Северное лето короткое. Нужно готовиться к зиме. Ладья, видно, пропала, ждать помощи неоткуда… Надо избу отеплять, да и об одёже позаботиться. Ведь раздеты они, для такой зимы нужно что-то потеплей холстинной рубахи… За что ни возьмись — ничего-то у них нету. Но постепенно прикапливали они мясо и шкуры. На охоте ни одного выстрела не сделали зряшного. Особенно метко стрелял Степан Шарапов. Ну, а кончатся заряды, тогда что? И топлива пока нет. Да что там загадывать! Надо дело делать. И они конопатили избу, ходили на охоту, осматривали остров, его берега. Успокоенное море тихо плескалось у их ног, на небе клубились облака. Моряки наткнулись на лежбище тюленей. Животные грелись на солнце, у самой воды. Маленькие тюленята резвились в море возле матерей; они так забавно кувыркались, ныряли и вновь выскакивали из воды, что смотреть на них было сплошным удовольствием. Где тюлени, там и белые медведи. Это поморы знали. Белые зверюги заходили далеко на Север, на льдинах совершали свои путешествия, как на корабле. И вскоре поморы убедились, что и по острову они бродят. Одного из них убил кормщик. Хорошо, что остался последний заряд.

На отвесных скалах, обрывающихся прямо в море, шумел птичий базар; часть птенцов уже вывелась, и родители озабоченно летали взад-вперед, таскали своим деткам рыбу. Степа Шарапов полез на скалы за яйцами. Птицы со страшным криком тучей поднялись в небо, кружили над скалами, над головой Степы, и он поспешил убраться оттуда, «пока жив», смеялся он. А потревоженные птицы еще долго летали, долго кричали, не могли успокоиться.

И вот как-то раз в одну из таких прогулок к дальнему берегу моряки, к великой своей радости, наткнулись на плавник. Среди плавника они нашли много полезных вещей: самая ценная находка — это доска с большим морским крюком и гвоздями. Находили они обрывки канатов, пеньку. Все это было для них дороже золота. В умелых руках они превратятся в нужные для спасения жизни вещи. Каждый день моряки таскали к избе плавник, рубили его, раскладывали для просушки. Случались совсем теплые дни — градусов 10–15 тепла, июль самый хороший месяц. Распустились цветы, радостно было смотреть на них. Они начинают заранее набирать жизненные силы, чтобы встретить зиму уже спелыми семенами. К тому времени, когда снег растает, они готовы быстро распуститься и понежиться на холодном северном солнце.

Кормщик сразу же, после того как они застряли на острове, позаботился о календаре, чтобы не потерять счет дням. С помощью старинного морского инструмента, простейшего угломера, он высчитывал сутки и делал зарубки на одной из стен избы. Так он следил за течением времени; сообразно с этим моряки распределяли свои работы по подготовке к зиме.

Как ни экономно пользовались моряки пулями, как ни точен был каждый выстрел, но двенадцать зарядов есть двенадцать зарядов. От этого никуда не денешься. А с голыми руками на охоту не пойдешь.

Ваня Химков, сын кормщика, как-то нашел среди плавника удивительный корень, ну почти готовый лук — так здорово он был изогнут. Вот только не хватало ему тетивы да стрел. Ну, тетиву можно смастерить из медвежьих или оленьих жил. И стрелу сделать нетрудно, дерево подходящее, если поискать — можно найти. Топор и нож для обработки, к счастью, есть, хорошо, что с ладьи тогда захватили. Нужно было наконечник сделать железный для стрел, а вот это уже не так просто. Железо-то найдется, опять же среди плавника, но надо выковать наконечники, а для этого требуется делая кузница: молот и наковальня.

Кузница?..

Что ж, можно соорудить, сказал изобретательный Федя Веригин. Для наковальни любой большой камень подойдет. И ребята вкатили в избу громадный валун. А молот? Не годится ли для такого дела вон тот морской крюк, что они давно нашли в плавнике? И вот моряки изобретательно превратили тяжелый крюк в молот, Федя соорудил из оленьих рогов щипцы, затопил печь, и… пошла работа! Глотая едкий дым, моряки в углях раскалили куски железа и принялись выковывать наконечники для стрел и рогатин, «чтобы на медведя белого ходить», — весело говорили они.

