— Ладно, пойду присмотрю, чтобы хорошо уложили багаж.

— Я с тобой, — Люк, пожалуй, был единственным членом семьи, сохранявшим спокойствие. Выражение равнодушной апатии не покидало его лица, словно приросло к нему на веки вечные. Он подхватил один из чемоданов и направился к стоянке, где оставил «Роллс-ройс».

— Вот все время так, — беспомощно улыбнулась Жанна Сергеевна, когда Люк и ее жених удалились. — От девиц отбоя нет. Они просто едят его глазами.

Ларисе вдруг стало смешно. До сих пор у ее матери ревность как-то не проявлялась, хотя поводов для нее можно было найти предостаточно. Они расставались подчас на несколько месяцев, кто знает, что он там делал в своем Париже! А сейчас, когда Жерар уже навсегда при ней, Жанна Сергеевна почему-то забеспокоилась.

— Мамочка, ты все равно самая красивая! — Лариса еще раз быстро обняла ее и чмокнула в щеку.

— Правда? — беспомощно и как-то совсем по-детски спросила Жанна Сергеевна.

— Святая правда.

Лариса совсем не кривила душой: Жанне Сергеевне удивительно шел жемчужно-серый шелковый дорожный костюм, купленный только что в Париже. По крайней мере, когда они вдвоем шли через вокзальную площадь к автостоянке, Лариса подметила не один и не два оценивающе-одобряющих мужских взгляда, брошенных на ее мать. Видно, и Жерар их заметил. Сказав что-то Люку, он быстро направился навстречу дамам, жестом собственника взял Жанну Сергеевну под локоток и повел к «Роллс-ройсу». Лариса с Ерошкой неторопливо шли сзади. «Вот она, сладкая жизнь, — усмехнулась про себя Лариса. — Красивый мужчина ведет красивую женщину к красивой машине. Они сядут в нее и отправятся в красивый замок…» Вот только она с Люком не вписывается в идеальную картинку.

— Жанну ни на минуту нельзя оставить одну, — пожаловался Ларисе Жерар, открывая заднюю дверцу своей роскошной машины. — Она пользуется таким успехом, что я все время боюсь — уведут.

Тут уже не только Ларисе — и Люку стало весело. Правду говорят, что в любви все равны: сорокалетний влюбленный ведет себя так же, как пятнадцатилетний.

В этот день Николь по случаю приезда отца и мачехи решила устроить вечеринку. Гости должны были съехаться к чаю, часам к пяти, и после второго завтрака Лариса решила немного отдохнуть. Зная предприимчивость Николь, можно было предположить, что вечеринка закончится лишь под утро.

Однако не успела Лариса вытянуться на своей широченной постели и расслабиться, как в дверь осторожно постучали. Она недовольно поднялась, накинула шелковый халат:

— Войдите.

Дверь открылась, и на пороге появилась внушительная фигура мадам Шарль:

— Мадемуазель, господин граф просит вас немедленно спуститься вниз, в его кабинет, — холодно сказала она.

Лариса плотнее закуталась в халат:

— Что-нибудь случилось?

— Господин граф велел вам спуститься, — ровно, как машина, повторила мадам Шарль. — Я только передаю его распоряжение.

Дверь бесшумно закрылась. Домоправительница не собиралась пускаться в объяснения с недостойной.

«И за что она меня так невзлюбила? — думала Лариса, натягивая джинсы. — Вроде я ей ничего плохого не сделала… И что могло у Жерара случиться такого срочного? Ведь только что виделись за обедом».

На поиски подходящей рубашки ушло некоторое время, но через десять минут ее нехитрый туалет был закончен.

Спустившись в кабинет, Лариса застала там всех членов семьи. Жерар стоял посреди комнаты у огромного письменного стола, облокотившись рукой о столешницу. Ее мать и Люк разместились на диване у стены, а Николь сидела напротив, в черном кожаном кресле с высокой спинкой. Все молчали. Обстановка в кабинете была торжественно-напряженная. «Похоже, к нам едет ревизор, — усмехнулась про себя Лариса, вспомнив начало известной гоголевской пьесы. — И сейчас Жерар, как городничий, нам об этом сообщит». Извинившись за опоздание, Лариса придвинула к себе такое же кресло, уселась поудобнее — насколько это было возможно, кресло напоминало орудие пытки — и приготовилась слушать.

