Жорж тяжело переживала свой провал. Такое было с ней впервые. Привыкшая к успеху, избалованная овациями публики, она не могла смириться с таким постыдным поражением. Обидней всего было то, что ее освистали не за плохую игру, спектакль сорвали наемные зрители, которых подкупила Владилена. Именно так она решила отомстить своей сопернице. Это была ужасная чудовищная месть, какую только можно было придумать для актрисы, чья жизнь проходит на театральных подмостках. Жорж много слышала от своих коллег об этом «чудовище» в театральном мире, именуемом клакой, но никогда не сталкивалась с этим омерзительным явлением, впервые возникшем в итальянском театре несколько веков назад. С тех пор этот прием - найма клакеров – с успехом применялся в европейских театрах теми, кто хотел создать искусственный успех либо провал актера или спектакля.

Жорж закрылась в своей гримерной и никого не пускала к себе. Она рыдала навзрыд. Катрин успокаивала подругу как могла. К Жорж насилу пробрался запыхавшийся Дашков. Он бросился перед ней на колени и страстно зашептал слова признания:

- Милая моя Жужу, я все видел. Я сидел в зале, когда началось это безобразие.

- Ах! Ты все видел! – Жорж закрыла лицо руками. – Боже, какой позор, в зале было полно народу. Сегодня же зрители разнесут весть о моем провале по всему городу. Моя репутация окончательно пропала. Это фиаско!

- Бесценная моя, любимая Жорж, ты была несравненна! – Павел кинулся целовать руки своей возлюбленной. – Сегодня ты играла даже лучше, чем обычно. Я был просто в восторге от твоей игры. Мой друг Каминский сидел в зале, он может это подтвердить.

- Правда?! – еле слышно спросила актриса. Она почувствовала, что к ней возвращается жизнь.

- Ну, конечно! Твоя игра просто изумительна. Тебе нет равных в роли шотландской королевы Марии Стюарт. Ты так величественна, так грациозна, твой голос бросал меня в дрожь. Мне казалось, что сама Мария ступала по сцене. И если бы не эти варвары – клакеры, которых наняла моя ревнивая женушка, ты сегодня обязательно сорвала бы шквал аплодисментов и крики «Браво!».

- Павел, твои слова, словно, бальзам для моей израненной измученной души. Я так тебе признательна. И хотя, я была немного сердита на тебя за то, что ты тогда бросил меня в гостинице одну.

- Дорогая моя, но ты же видела, что другого выхода не было. Надо было срочно увезти Владилену, иначе она бы разгромила весь отель. Жужу, я хочу предложить тебе бежать вместе со мной из Петербурга. Мы поедем в мое поместье, оно находится недалеко от сюда, всего в тридцати верстах отсюда. Там чудный лес и речка, прекрасный прозрачный воздух, а по весне в долинах зацветают ландыши; а летом, прелесть, как хорошо, когда цветут сады и колосятся хлеба. Соловьи поют, заливаются, лошади ходят табунами, а грива у них чуть ли не до земли, в реке полно всякой рыбы, а в лесу изобилие грибов. А какие чудные деревенские рассветы, их ни с чем нельзя сравнить! Разве только с закатами, когда золотые лучи освещают все прощальным светом, а облака окрашиваются в алый цвет. Этот чудесный край станет твоим.

- Ты… ты зовешь меня с собой? – от умиления Жорж всхлипнула. – Боже, как это мило с твоей стороны. Но что же мы будем делать там?! Там, наверное, нет театра.

- Да, театра там нет. Но это ничего, - с жаром заговорил Дашков. – Мы будем жить с тобой как все русские помещики. Я буду заниматься хозяйством, ты будешь растить наших детей, заниматься цветами, если захочешь, любовь моя, или просто будешь читать. А вечерами мы будем устраивать чаепития на веранде.

- Боже милосердный, Павел, ты делаешь мне предложение?

- Да! – сказал решительно Дашков и в знак согласия кивнул головой.

- А как же… твоя жена?

- О, не напоминай мне о Владилене, прошу тебя! Я разведусь с ней, и мы с тобой поженимся. Ты примешь православие, и священник обвенчает нас в церкви.

- Хорошо, я согласна! – сказала решительно Жорж и начала собираться. – Катрин, где мой дорожный плащ, подбитый соболями? Достань, пожалуйста, из-под кровати дорожный сундук, и если тебе не трудно, Катрин, собери мои вещи, а то у меня от всего пережитого такая слабость в теле и кружится голова.

