«В золотом многобожии…» в золотом многобожии другом пятикнижии как ты думаешь можно ли выбрать главу где бы мы выжили наяву? «Стекает за фрамугу…» Стекает за фрамугу бесшумная вода. У снящихся друг другу нет выбора – куда вернуться из полёта, очнуться в череде, свести ещё кого-то с ума – к большой воде… «…Лги мне, Офелия, это – бальзам…» …лги мне, Офелия, это – бальзам, лезвия эти повсюду вырастут лесом, но знаю ли сам – гадом ли, Гамлетом буду? В женских и смертных тебя обвиню, солнце укутаю в тени, Голову к лону когда наклоню – сердце уткнётся в колени… «Кто говорит, что жизнь недорога…» Кто говорит, что жизнь недорога, и нет ей повода за поворотом? Вишнёвый сад – огромные рога Оленя фон Мюнхгаузена – вот он, где розовато-бронзовый хрусталь окутан молоком, и лишь подошвам не «здравствуй» чудится, а – «зарастай звериным прошлым…» «По себе ни глотка…» По себе ни глотка горечи не оставь: Eсли печаль – река, две половины вплавь солнечные лови, как из окна ключи. …Жизнь для одной любви. Дом для одной свечи. «По-царски на краю…» по-царски на краю это в раю по-детски на виду это в аду глаза прикрою и перекрою чтобы наедине а не в ряду сухое пламя обняла вода по-русски credo это никогда «Черёмухи ли чёрным сахаром…» Черёмухи ли чёрным сахаром, певец полуночный, ты жив? – Во мраке, молниями вспаханном, то потерявшись (так решив), то матовой кивнув подпалиной на сполох косвенный и треск – свисти, срывайся, но – выстраивай свой арабеск. Электричка
В кипящем зное рафинадом холода – ледышки ландыша перевезём: семь позвонков – фарфоровая хорда, семь позолот, сошедших в чернозём… «Слово за слово полдела…» слово за слово полдела солнце прутья по оградам осветило полетела тень твоя с моею рядом вся на радостях и ласках в пене клеверного ситца курам на смех богом наспех поцелованная птица «Из волос «невидимка», цветок из венка…» Из волос «невидимка», цветок из венка, то, что вилочкой клюва по дну родника цапля пишет… Но ты не из цапель: языком осязания капель расточителю снов, пчеловоду, царю назови по-иному породу свою, чем – земная, морская, небесная, всетелесная фьюти-фью. Белая ночь Белая ветвь горчит на обнажённом сломе. Кружится голова. Пока не звезда – светят в дверном проёме лучшие дни, слова. На молчаливый сговор зеркала и уродца этот закон похож: многое – обещается, малое – достаётся, лучшее – не берёшь. «Электричество, трение янтаря…» Электричество, трение янтаря о золотое руно звёзд – белую высоту беря, в небо падает чёрный дрозд. Дальнейшее – лишь пересказ сновиденья взаймы: он там исчез, где янтарный глаз ещё светился сквозь ситец тьмы. По кормушкам – пшено, сухари, миндаль, нас отстреливают за разбой… Воздух исчезновенья! – дай, расколов янтарь, подышать тобой. «Серебристое кино…» серебристое кино мой мальтийский сокол перстень постучит в окно и не надо стёкол только сумерки прости дёшево продашь их по запястьям травести чьи-то после наших грозовые заодно близость и прохлада перстень постучит в окно и руки не надо |