— Итак, все в сборе, — начал Жерар. Голос у него был тоже торжественно-напряженным. — У меня есть для вас одно важное сообщение. Так или иначе оно касается всех здесь присутствующих.

Он взял лежавший перед ним конверт из дорогой бумаги и вынул из него какие-то документы.

— Может быть, сейчас не самое подходящее время, — слегка извиняющимся тоном продолжил он, — но я считаю, лучше покончить с делами сразу, не затягивая и не откладывая на потом.

Он обвел глазами присутствующих, задержав взгляд сначала на Николь, потом на Ларисе. Лицо Николь было непроницаемо бесстрастным. Лариса все еще не понимала, о чем пойдет речь.

— Замок Сент-Эгнен — майоратное владение, — сказал Жерар, — то есть после моей смерти его унаследует мой старший сын Люк. В майорат входит не только замок, но и прилегающие к нему земли, пахотные и виноградники. Кроме замка во владении нашей семьи находятся пятнадцать доходных домов в Париже, пять — в Туре и два — в Блуа. Это что касается недвижимости. Теперь о ценных бумагах. Де Бовильеры имеют 30-процентный пакет акций в «Джомани интерпрайсзиз», 30 процентов в «Стенвел индастрис» и около 40 миллионов франков, вложенных в государственные ценные бумаги, приносящие пять процентов годовых.

Лариса от этого перечня слегка потерялась. Конечно, она всегда знала, что Жерар — человек состоятельный, но чтобы настолько… Названия «Джомани интерпрайсзиз» и «Стенвел индастрис» ничего ей не говорили, но суммы, которые он называл, у нее в голове не укладывались. Лариса исподтишка взглянула на своих новых родственников. Выражение лица Люка было по-прежнему вялым и апатичным, Николь сидела, выпрямившись в жестком кресле и положив ногу на ногу, прекрасная и невозмутимая. Ну конечно, для них все это не новость, они привыкли быть миллионерами!

— Так вот, — продолжил Жерар, — по брачному контракту, пока я жив, доходы с государственных ценных бумаг поступают в собственность моей жены. Это, так сказать, ее карманные деньги. Николь получает содержание с «Джомани интерпрайсиз», а моей приемной дочери Лоре принадлежит доля в «Стенвел индастрис», разумеется, не сами акции, а проценты. После моей смерти — если я умру раньше моей жены — Жанна получает государственные бумаги в нераздельную собственность, к Николь переходит пакет «Джомани интерпрайсиз», к Лоре — «Стенвел индастрис». Доход от недвижимости вы все будете получать совместно, в равных четырех долях.

Жерар замолчал и опять обвел глазами всех сидящих в комнате. И Лариса, и ее мать были близки к шоку. Жанна Сергеевна, несмотря на более чем десятилетний роман с Жераром, никогда не задумывалась над размерами его состояния. Выходит, она теперь будет миллионершей? Жанна Сергеевна хотела что-то сказать, но не смогла — язык отказывался повиноваться.

Первым заговорил Люк.

— Ну что ж, это справедливо. Престиж семьи требует, чтобы все де Бовильеры были достаточно обеспечены. И мадам Жанна, и Лоретта теперь — члены нашей семьи.

Жерар повернулся к дочери:

— А ты что скажешь, Николь?

Лицо Николь было по-прежнему непроницаемо.

— Ты поступил так, как считал нужным, — спокойно сказала она. — Это твоя собственность и твои деньги, и ты вправе распоряжаться ими по своему усмотрению, — она вытащила из кармана джинсов изящный портсигар, достала сигарету и щелкнула зажигалкой. — Больше мне нечего сказать.

— Что ж, прекрасно, — Жерар вложил документы обратно в конверт. — Значит, денежные вопросы можно считать улаженными.

Лариса уже приготовилась встать, но Жерар, заметив ее движение, сделал протестующий жест рукой:

— Еще один вопрос, и он касается тебя, Лоретта. Где ты собираешься жить?

Лариса сначала даже не поняла:

— Как это — где?

— Я хочу пояснить: если ты решишь остаться здесь, то Сент-Эгнен — для тебя такой же дом, как для Николь и для Люка. Но ты, вероятно, предпочтешь Париж…

— Какой Париж? Почему Париж? — вымолвила Лариса, едва к ней вернулся дар речи. — Я вовсе не собиралась куда-то уезжать из Москвы…