- Конечно, Жорж, я помогу тебе. Но только как ты уедешь из столицы, ведь везде на афишах написано твое имя? Второй состав не готовили, ты не позволила. Ты сказала, что не потерпишь, чтобы еще кто-нибудь репетировал твои роли.

- Мне уже все равно, милая Катрин. Павел зовет меня в дорогу, мы с ним обязательно будем счастливы, - сказала Жорж и на прощанье чмокнула подругу в щеку.

- Но, Жорж, это так необдуманно, бросать все, - сказала Катрин, но ее уже никто не слушал.

Жорж покинула Петербург в тот же вечер. Несмотря на мольбы Мишина, она была непреклонна. Директор театра умолял ее остаться хотя бы до конца месяца, ибо она была задействована в главной роли практически во всех спектаклях, замены ей не было. Но Жорж не думала о том, что может сорвать театральный сезон, ей дела не было до петербургской публики, оказавшейся столь неблагодарной и непочтительной к ней. С отъездом ведущей актрисы, в театре поднялась настоящая паника. Нужно было срочно найти исполнительницу главной роли, Мишин был на грани инфаркта.

Жорж уехала вместе с Дашковым в его имение. Карета, запряженная тройкой резвых лошадей, уносила путников в заснеженную даль, все дальше от столицы, приближаясь к тем грезам и тому раю, который Дашков пообещал своей любимой. Серебряные колокольчики весело звенели, оглашая окрестности малиновым звоном. На душе у Жорж было спокойно и сладостно, она прижалась к плечу Павла и задремала. Во сне она увидела тот сказочный край, который ей нарисовал Павел, ей привиделась ее будущая счастливая беззаботная жизнь.

Но грезам Жорж не суждено было сбыться. В дороге их догнал Каминский. Он привез письмо от жены Дашкову. В письме Владилена умоляла вернуться неверного мужа в лоно семьи, обещала все простить, и даже не препятствовать ему более распоряжаться ее чековой книжкой. Этот довод был очень убедительным. Дашков глубоко задумался. Его душу разрывали сомнения. Он с надеждой посмотрел на друга. Они стояли вдвоем на морозе, чуть поодаль от экипажей. Взволнованная Жорж выглядывала в окошко, покрытое инеем, пытаясь понять, что же происходит, и кто этот человек, который нагнал их в пути.

- Георгий, скажи мне, Бога ради, что мне делать?

- Не знаю, Павел, поступай, как знаешь! Этот вопрос ты должен решать самостоятельно, без подсказки. Тебе жить с одной из них.

- Но я люблю Жорж, и жизни не представляю без нее, а с другой стороны Владилена законная жена мне и она мне все прощает?.. – Дашков мучился от нерешительности, от той раздвоенности чувств, которая вдруг овладела им. В первый раз в жизни Дашков был готов совершить благородный поступок, он сам гордился собой, своей решительностью, можно сказать, даже храбростью, ему казалось, что он благородный и верный рыцарь, который спасает свою даму из рук злодея, но… не смог довести задуманное до конца. После раздумий, Дашков сказал поникшим голосом и без бравады: - Да, видно, совершить задуманный мною подвиг, мне не под силу…

Павел неохотно поднялся в карету, где его дожидалась любовница. Он грустно вздохнул и сказал: - Прости меня, Жорж, подлеца, но мы вынуждены вернуться.

- Но почему?! Что случилось?

- Дела, - уклончиво ответил Дашков. – Поверь мне, все скоро уладится. Мы будем вдвоем, ну а пока нам надо пожить врознь. Ты, как прежде, будешь играть в театре, ну а я…

- Кто этот человек, который привез тебе дурные вести?

- Это мой друг Георгий Каминский, мы давно дружим с ним…

- Он, наверное, сообщил тебе, что ты разорен?! – догадалась Жорж.

- Да, - ответил Дашков. Ответ, найденный Жорж, показался ему самым подходящим. О том, что Павел возвращался к законной жене, он сейчас не хотел говорить Жорж, она бы никогда не простила его. Хуже того, она бы стала презирать своего кавалера.

Вернувшись в столицу, мадемуазель Жорж по-прежнему блистала на петербургской сцене. Ее неудавшееся бегство из театра, истинного намерения которого не знал никто, кроме верной подруги Катрин, сделало Жорж героиней в глазах публики. Восхищенные зрители носили свою любимицу на руках, засыпали цветами и криками «Браво!» Жорж стала еще популярней, чем была прежде. Неприятности в прессе очень быстро кончились, когда в дело вмешался сам царь. Французский посланник Коленкур попросил аудиенции у царя. Коленкур выразил свое недовольство гневной статьей Якова Ядова, в которой журналист не лестно отозвался о французской актрисе.