— Тебе холодно? — спросила я.

Он согнулся и хрипло дышал.

— Холодно.

— Я достану одеяло, — сказала я.

— Нужно остановиться, — сказал он, держась за желудок, жмурясь.

— Мы не можем, Селено.

— Я не могу продолжать.

Я слезла с мула и пошла за одеялом в сумках мамы.

— Мы поедем медленно. Хочешь что-нибудь съесть? Еще имбиря?

— Не могу.

Мама сжала губы, когда я подошла к Шашке и вытащила одеяло. Ее не радовал жалкий вид короля.

— Не смотри на меня так, — сказала я ей.

— Почему это? — спросила она.

Я пошла с одеялом к Селено.

— Так ты похожа на Шаулу.

Я укутала его плечи, мы поехали дальше, мулы двигались по извилистой тропе все выше. Земля обрывалась справа, обрамляла панораму снежных вершин, но я не могла восхищаться красотой природы, как пару дней до этого. Я смотрела на Селено, он покачивался, потом горбился в седле, одно время даже прижимался лбом к шее мула. Мама уезжала все дальше, хоть постоянно замедляла Шашку.

Его снова стошнило, и я не успела к нему вовремя. Он съехал, чуть не свалился со спины мула. Он рухнул на ноги, колени тут же согнулись, и он оказался под мулом. Я спрыгнула со своего и увела его мула, пока Селено тошнило прозрачной жидкостью на снег.

Мама ругалась вдали, повернула Шашку и присоединилась к нам.

— Что с ним такое? — спросила она. — Ты давала ему имбирь? Уверена, что это все нервы?

Селено ответил быстрее меня, голова все еще была опущена:

— Это не только желудок! Голова, грудь… ноги сводит, руки дрожат. Нам… нужно остановиться.

— Мы и двух миль не проехали! — сказала мама.

— Тогда бросьте меня тут умереть! — рявкнул он. Селено вытер рот. — Я не пытаюсь чувствовать себя плохо, верите или нет!

— Отдохнем немного, — сказала я. — Пусть попьет воды, может, добавим кору березы, — может, анальгетик поможет ему от боли.

Мама стиснула зубы, но повела Шашку и других мулов с дороги. Она спешилась и вытащила флягу.

— Я вернусь и проверю, следуют ли за нами.

Она пропала за елями. Я устроила Селено с флягой и отмерила травы из аптечки.

— Я не могу, Джемма, — сказал он, когда я дала ему лекарство. — Я слишком устал.

— Отдыхай, — сказала я. — Закрой глаза и немного отдохни.

— Не стоило сюда идти. Мы не сможем это сделать.

— Сможем, Селено. Должны… мы должны узнать правду, — Самна, свобода, новое начало зависели от этой правды.

Он выдохнул, но, как только закрыл глаза, открыл их от спешного топота ног. Мама появилась в поле зрения, она не бежала, но была близка к этому, ее ладони были сжаты в кулаки. Она строго сжимала губы, смотрела на меня и Селено. Он не двигался, и она кивнула мне.

— Сюда.

Я встала и пошла за ней мимо елей, пока она шла вниз по склону. Мы прошли около пятидесяти ярдов, оставив Селено и мулов, остановились у выступа, откуда было видно поверх деревьев долину, где мы были ночью.

Я резко вдохнула. К нашему месту ночлега, в двух милях от нас, приближались пятеро всадников в черно-бордовых цветах замка.

Тяжелая тишина повисла между нами грозовой тучей.

— Мы не оторвемся от них с нашим темпом, — сказала мама. — Они догонят нас к обеду. Из преимуществ лишь то, что они на конях, а не на мулах — они устанут быстрее, и им на этой местности сложнее. Но это не повод надеяться.

Я смотрела, как первый ряд солдат поворачивает на тропу.

— Далеко мы от пещеры?

— С его скоростью? — она кивнула на тропу. — Должны быть там к вечеру, если он не станет еще медленнее.

Я задумалась на миг. Мама смотрела на меня, словно ожидала мой ответ.

— Мы пойдем сами.

— Я думала, что ты так скажешь, — сказала она. — Давно ты обдумывала это.

— С твоего дома, — призналась я.

— Я видела, как ты рассматриваешь карту, — она заерзала. — Скажи, это из-за него, чтобы убрать упоминания о мятеже, или есть другая причина?

