– Не такой уж он и королевский, – сказал Шарль.

В его голосе послышались нотки ревности. Чтобы разрядить обстановку Мьюз решила переменить тему.

– А откуда известно, что должна прийти королева и как давно вы её уже ждёте? – спросила она.

Шарль и Ричард непонимающе переглянулись и почти хором ответили:

– Это было известно всегда!

– Хорошо, – сказала Мьюз. – Но как же зовут вашу королеву?

– Этого мы сказать не можем, – пролаял Шарль.

– Ни за что, – мяукнул Ричард.

– Разве что, ты отгадаешь три наших загадки, – добавил Шарль

– Ну, давайте ваши три загадки, – согласилась она.

– Что такое – стеклянное, а важничает больше всех? – спросил пёс.

– Это же совсем просто, – обрадовалась Мьюз, – Стеклянная Птица!

– Правильно, – удивился кот. – А вот вторая загадка: мыши, а котов не боятся?

Девушка задумалась на несколько секунд:

– Стеклянные мыши?

– Верно, – отозвался Шарль. – Ну, тогда самое сложное: рыбы, а в воде тонут?

Мьюз уже разбирал смех:

– Стеклянные рыбы?

– И правда, – ответили звери опять хором.

– Ну, а теперь говорите, как зовут вашу королеву, – потребовала она.

– Мы не можем сказать, – заявил Шарль.

– Хотя это и так все знают, – мяукнул Ричард.

– Её зовут Линн, – закончили они, в очередной раз, хором.

Когда Мьюз вышла из дворца на улицу, солнце стояло ещё высоко, но по каким-то неуловимым признакам угадывалось приближение вечера. Она пошла наугад по одной из узких улочек, затем свернула в парк. По дороге ей не встретилось ни одного человека, хотя вдалеке можно было различить отдельные фигурки местных жителей. Идя по парку, краем глаза Мьюз заметила летящую справа от неё Стеклянную Птицу, потом слева ещё одну. Не успела она оглянуться, как вокруг неё плотным кольцом двигалось уже около десятка этих прозрачных пташек. «Похоже, меня конвоируют», – подумала Мьюз и решила пока ничего не предпринимать, а посмотреть, что будет дальше. Так они дошли до высокой кирпичной башни, но когда она захотела её обогнуть, одна из птичек клюнула её в плечо, корректируя курс и заставляя свернуть к двери. Попытка повернуть в другую сторону закончилась аналогично. Мьюз ничего не оставалось, как войти в башню, к тому же ей стало интересно – чего же от неё хотят? Пройдя по коридору, она оказалась в круглом зале, который, судя по всему, располагался в самом центре постройки. В зал проникало достаточное количество света из высоких стрельчатых окон. Посередине помещения на каком-то подобии трона восседала самая большая Стеклянная Птица. Она была, конечно, не такой огромной, как муляжи-стражи у городских ворот, но не меньше крупного орла. «Интересно, если такая клюнет… Впрочем нет, это совсем не интересно», – подумала Мьюз. Маленькие птицы расселись на подоконниках и хранили молчание, видимо, в ожидании того, что скажет Главная Птица. Но та не спешила, рассматривая пленницу как какую-нибудь диковинную зверушку. Наконец, она откашлялась (кашель у неё, естественно, был хрустальный) и спросила, глядя на девушку своими неподвижными чёрными глазами:

– Ну и кто же к нам пожаловал?

– Вообще-то, меня сюда привели, – сказала Мьюз.

– Возражать запрещено, – строго произнесла Главная Птица. «Запрещено, запрещено», – зашелестели мелкие птицы.

– Итак, начнём сначала. Кто же к нам пожаловал?

– Меня зовут Мьюз, – ответила допрашиваемая, несколько сбитая с толку этим странным допросом.

– Это что ещё за непонятное имя? – строго осведомилась Птица.

– В переводе – Муза, – пояснила Мьюз.

– Хм, – сказала Птица, становясь всё мрачнее, – это звучит ничем не лучше. Даже хуже. Гораздо хуже. «Хуже, хуже», – опять заклекотали остальные птицы.

– Что ж Вам имя-то моё далось, – сказала допрашиваемая, начиная терять терпение.

– Ты какая-то строптивая, – констатировала Птица, наклонив голову и рассматривая собеседницу в другом ракурсе. – Строптивая и странная. А это, как известно, очень плохое сочетание. «Плохое, плохое», – раздалось отовсюду.

