеда Паисия, Феодосия, поменять фамилию. Феодосий стал Феодосиу. Но дух чести и доблести не оставил род Дигенисов-Феодосиу. Преподобный, когда речь шла о его происхождении, говорил, что его предки носили в себе «сумасшедшую жилку».

Луке Феодосиу исполнилось пятнадцать лет, когда умер его отец Феодосий, оставив вдовой молодую жену. Тут же откуда-то явился богатый турок с намерением забрать женщину в свой гарем. Лука один, без чьей-либо помощи, так смело и удачно отстоял мать от посягательств наглеца, что жители Фарас единодушно избрали пламенного юношу главой сельской общины, и он двадцать пять лет был для односельчан заботливым отцом и защитником. А когда Лука умер, тоже молодым, всего-то сорокалетним, то оставил после себя жену Христину, похожую на него душой, и двух детей – Деспину и Продромоса. Христина побывала в Иерусалиме и, вернувшись, стала зваться Хаджи-Христина, или Хаджианна. Женщина эта сияла радостью и любовью к Богу, при этом отличалась необыкновенным жизнелюбием, предприимчивостью и изрядным мужеством. Она подвижнически проводила посты, часто уединяясь в маленьком отдаленном храме. Но знала, видимо, толк и в делах – сдавала в аренду австрийскому коммерсанту свой дом в городе. А однажды защитила себя от нападения вооруженного турка, отобрав у него ружье и им же разбойника отколотив.

Сына своего Продромоса она отдала в научение разным ремеслам, чем обеспечила его и всю его большую будущую семью куском хлеба на всю жизнь. Продромос выучился и вернулся в родные места, в дорогое его сердцу село Фарасы. Само село и примыкавшие к нему несколько малых поселений долгие века сопротивлялись проникновению в дух и уклад этого оплота православия, греческой культуры и языка чуждых фарасиотам-каппадокийцам турецких влияний. В Фарасах насчитывалось до пятидесяти церквей – и вместительных, и совсем тесных, для одной-двух семей. Многие из церквей в Византийскую эпоху являлись монастырскими храмами.

Продромос женился на пятнадцатилетней сироте Евлогии Франте из обедневшей благородной семьи. Таинство брака прямо в день сватовства совершил над Продромосом и Евлогией архимандрит Арсений, дальний родственник невесты. Земляки с почтением называли своего священника Хаджи-эфенди: он пять раз ходил на поклонение во Святую Землю. Отец Арсений к тому времени, к 1905 году, уже около сорока лет служил в своем родном селе. Он отличался строгой подвижнической жизнью и такой молитвой, что «камень пробьет», как говорили фарасиоты. Обладая даром исцелений, изгнания нечистых духов и прозорливостью, он никому не отказывал в помощи. К нему обращались и мусульмане. При жизни пастырь нес неусыпную молитвенную вахту, стоя на страже Фарас и всей округи: это было необходимо, так как очаг православия духовно «жег» всю округу. Отец Арсений, за неимением в селе доктора, исцелял молитвой и вразумлением и от духовных болезней, и от обычных, телесных. Люди при жизни почитали его святым человеком. Многочисленные же посмертные чудеса архимандрита Арсения и растущее почитание его в Греции дали основание

Константинопольскому Патриарху Димитрию I и Священному Синоду прославить фарасского священника в лике святых в 1986 году. Житие преподобного Арсения Каппадокийского написал его благодарный заочный ученик и дальний родственник – преподобный Паисий, крещенный в Фарасах восьмидесятилетним Арсением спустя всего несколько дней после рождения.

Старец Паисий пишет в книге о преподобном Арсении Каппадокийском, что тот молитвой своей умел сковывать турецких бандитов, предотвращая многие бедствия, собиравшиеся над селом грозовыми тучами. Продромос, вдохновляясь уверенностью, которую давали ему благословения Хаджи-эфенди, вместе со своими юными товарищами взял село под охрану. Отвагу и отчаянную решимость он унаследовал от предков, а доброта его не могла укрыться от односельчан, и его, следуя отчасти традиции – доверять именно этой семье, но и по личным заслугам, выбрали главой общины. Он оставался ею в течение десятилетий, продолжая быть для земляков защитником, справедливым судьей и администратором даже в Греции, куда выслали фарасиотов турки.

Не раз в схватках, окруженный четами [5] и солдатами регулярной армии, Продромос выходил из окружения невредимым. Как-то ему удалось высунуть из-за камня верх своей шапки, и он, перебежками меняя позицию, продолжал стрелять в противника. Запутав турок, он в один миг скрылся от них. А однажды оделся богатой турчанкой, проник бесстрашно в логово бандитов и вошел к главарю. Он отнял у него винтовку, назвал бабой и вместе с подоспевшими молодыми друзьями отогнал разбойников от села. В конце концов турки объявили смельчака в розыск и назначили цену за его голову. Продромос успел спрятаться у австрийского коммерсанта, снимавшего дом в Адане у его матери. Иностранец помог ему оформить документы о неприкосновенности в австрийском посольстве, и тогда Продромос смог вернуться в Фарасы. Его стали звать Эзнепис – «чужеземец» по-турецки, – и это прозвище через некоторое время стало фамилией Эзнепидис.

Враждебное отношение турецких властей к христианам, населявшим Турцию, – то есть к грекам и армянам – в начале XX века постоянно и стремительно возрастало. Пугавшие христиан заявления начальствующих, и публикации в газетах во второй половине XIX века, и стихийные выступления против мирных жителей в 1890-е и в первые годы XX столетия разразились к 1914–1923 годам нечеловеческой жестокостью – массовым истреблением двух христианских народов на территории Турции.

Расправа над армянами для политических лидеров Османской империи представлялась делом внутригосударственным. Армяне не имели тогда своего независимого государства. Цинично задуманное решение «армянского вопроса» привело в 1915–1918 годах к гибели, по разным оценкам, от одного до полутора миллионов человек.

Массовое преследование греков началось годом ранее. А в разгар Первой мировой войны, лишавшей жизни и крова миллионы людей в Европе, запылали и дома греков в турецких провинциях; все чаще разносились по стране вести о массовой резне греков в Понте, Кесарии, вокруг Аданы. Своей вершины война турецкого правительства и враждебно настроенного по отношению к грекам турецкого народа достигла к 1921–1923 годам. В мае 1922 года в регионе Самсуна, на понтийском побережье Черного моря, уже не осталось не разрушенной ни одной греческой деревни. Власти выдумали для греков и так называемые «рабочие батальоны», которые в правительственных кругах назывались откровенно «батальонами цивилизованной смерти». На несуществующие работы людей отправляли быстро, устраивали своеобразные марш-броски. Пешие 30-45-дневные походы почти без пищи и воды вглубь страны, под присмотром сытых жандармов, усеивали дороги умиравшими страдальцами. В самом страшном и знаменитом походе, отправившемся с Чесменского полуострова на материк, погибло около 60 тысяч человек. В бывшей Смирне, нынешнем Измире, избиение греков и армян продолжалось с нарастающим размахом несколько месяцев. Массовые убийства подарили Элладской Церкви сонм новомучеников, среди которых митрополит Смирнский Хризостом, отвергавший предложения своих друзей из западных консульств о предоставлении ему убежища. Сдержанно и спокойно он отвечал, что он пастырь и его место – быть со своим стадом. Он претерпел медленную мученическую кончину от рук издевавшейся над ним толпы, которой его выдал турецкий генерал Нуреддин-паша. Митрополита

вернуться

5

Четы – турецкие бандиты.

2
{"b":"623545","o":1}