– Не надо, Стас. Это твоя личная жизнь.

– А может, мне легче станет, когда выговорюсь?

Быков пожал плечами и заявил:

– Ну, если так, то я готов тебя выслушать. Светлана моей тревожной сумкой занимается, что-то собирает, так что время у меня есть, поэтому я к тебе и заглянул.

– Видишь, жена готовит мужа в командировку. Это хорошо, Леня. Я тебе по-доброму завидую. Пойдем на кухню.

– Пойдем.

Стас присел за стол, кивнул на бутылку водки и спросил:

– Выпьешь?

– Нет, Стас, не хочу.

– Тогда и я не буду, хотя на душе муторно.

– Что случилось, Стас? Нет, конечно, не хочешь – не говори, но я вижу, что тебе действительно надо высказаться.

– Да. Сейчас. – Иволгин взял со стола чашку, залпом выпил терпкий, почти остывший чай, прикурил сигарету.

Потом он рассказал другу все о своих взаимоотношениях с супругой.

– Вот так, Леня. Видимо, конец нашей семейной жизни, – заявил Станислав.

– Ты горячку-то не пори. Спокойно все обдумай.

– Да тут думать уже совершенно не о чем. Разбилась любовь, не склеишь.

Быков вздохнул и заявил:

– Знаешь, Стас, как говорится, чему быть, того не миновать. Но ты уверен, что тебе надо лететь в Сирию? Я могу переговорить с командиром полка, чтобы все это не выглядело отказом из-за банального нежелания подвергать себя риску. Я возглавлю основной экипаж, а на место командира резервного офицер найдется быстро.

Иволгин покачал головой и произнес:

– Даже и не думай об этом. Для меня сейчас командировка как раз и есть самое то, что мне надо. Здесь оставаться тяжело. А там все же начнется боевая работа. Она отвлечет меня от всей этой дребедени.

– Но твое состояние?..

– А что мое состояние? Хреново, конечно, в душе, но это пройдет. Завтра с утра и растает, как в полк приду.

– Но мысли о Надежде все равно будут преследовать тебя, отвлекать от решения боевых задач, а не наоборот.

– Ничего, прорвемся, Леня.

– Конечно, Стас. Вопрос лишь в том, как и куда именно мы с тобой прорвемся.

– Все будет нормально, товарищ.

– Ладно, в случае чего я смогу подменить тебя и на месте.

В прихожей раздался звонок.

Офицеры переглянулись.

– Может, это Надя вернулась? – сказал Быков.

– У нее есть ключи. Хотя нет, она их оставила дома.

Иволгин прошел в прихожую, открыл дверь и увидел сержанта Буренко, механика-водителя основного экипажа.

– Привет, командир! – заявил тот.

– Миша, привет! Ты проходи.

Сержант вошел в прихожую, снял обувь, шагнул на кухню, поздоровался с Быковым.

– Водку будешь? – спросил Иволгин.

– Нет.

– Чего тогда пришел?

– Слышали, как Рома Рябинин залетел вчера? Вернее, этой ночью.

Быков изрядно удивился и спросил:

– Как это залетел? Они же с Ивасюком в общагу пошли.

– Пошли, да не дошли. Точнее сказать, Дима Ивасюк туда прибыл, а вот Рома к своей пассии намылился.

– Погоди-ка. Это к той самой официантке из офицерской столовой? – спросил Иволгин.

– Ну да, к Гальке Ланко. Она его напрочь отшила, вот Рома и решил выяснить отношения. А эта особа не одна живет. Их в хате трое. Еще связистка и медсестра. Жутко вредная баба. Она дверь и открыла, а Галька заявила, что видеть его не желает, ей спать пора. Рома решил прорваться к зазнобе, да медсестра стеной встала. Он отпихнул ее в сторону и в хату вломился. Короче, шум поднялся до небес. Связистка дежурному по части позвонила, а заступил, сами знаете, начпрод. Был бы кто из командиров рот, тихо замял бы это дело, а начпрод сдуру сразу командиру доложил. Нес какую-то чушь про попытку изнасилования едва ли не всех трех этих красавиц сразу. Галаев отдал приказ начальнику караула метнуться туда кабанчиком вместе с солдатами и повязать сексуального маньяка. Так что Рома сейчас расслабляется на гауптвахте.

– Нате вам! – проговорил Быков. – Слишком уж весело начинается наша командировка. Теперь Рому наверняка из экипажа уберут.