Птица наклонила голову в другую сторону и опять принялась рассматривать Мьюз. Непонятно было, о чём она думала и думала ли вообще. Возможно, Птица немного вздремнула. Внезапно она очнулась и спросила:

– Ну, так с какой же целью ты здесь?

– Я здесь появилась на свет. Восемь лет назад. – Девушка пожала плечами, – Вот решила вернуться.

– У тебя нет никаких доказательств, что это действительно так.

Это прозвучало так, будто Большой Птице было действительно жаль, что эта версия недоказуема.

– Но ведь и у Вас нет доказательств, что это не так, – возразила Мьюз.

Птица вздохнула:

– Дело в том, что мы, Стеклянные Птицы, и не должны ничего доказывать. Наша прозрачная природа – гарантия нашей праведности.

«Это уже совсем ни в какие ворота не лезет», – подумала Мьюз. Но вслух сказала:

– У меня, смею Вас заверить, нет ни малейшего сомнения в Вашей праведности. Однако…

– «Однако», – передразнила Главптица довольно противным, хоть и хрустальным голосом. – Никаких «однако». Учись уважению.

– Уважению научиться невозможно. Ведь это то, что Вы должны вызывать, – быстро сказала Мьюз, но её собеседница только фыркнула в ответ (ехидным хрустальным фырканьем).

– Уведите подозреваемую в камеру. Завтра состоится суд, – сказала она, обращаясь теперь уже к своей свите и отвернулась от Мьюз, давая понять, что разговор окончен. Та хотела воспротивиться, но вдруг почувствовала, как устала и хочет спать. «В камеру, так в камеру, – подумалось ей с некоторым безразличием. – Всё равно надо где-то спать. А завтра будет видно».

Стеклянные Птицы окружили Мьюз и сопроводили её к прозрачной, еле видной в лучах заходящего солнца лестнице, ведущей в верхнюю часть башни. «Лучше не смотреть вниз, а то кажется, что идёшь по воздуху», – думала она, поднимаясь всё выше и выше, оставляя тронный зал далеко внизу. Наконец лестница кончилась, и вся процессия двинулась по горизонтальному, опять же совершенно прозрачному коридору. Мьюз увидела, что по обеим сторонам расположены длинные ряды совершенно одинаковых пустых прозрачных комнат. Вскоре они остановились у одной из них, несколько Стеклянных Птиц принялись клевать какие-то только им заметные точки, и дверь плавно отворилась.

– Твоя камера, – сообщила одна из конвоирш. Пленница уже собиралась войти, как вдруг вспомнила, что уже сутки ничего не ела:

– Мне положен ужин, – решительно заявила она. – Голодовку я пока не объявляла – так что вам придётся меня накормить, пока я не умерла от голода прямо на ваших глазах.

Птицы засуетились и несколько из них умчалось в неизвестном направлении. Через несколько минут они вернулись, держа в клювах поднос, на котором стояла кружка с какой-то зеленоватой жидкостью и лежало странное выпечное изделие, напоминающее ватрушку из которой вынули начинку. Заметив, что Мьюз с недоумением смотрит на угощение, одна из птиц пояснила:

– Это наша традиционная еда – чай из подорожника и перепончатый пончик.

– Выглядит немного странно, – осторожно заметила девушка.

– Что ты! Это же королевская трапеза! – весьма эмоционально заверила птица.

«Что же тогда едят обычные люди? Наверное, одни перепонки без пончиков, – подумала Мьюз. – Ну да ладно, придётся есть, что дают. Главное – не отравиться». Она осторожно откусила от «королевской» выпечки и отхлебнула напитка. На вкус еда оказалась не лучше, чем на вид – чай был горьковатым, а перепончатый пончик и вовсе безвкусным. Но всё-таки это было лучше, чем ничего, и, не без труда закончив ужин, Мьюз поблагодарила Стеклянных Птиц. После этого она вошла в свою камеру и летучие стражницы, опять же при помощи клювов, затворили за нею дверь. Мьюз легла, подложив под голову рюкзак. В наступивших сумерках у неё было странное ощущение, словно она парит в воздухе в самой середине огромной башни. Из-за этой оптической иллюзии или из-за мыслей о завтрашнем суде, несмотря даже на сильную усталость, уснуть долго не удавалось. Сон пришёл уже под утро, и во сне к ней явилась Линн. Писательница дымила электронной сигаретой и, ласково улыбаясь, смотрела на девушку. Потом она заговорила, но ничего не было слышно, как будто в этом сне отключили звук. Однако Мьюз легко прочитала по её губам: «Ничего не бойся. Если ты будешь смелой (а я знаю, что ты будешь смелой), никто не причинит тебе вреда».