— Началось все из-за него, — сказала я. — Но я уверена, что есть и причина важнее. Все эти слова о твоем сроке, Шауле. Прелатах… кусочки складывались так, как я и не представляла раньше. Это все могут быть совпадения. Но чем больше я узнаю, тем больше кажется… — я выдохнула. — Какой защитный механизм многоножки?

— Кислота, — сказала мама.

— Циановая кислота, — сказала я.

Она нахмурилась.

— Цианид, — сказала она, словно пробуя слово.

— Верно, — я посмотрела на солдат, они снова повернули на тропе. — Рано судить, но, когда я спросила насчет главного советника, мне сказали, что он прикован к постели, при смерти, из-за проблем с желудком, — я взглянула на нее, мама сжала губы. — Он часто меня поддерживал, мог убедить некоторых. Без его голоса совет точно проголосовал бы за мою казнь.

Она кивнула на тропу.

— Разве король не должен одобрить твою казнь?

— Уже одобрил, — сказала я. — Он подписал документ пару дней назад.

— Мерзавец, — вырвалось из ее рта, губы скривились от гнева. — Почему ты не сказала?

— Я не собираюсь оставаться, мама, — сказала я. — Я покажу Селено пещеру, а потом уйду. Я туда не вернусь.

Она выдохнула облачко пара и смотрела на солдат, сжав кулаки.

— Я пойду с тобой, — сказала она. — Я дождусь тебя у пещеры и, когда ты выйдешь, уйду с тобой.

— Нет, — сказала я. — Ты нужна мне для другого.

— Для чего?

— Мне нужно, чтобы ты пошла в Каллаис. К Изару, если получится. Если нет, то к моей старой наставнице, Анхе — она помнит тебя по урокам. Нужно обыскать комнаты Шаулы. В ее спальне в нише клетка с многоножками. Я видела их, когда ходила за ключом.

Она медленно повернулась ко мне. Прошло пару мгновений тишины.

— Ты думаешь, что Шаула отравила советника, — она снова будто пробовала слова.

— Не только его, — сказала я, задумалась в сотый раз над этим. Я посмотрела на тропу.

Мама поняла меня.

— Ты думаешь, что она отравила короля?

— Не знаю, — быстро сказала я и повернулась к ней. — Я не знаю, зачем это ей. Разве только… это помешает сбежать, да? Всего пару лет назад мы с ним днями ходили по каньону и вдоль края. Мы забирались на утесы с его приборами для астрономии. А теперь он едва сидит на спине мула. Титул извел его нервы, но это…

Он сжала губы.

— Я не пытаюсь очистить имя сестры, но я думала, он не принял настой перед тем, как вы ушли? Или она как-то еще его отравила?

— Не знаю, — сказала я. — Это под вопросом, но я не могу забыть идею. Но потому мне и нужно, чтобы ты вернулась, — я указала на солдат вдали. — Шаула не сидит на месте, и если она будет у власти, когда Селено вернется, значение петроглифов никого волновать не станет. Даже если я ошибаюсь насчет его настоя, есть мой советник и другие отравления, связанные с ее назначением Прелатом — прошлый Прелат и три служителя. И тут я узнала, что твой срок продлили без доказательств и без ведома кого-либо. А если она боялась, что ты выйдешь с информацией об ее работе? Только ты знала и могла связать ее с теми событиями.

Мама смотрела на меня, хмурясь.

— Это не доказано, — сказала она.

— Знаю, — я сглотнула. — Ты сомневаешься в этом?

— Ни на миг, — сказала она.

Я выдохнула с облегчением.

— Спасибо, — горло сжалось, подступали слезы. — Знаю, я многого прошу, почти сталкиваю с Шаулой, но если она это сделала, если это можно доказать, и если удастся очистить титул Селено…

— Плевать на Шаулу, — она посмотрела на тропу, хмурясь. — Мне не нравится оставлять тебя с ним.

— Он не опасен, мама.

— Не думаю, что он нападет на тебя, — сухо сказала она. — Думаю, он продолжит вести себя как напыщенный гад, а ты даже не будешь ему мешать. Джемма, честно, отравленный или нет, но он подписал документ о твоей казни…

— Это только пока он не увидит Пророчество, мама. Пока не поймет значение своего титула. А потом я уйду. Я уйду к берегу, в Самну. Можешь присоединиться ко мне, — из глаз покатились первые слезы. — Подумай, каких насекомых мы найдем. Мы сможем рисовать их для ученых университета.