Появилась кузница — наладились и другие работы. Все тот же Федя Веригин выковал иглы и шилья, ведь пора подумать о меховой одежде, о теплых сапогах. Оленьих шкур накопилось достаточно.

И принялись ребята обрабатывать шкуры.

Они их хорошенько вымачивали в пресной воде — на острове много было ручейков, — а потом долго мяли в руках, пока шкуры не обсохли.

Затем смазали их оленьим жиром и снова мяли. Этому учил товарищей Химков-старший, он видел, как самоеды — обрабатывали шкуры. Химков велел смазывать их, и не раз, оленьим жиром и снова мять. Получились в конце концов такие мягкие шкуры, что любо-дорого. И приятно было, что они сделали их такими хорошими сами, своими руками. Теперь моряки превратились в портных, и шубы у них получились отличные, с капюшонами; одевались они через голову, как полагается, к рукавам пришили варежки, сделали теплые меховые сапоги. Вместо ниток употребляли жилы животных.

В трудах и заботах время проходило незаметно. Глядишь, и подошла зима, а с ней и полярная ночь. Погода ветреная, нависли густые туманы, не видно ни луны, ни звезд. Снег шел часто, но он не покрывал землю равномерно, а скапливался то тут, то там. Часть земли оголялась, вот почему на не укрытой снегом земле ничего не росло. И только там, где всю зиму лежали сугробы, под снегом прорастали цветы, готовились к чудесному летнему цветению.

Пасмурно. Мрачно. Пустынно. Не очень-то подходящее место для житья этот Малый Брун. Но даже здесь все преображается, когда рассеивается туман, небо очищается от темных туч. Брызнет солнце своими холодными лучами, и снег заискрится, засверкает на вершинах гор, на длинных языках медленно сползающих в море ледников. Не раз поморы слышали, как с гулким шумом обрывались громадные глыбы льда и падали в воду. Покачиваясь, они отправлялись в дальнее плавание по воле ветров и течений.

Сделали зимовщики еще одну очень важную для себя вещь, о которой давно думали, но не знали, с какого бока приступиться: светильник. Ох, как он нужен! В длинную полярную ночь без света не проживешь. А для светильника нужна чаша. В нее можно налить растопленный жир, бросить фитиль из пеньки, из кусочка морского каната, и все! Просто сказать, да трудно сделать. Из чего слепить чашу? Долго искали, пока не набрели в середине острова на горную породу, с виду похожую на жирную глину. Из нее получится хорошая чаша.

Слепили. Наполнили жиром, положили фитиль. Очень хорошо! Горит язычок пламени, радует душу. Только заметили зимовщики, что стенки чаши пропускают жир. А это никуда не годится! Почесали парни затылки и стали соображать: как с бедой справиться? И вдруг у Феди мелькнула счастливая мысль.

— Есть у нас, поди, еще мука-от? — спросил он.

— Ну, осталось малость, — удивленно ответил Химков-старший. — А на что она тебе?

— А вот на что, — весело сказал Федя. — Мы чашу вылепим, высушим ее на воздухе, а потом и окунем ее в жир. Жир-то разогреем, заправим его мукой, и пусть чаша покипит малость. Благо котел есть. Стало быть, есть в чем и кипятить!

И впрямь получился хороший светильник. Вот уж голова у парня — золото! Чего только не придумает!

Днем ходили на охоту, собирали плавник, приносили в избу снег, чтобы превратить его в воду, а вечера коротали возле светильника. И начинались мирные беседы. Иной раз Федя сказки рассказывал, а то все вместе вспоминали родное село, родной дом…

— А нас ведь небось похоронили, — как-то раз задумчиво сказал кормщик.

И все живо представили себе, как их дома ждали, как горевали, как потом все село хоронило их. Звонил печально колокол, и люди шли со свечками отпевать пропавших без вести моряков. И зимовщикам стало как-то не по себе. В избушке воцарилось тягостное молчание.

— Ну, что приуныли? — вдруг раздался бодрый голос Степы Шарапова. Он не умел долго грустить, парень веселый, всегда в селе был главным коноводом. — Может, и похоронили. Стало быть, долго жить будем, такое уж поверье! Лучше, Федя, расскажи-ка нам сказку об Анике-богатыре. Что-то давненько я ее не слыхал, аж позабыл!