«Скорее всего. Но суд старейшин может признать его невиновным, если докажут, что он был под чьим-то влиянием. Тогда просто отстранят».

Они общаются между собой, словно в обычный обеденный перерыв на работе, но смотрят при этом только на Алека. Передают сообщения и ему тоже. А Йен крепко сжимает руки на плечах, не давая ему упасть.

Лайтвуд переводит взгляд с одного на другого, а потом улыбается. Улыбается так, что Микки отступает назад. Сумасшедше. Дико. Страшно.

– Постарайтесь задержать их, – губами шевелит как можно меньше, чтобы случайные прохожие этого не заметили. – Вы знаете, что делать. Мы договаривались.

Пальцы на его плечах безвольно разжимаются.

Алек бежит. Сшибает по пути Профессора, но даже не оборачивается, потому что сейчас уже плевать. Главное – как можно быстрее оказаться дома.

Там он вытащит уже давно подготовленный конверт с письмом, в котором убеждает друзей, что все произошло так, как и должно произойти. Поцелует маму в лоб, второй раз за всю жизнь. Улыбнется и попросит её передать отцу, насколько сильно он благодарен.

А потом выйдет и…

Из груди уже рвется колыбельная, спетая Магнусом когда-то давно. В другой жизни.

***

– Слышал, – голос предательски дрожит. Не от страха, уже поздно бояться. Не от холода, он уже не чувствуется. От осознания, что все получилось.

Магнус поднимается на ноги и протягивает Алеку руку:

– Не будем же мы их сидя встречать.

Алек обхватывает протянутую ладонь и не сопротивляется, когда его ведут ближе к домику. Трава под ногами плачет дождевыми каплями.

– Как думаешь, Йен и Микки когда-нибудь простят нас?

– Сразу после того, как они простят себя, – пульсирующая в голове кровь бьёт по вискам так, что хочется заткнуть уши и убежать. Улететь. В какой-нибудь другой мир. Было бы неплохо.

Магнус останавливается, крепко обхватывает ладонями лицо Алека и приподнимается на носочки.

Лес уже совсем не тихий, он живет звуками тяжелых ботинок, молчаливым прерывистым дыханием и шипением лазеров.

Совсем близко.

Алека не надо просить – он наклоняется и прижимается губами к губам, ловит языком дождевую влагу и зарывается руками в мокрые темные волосы.

Ботинки оказываются на поляне раньше, чем всё остальное.

Магнус прерывает поцелуй и поднимает голову вверх, чуть щурясь, чтобы посмотреть на луну.

– Красиво, правда?

– Красиво, – Алек не смотрит на небо. Даже если бы хотел, не смог бы оторвать взгляда от острой линии скул и приоткрытых блестящих губ.

Они старательно делают вид, что на поляне всё ещё одни.

Каратели подходят почти бесшумно.

– Александр?

– Да?

Магнус смотрит на круглобокую, полную луну.

«Баю-бай, луна в окне…» – сообщение передается каждому на этой поляне.

Алек подхватывает.

«И корова на стене. Баю-баю, шарик – летучий фонарик».

«Баю-бай, медвежатки, пора вам в кроватки».

«Баю-баюшки, звезды и воздух ночной».

«И весь мир, окутанный ти-ши-ной».

Они улыбаются только друг другу, заговорщицки щурятся, потому что и те двое, кто должны были услышать эту колыбельную, услышали. А потом Алек в последний раз захватывает в плен губы Магнуса.

Йен переглядывается с Микки. Даже за пеленой дождя видна вся тяжесть и неизбежность, тяжелым грузом повисшие на их плечах. Радужки Йена блестят из-за набежавших слез.

Как хорошо, что идёт дождь.

Микки стреляет первым.

***

В живом, но в то же время мёртвом городе, зарегистрированном под номером 28, Роберт Лайтвуд сжимает руки своей жены, прикасаясь к ней впервые за много лет.

…А на столе лежит запечатанный конверт с письмом и наспех набросанной картой, указывающей путь в бункер. Теперь очередь Йена и Микки наблюдать луну в окне.