Неказистая, суровая, простая —
Березняк, рябинка да сосна…
В целом свете ближе нету, нету края,
Вологодская родная сторона!
Белой ночи сумрак нежный
И осенних красок жар,
Колдовство метели снежной
Ты приносишь людям в дар.
Вместе с Б. Головиным Дмитревский сочинил еще «Гимн вологодских студентов». Там был такой припев:
Нас воспитает и научит,
Путевку даст и в жизнь и в труд
Родной для нас и самый лучший
Наш Вологодский институт!
Танцевали под «Брызги шампанского», новости слушали по черному репродуктору, оставшемуся с довоенных времен, «вражеские голоса» ловили по ламповому приемнику. Однажды он почему-то замолчал. Пришедший мастер обнаружил в нем мышиное гнездо. Был еще один повод посмеяться.
Чувства дружбы, взаимной близости, участия, доверия сохранились у нас до сегодняшнего дня. Иных уж нет на этой земле, но память о них в сердце навсегда. Они неотделимы от нашей молодости.
Мы умели развлекаться, но умели и работать, хотя на первых порах приходилось нелегко.
В студенческих аудиториях еще много было бывших фронтовиков, которые казались мне более взрослыми и умудренными жизнью, чем я, да так оно и было. На заочном отделении занимались вообще взрослые люди, многие уже работали в школе. Я смущалась и не ощущала себя настоящим преподавателем, но чувствовала поддержку и симпатию студентов. Это немного успокаивало и придавало силы. Приходилось читать не те курсы, к которым я была более подготовлена. Мне досталась зарубежная литература, а я писала диплом по Алексею Толстому. Однако деваться было некуда, и приходилось много готовиться, чтобы не ударить в грязь лицом. Мужу было проще – он получил свою любимую советскую литературу, да и отношения со студентами, прошедшими войну, как и он, у него быстро наладились.
Это было время, когда у нас учились Сергей Викулов, тогда уже писавший стихи, Валерий Дементьев, впоследствии известный литературовед, Павел Булин и Владимир Пудожгорский, будущие доценты нашего факультета, Юрий Герт, теперь известный писатель, живущий в США, и много других талантливых людей, проявивших себя в филологии и в педагогике. Бывшим фронтовикам приходилось трудновато во всех отношениях, и мы, совсем недавно покинувшие студенческую скамью, хорошо их понимали.
На факультете было три преподавателя, что называется, старой закалки. Это были Вера Дмитриевна Андреевская, методист кафедры литературы, Александр Михайлович Ремизов, доцент этой же кафедры, и Василий Сергеевич Третьяков, доцент кафедры русского языка. Они нас подбадривали и не оставляли своим вниманием. Первая в Вологде новогодняя встреча прошла в доме Василия Сергеевича на Октябрьской улице. Мороз доходил до 40 градусов, и в деревянном доме, который в свое время был, вероятно, добротным, а теперь обветшал, было довольно холодно. Согревала теплота человеческих отношений.
Вера Дмитриевна, получившая педагогическое образование до революции, преподавала русскую словесность еще в гимназии. Она приглашала к себе в гости, делилась методическим опытом, что было для меня очень важно, потому что в университете методике почти не уделялось внимания. В ее маленькой квартире было так уютно и всегда находилось что-нибудь вкусное. Когда Виктор Васильевич защитил диссертацию, она подарила ему красивый бокал, по ее словам когда-то принадлежавший кому-то из князей Вяземских.
У А. Ремизова была большая библиотека, которой он разрешал нам пользоваться. До сих пор я нахожу на своих полках подаренные Александром Михайловичем книги с инвентарным номером, написанным его рукой. Так с помощью этих добрых людей и собственных усилий мы постепенно становились на ноги. Мне, новичку в зарубежной литературе, еще очень помогали лекции Олега Владимировича, которые он разрешил мне посещать.
Отличную обстановку на кафедре создавал ее заведующий, Геннадий Иванович Лебедев, который с большой семьей жил рядом с нами над рестораном «Север». Это у него я всегда перехватывала трешку или пятерку до получки.