– Уже не уберут, – сказал Иволгин. – Не успеют. Комдив вчера должен был дать команду своим штабистам готовить документы, да и наша строевая часть тоже до полуночи трудилась. К тому же Галаев у нас мужик с понятием. Докладывать наверх он не будет, пока сам не разберется. Чего это Рому понесло на хату к бабам? Не мог в столовой с Галькой поговорить?

Быков улыбнулся и заявил:

– Несчастная любовь! Она сметает все на своем пути. Значит, говоришь, на губе старлей расслабляется?

– Его ночью доставили туда. В общаге он не появлялся, в роте тоже. Значит, до сих пор там сидит.

Иволгин поднялся и заявил:

– Надо идти к командиру полка.

– Ага, – сказал Быков. – Тебя-то как раз там и не хватает.

– А что делать?

– Ждать надо. Вызовет тебя Галаев, тогда и пойдешь. А нет, значит, командир полка сам все решит.

Тут опять раздался звонок в дверь.

Сержант посмотрел на Иволгина и спросил:

– Жена, командир?

– Хрен его знает. – Стас прошел в прихожую и вернулся на кухню с Рябининым. – Позвольте мне, господа, представить вам его благородие поручика Рябинина Романа Викторовича собственной персоной.

– Да ладно тебе, Стас. Ого, у вас водочка еще не откупорена. Я сто граммов выпью, чтобы опомниться. А то башка трещит как чугунный котелок, по которому колотят палкой. Хотя я и совершенно трезвый был.

– По заднице тебе палкой, а не сто граммов! – проговорил Быков. Обойдешься.

– Ну так хоть чаю дайте да хлеба кусок. Оголодал я на губе. Меня там почему-то не кормили.

Иволгин включил электрический чайник и сказал:

– Извини, взводный, не знал, что зайдешь, а то пирожками с мясом угостил бы.

– Но хлеб-то есть?

Иволгин подвинул к нему тот самый густо посоленный кусок хлеба, который приготовил для себя, достал сырую сардельку из холодильника.

Старший лейтенант выпил чай, перекусил, тут же повеселел и закурил. Пришлось Буренко открывать форточку.

– Нормально? – спросил подчиненного Иволгин.

– Теперь да. Сам не знаю, что за беда со мной приключилась.

– Такое с тобой впервые, Рома?

Рябинин ответил фразой, уже набившей оскомину:

– Все когда-то случается впервые.

– Давай рассказывай, как загремел на губу! – заявил Буренко и пододвинулся к нему.

Рябинин посмотрел на товарищей и сказал:

– А что рассказывать-то, когда в башке дыра! Я и половины толком не помню.

– Рассказывай что помнишь, – сказал Быков.

– Ладно. – Рябинин жадно затянулся сигаретой. – Короче, как пошли с Ивасюком до общаги, помню. До трансформаторной будки дошагали, а там словно тумблер какой-то сработал в голове. Полный провал, черная дыра до самого появления караула. Я сам удивился, не понял, где нахожусь, почему тут солдаты. А Валька, медсестра, орет дурным голосом. Дескать, берите его, он нам дверь выломал, грязно домогался. А дверь-то вроде цела. Тут начальник караула, Коля Савостин из пятой роты, под руку меня берет и говорит, мол, пойдем, Рома. Ну я и пошел. Привели меня на губу, выделили постельные принадлежности. Я прилег и отрубился. Вот такие дела. Как я оказался на хате у Гальки? Зачем пошел? Отшила она меня, вот я и психанул. Крышу сорвало.

– А как же ты, болезный, на свободу-то вышел? – спросил Иволгин.

– Дежурный по части, этот козел начпрод, командиру полка о моих приключениях доложил. Галаев после развода явился в караулку, врача с собой привел. Тот первым делом меня, конечно, на алкоголь проверил и сам обалдел, когда ни черта не нашел. Наш милый доктор начал бормотать что-то про частые стрессовые ситуации, недосып, сильное эмоциональное перевозбуждение. Галаев давай меня расспрашивать, что да как. Я все рассказал, что помнил. Он мне и говорит, твое счастье, дескать, что менять уже поздно. Это насчет командировки. Пошел на хрен отсюда! Вот я и свалил.

– Значит, командир полка оставил тебя в экипаже?

– Оставил.

Буренко спросил:

– А зазнобу свою видел?

– Видел, заходил в столовую по пути сюда. Галька губы надула, мол, опозорил ты меня на всю часть. Да, пожалуй, так оно и есть.