Annotation

Сёмкин Илья

Сёмкин Илья

Хрустальные дни

ХРУСТАЛЬНЫЕ ДНИ

Студж спустился по идущей под уклон улице и оказался на морском берегу. Накрапывал дождик, и пляж был пуст. Металлическое небо, чисто условно, разделялось нитью горизонта с грифельным морем. Он зашагал к пенящейся кромке воды. Мокрый песок одновременно хрустел под подошвами и стремился их засосать. Студж подошёл к воде и опустился на знакомое, невесть откуда взявшееся на берегу, бревно. Ему здесь нравилось. И больше всего - отсутствие каких бы то ни было рамок: никаких стен, только бездонное небо и почти бездонное море. "Ты всегда стремился к свободе", - сказал Студж сам себе. Вместе с разливающимся по телу теплом он почувствовал, как всё в мире становится на свои места - бесконечно собирающийся кубик Рубика. Ему нравилось это сравнение. Именно тут, в этом условном центре мира, легко рождались стихи, часто совсем простые, как, например, то, что появилось секунду назад:

Пустая жестянка

Лист бумаги

Небо вода

Студж мог сидеть в этом месте часами, ни о чём не думая или, точнее, думая обо всём сразу. Ему не мешала капающая с неба вода, он не ощущал себя одиноким. Ветер доносил из города различные звуки: крики людей, гудки машин, перезвон трамваев. И это звучало как музыка. Воспоминания редко посещали его - настолько чужд он был любой ностальгии (хотя ему было, что вспомнить). Но вот что интересно - даже когда всплывало в памяти чьё-то лицо, это не вызывало ничего: ни грусти - если это было лицо друга, ни раздражения - если принадлежало недругу. И ещё: чем Студж становился старше, тем прозрачней и светлее становилось вокруг, тем медленнее вращался, приводящий сам себя в гармоническое равновесие, кубик Рубика.

"Артемида, вставай!". Вставать совершенно не хотелось, но голос матери звучал настойчиво и даже раздражённо. "Азохенвей", - подумала она и подняла очень тяжёлую голову.

- Ну и?... - вопрос прозвучал не менее раздражённо.

- Что и? Поднимайся и ползи в школу.

- Так каникулы же...

- Тебя физик ждёт, тройку твою исправлять!

Раздражение нарастало, причём с обеих сторон.

- Мне и с тройкой норм. Стоило будить...

- Встала и марш в школу. О будущем подумай!

- Вот сейчас встану и начну думать о будущем. Ага!

-Ага! Ага! Вот встанешь и начнёшь!

Это становилось невыносимым.

- Но это же моё будущее! Кх!

Палец приставленный к виску изобразил пистолет. Мать махнула рукой и ,двинувшись на кухню, безапелляционно констатировала:

-Завтракать и в школу бегом.

Дочь отправилась чистить зубы и рассматривать себя в зеркале особым подростково-мазохистским способом: упиваясь своими, чаще всего выдуманными, недостатками. Надо сказать, что Артемида была вполне симпатичной девушкой, считавшей, что у неё "отвратительно жидкие волосы, маленькая грудь и толстые икры". Неуклюжие ухаживания сверстников она принимала за сарказм, отвечая, путалась в показаниях и не очень понимала, чего, собственно, хочет. Сказать, что эта не слишком успешная ученица была полной социопаткой, склонной к саморазрушению, было бы неверно, однако, ей не были чужды эти прелести переходного возраста. При этом Артемида обладала проницательным умом, интуицией и неумело замаскированной добротой. Стремление к свободной и гармоничной жизни естественным образом существовало в ней, бок о бок с различными комплексами и, часто, вопреки навязчивой материнской опеке. Искусав зубную щётку и ещё больше взлохматив и без того спутанные волосы, она вошла в кухню, даже не взглянув на кашу, одним глотком расправилась с кофе и, накинув косуху, направилась к двери.

- А поесть? Причешись! Надеюсь, ты в школу? Потом домой? Позвони, как там с физикой. Ты почему не отвечаешь?