Одним из неприятных воспоминаний первых лет нашей жизни в Вологде было обсуждение на кафедре изданной моим мужем, Виктором Васильевичем Гурой, книги «Русские писатели в Вологодской области», ставшей теперь почти библиографической редкостью. Она вышла в 1951 году. В ней, несомненно, были и ошибки, и пропуски, но не было никаких политических огрехов. Однако суровая и бдительная критика того времени их нашла. Автору строго указали на то, что в его книге не нашлось места для Сталина, в свое время побывавшего в Вологде в ссылке и что-то здесь написавшего. Тогда такое обвинение было довольно опасным. Но во время обсуждения на кафедре Геннадий Иванович не дал разгуляться страстям и никаких «оргвыводов» не последовало. Мы работали в спокойной доброжелательной атмосфере, в постоянном контакте с кафедрой русского языка, во главе которой стоял Б. Головин.
В 1950-е годы на разных кафедрах работали крупные специалисты. Игорь Кон, имеющий сейчас широкую известность как психолог, начинал работать на кафедре всеобщей истории. Артур Владимирович Петровский два года читал вологодским студентам психологию, затем уехал в Москву и через некоторое время стал академиком-секретарем, а затем и президентом Российской академии образования. Но не все попадали в Вологду добровольно. Кандидат химических наук Софья Соломоновна Норкина, бывшая доцентом МГУ и парторгом естественных факультетов университета, накануне защиты докторской диссертации была выслана сначала в Казахстан, а затем отбывала ссылку в Вологде и работала в ВГПИ. Такова же была судьба и профессора Гольдмана, одного из крупных физиков страны. Профессор Дягилев читал студентам естественно-географического факультета ботанику, профессор Чулков – анатомию. Павел Викторович Терентьев, бывший проректор Ленинградского университета, доктор биологических и кандидат физико-математических наук, читал зоологию. Профессор Гуковский – историю. Для провинциального вуза это была редкая удача. Многие, правда, уехали после 1953 года.
Все торжественные мероприятия по праздникам проходили в КОРе, как он назывался раньше (Клуб октябрьской революции), или Дворце культуры железнодорожников, как его именовали уже при нас. Там же приезжие знаменитости давали концерты или спектакли. Часто приезжал Ярославский симфонический оркестр, которым дирижировал Юрий Аранович, теперь давно уже находящийся в Израиле. Мы имели счастливую возможность слушать величайших пианистов нашего времени Святослава Рихтера и Эмиля Гилельса, знаменитого Мстислава Ростроповича, еще одного известного виолончелиста Даниила Шафрана. На сцене Дворца культуры железнодорожников играл ансамбль скрипачей Большого театра под управлением Юлия Реентовича и знаменитый джаз Олега Лундстрема. На ней танцевал Махмуд Эсамбаев и ставил балеты Макс Миксер, в которых блистали вологодские девочки и мальчики.
Привозили свои спектакли московские и ленинградские театры. В том же зале мы смотрели мхатовских «Мещан» и «Беспокойную старость» с Ольгой Андровской. Алла Константиновна Тарасова играла Раневскую в «Вишневом саде». Вместе с ней в спектакле были заняты Степанова, Яншин, Грибов, Масальский, так называемые мхатовские старики. «Последнюю жертву» с Тарасовой мы видели в постановке Московского областного драматического театра. Из Ленинграда театр имени Ленсовета привозил ибсеновскую «Нору» или «Кукольный дом». Каждое такое событие было праздником, его нельзя было пропустить. Мы хоть в чем-то становились причастными к столичной жизни.
Надо сказать, что и Вологодский драматический театр в 1950-е и 1960-е годы радовал своих поклонников отличными спектаклями. Художественным руководителем театра с 1954-го по 1965 год был Александр Васильевич Шубин, заслуженный деятель искусств РСФСР. Человек большой культуры, окончивший студию Мейерхольда в 1916 году, он был отличным режиссером и педагогом. Мы не пропускали ни одной премьеры, знали всех артистов, «Красный Север» заказывал нам рецензии на спектакли, и мы писали, хоть и не были театральными критиками. Любимцами публики были Марина Владимировна Щуко и Василий Васильевич Сафонов, оба заслуженные артисты РСФСР. При театре был филиал студии МХАТа, которым руководил А. Шубин, и я даже читала молодым актерам зарубежную литературу, что мне было очень интересно.