- Если я отвечу, мы опять поругаемся.

И, не взглянув на мать, Артемида скользнула за дверь.

Студж услышал лёгкие шаги, повернул голову и увидел, как на противоположный конец бревна опустилось юное существо женского пола. Несмотря на закрывающую пол-лица спутанную синюю чёлку, пирсинг в губе и тёмные очки, он заметил, что черты лица у незнакомки правильные и приятные, а вид немного растерянный. Довольно продолжительное время никто не произносил ни слова. Наконец, девушка вежливо спросила:

- Я вам не мешаю?

- Вовсе нет. А я вам?

- Тоже вовсе нет. Совсем.

Когда Артемида смущалась, фразы выходили у неё какими-то деревянными. Она приподняла голову и, чуть откинувшись назад, посмотрела на собеседника. Вроде, на первый взгляд, ничего особенного: пожилой, располневший мужчина с окрашенными в жёлтый цвет волосами, среди которых пробивалась седина, одетый в тёплую клетчатую рубашку на "молнии", обтрёпанные джинсы и потёртые кроссовки. Но черты его, уже немного расплывшегося, лица хранили пожизненную печать благородства, а взгляд выцветших глаз был твёрдым, как сталь. "Он, определённо, герой" подумала Артемида. Какое-то время они молча смотрели друг на друга.

- Я - Студж. - сказал Студж.

- Ого! - сказала Артемида. - Гуру интеллектуального рока Студж? "Вызов вечности", "Колесо сансары вращается обратно", все дела? Укусите меня, чтоб я проснулась!

Студж смотрел на неё с той фирменной загадочной улыбкой, которую так хорошо знали все его поклонники.

- Это песни с нашего последнего альбома. Который вышел пять лет назад. Ну а тебя как звать?

- Родители, видимо находясь в наркотическом угаре, назвали меня Артемидой. Демократичные сверстники зовут меня Тёмой.

- Пойдём. - внезапно Студж резко встал и, с неожиданной для его фигуры лёгкостью зашагал в сторону города. Его новая знакомая еле поспевала за ним.

- Мы это куда идём?

Студж шёл всё так же улыбаясь, со взглядом, устремлённым вдаль.

- Надо где-то поесть. У тебя глаза голодные.

Они сидели в каком-то полутёмном и полупустом кафе. Артемида приканчивала омлет, запивая его крепким несладким кофе. Её тёмные очки валялись на столе. Студж потягивал молочный коктейль и время от времени кидал в рот кусочки шоколада, отламывая их от увесистой плитки.

- Кстати, ты не мог видеть, что у меня глаза голодные. Из-за очков.

- Мог, мог. Я же провидец. К тому же ты облизывалась.

- Вот ни фига! Не было такого! Я вообще облизываться не умею!

- Ладно, ладно. Не умеешь. Но у меня чудовищная интуиция.

- Страшно подумать! А чем ты сейчас занимаешься? В смысле, чем рок-н ролл заменяешь?

- Рок-н-ролл заменить нельзя. Если он был, то остаётся навсегда. Меняется форма.

- И во что он переформатировался?

- Да так. Стишки пишу.

- Их печатали где-нибудь?

- Пока нет. Но я над этим работаю.

- И не скучно? После рок-н-ролловых бурь?

- Ни хрена. Веселее ещё никогда не было. Серьёзно.

Студж немного помолчал и продолжил:

- Знаешь, в последнее время мне кажется, что мир очень похож на саморазбирающийся и, затем, самособирающийся кубик Рубика. Точнее не один кубик, а сколько там нас ... в общем у каждого свой. И в то же время он один. Такой вот, почти теологический парадокс. Догмат о множественности и единстве вселенского кубика Рубика от Скуджа.

Он усмехнулся:

- И зачем я тебя этой дурью гружу?

Артемида посмотрела на него снизу вверх, подперев голову ладонью.

- Да это и не дурь вовсе. А загрузить я себя и сама могу. Причём по полной программе.