— Перестань, — она начинает смеяться, разряжая атмосферу, но это не заставляет меня полностью расслабиться. Не могу сказать, что напряжён, но внутри всё равно что-то есть. — Можно начать с твоего здоровья, — она предлагает, и я только вскидываю брови, пытаясь понять ход её мыслей. Мы молчим еще около пяти минут, на улице продолжает темнеть, когда неожиданно для самого себя я начинаю разговор.

— Как ты узнала? — сухо произношу, готовясь услышать историю. — Я тщательно скрывался.

— Не так уж и тщательно, — она говорит спокойно и с той самой улыбкой, которая способна озарить свет своим теплом. — Немного дедукции, Ватсон, — нас разделяет совсем маленькое расстояние, но прежде чем я начинаю нервничать, она отходит от меня, садясь позади на плетённое старое кресло оттенка охры.

— И всё же? — продолжаю эту игру, даже не оборачиваясь к ней. Как у сероглазой получается вести себя так легко? Мне никогда не понять этого.

— Как-то ты обмолвился о моём бывшем парне, — она начинает, и я пытаюсь вспомнить в каком письме так промахнулся. — Ты написал, что рад, что я больше не с ним, — Дамия продолжает, но я всё также не могу вспомнить. У меня прекрасная память, но почему она пропала именно сейчас? — И я вспомнила, почему он ушёл от меня. Это ты так изменил его чувства ко мне, — она говорит, и теперь я помню всё. Это было в конце августа, в четверг. Я подкараулил его после после своей смены, немного показав уличную жизнь. Я не помню как именно додумался до этого, но был очень зол. Немного забавно, что я не помню имя того парня, но помню какой это был день недели. — Ты думал я не узнаю, Лу? — она возвращает меня обратно к себе, и я вздрагиваю от упоминания имени.

— Не называй меня так, — стараюсь быть как можно вежливее, но у меня не выходит. Даже она не может называть меня так. Я оборачиваюсь обратно к ней, и мой пыл медленно исчезает. Она выглядит всё такой же спокойной, словно совсем не заметила моей реакции на имя.

— Но подписывался ты именно так, — она только улыбается, и я теряюсь. Отвожу взгляд в сторону, не зная как себя дальше вести.

— Я представлял тебя более… — стараюсь подобрать слова, когда, наконец, начинаю говорить. По правде, часть моих образов не сходится.

— Милой? — она ухмыляется. — Это было видно по некоторым строчкам, — она рассматривает меня. — Сперва я подумала на твоего дружка, — она напоминает мне о блондине. Он куда больше похож на романтика, чем я. Как-то я не на шутку начал волноваться, когда Томас сказал, что Дамия хорошо выглядит. По последним воспоминаниям у меня складывается ощущение, что с моей психикой не всё в порядке.

— Он хороший друг, — меня немного раздражает слово «дружок», но только сейчас я понимаю насколько не заслуживаю общения и с Дамией и с Томасом.

— Не сомневаюсь, — она встаёт с кресла, словно готовясь уйти. — Скоро совсем стемнеет, — она встаёт снова у входа и поворачивается ко мне спиной. — Доброй ночи, ангел Лу, — она еле шепчет, исчезая.

У меня такие смешанные чувства внутри, что просто невероятно. Целое буйство ярких красок, что даже эти зашарпанные стены балкона кажутся мне более прекрасными.

***

Прошло пару часов, а мои краски уже потускнели. Я больше не чувствую себя так хорошо. Теперь я ощущаю один сплошной страх перед будущим. Не думаю, что смогу быть как хорошим возлюбленным, так и другом. Можно даже не пытаться, потому что у меня не выйдет. Я не смог стать поводом для гордости самым близким, что уж теперь. Я боюсь, что у меня не получится. Я потону в этом страхе, погубив всех окружающих. Вот почему я ушёл уже однажды и уйду когда-нибудь вновь. Мир не может принять меня таким, какой я есть, или, вернее, я не могу принять этот мир.

Я только человек, и это не удивительно. Меня куда больше удивляет свобода Дамии, заставляя переосмыслить все образы, созданные самим собой о ней в моей голове. Она продолжает разрушать всё.

========== eighth step ==========

— Уилли-Ли, — Томас протяжно зовёт меня пьяным голосом. За последние двадцать минут, что мы идём пешком к нему домой, алкоголь сильнее ударил ему в голову. Светло-русый плетётся где-то позади, из-за чего мне приходится регулярно останавливаться, чтобы проверять идёт ли он вообще. Мы сворачиваем на нужную пустынную улицу, освещаемую только фонарями; до его дома осталось около четырех кварталов. Я бы отвёл его домой и пошёл бы к себе, но уже не успею по времени, да и от квартиры Уолша до гостиницы ближе, чем от моей.

— Что на этот раз? — за это время, пока мы идём, он задал мне глупых вопросов, которые ужасно раздражают меня, куда больше, чем за всё время знакомства. Я рассматриваю дома старой постройки, но в прекрасном состоянии.

— А почему рассвет только по утрам? — он рассеяно спрашивает, и я только хмыкаю. Он не мог придумать что-нибудь поумнее?

— Потому что закат только по вечерам, — я оборачиваюсь, наблюдая как он медленно плетётся. — Ты можешь побыстрее? — я вздыхаю. Он только глупо улыбается. — Да и рассветы не всегда по утрам. Ты можешь наблюдать за рассветом даже когда у тебя вечер благодаря современным технологиям, но в реальном месте рассвета всё равно будет утро, — решаю немного загрузить его мозг идиотским ответом, чтобы он хоть чуть-чуть помолчал.

— Правда? — он сейчас выглядит как маленький недоверчивый мальчик.

— Да, Томас, шагай быстрее, — я начинаю жалеть о том, что не вызвал такси.

Мы плетёмся ещё какое-то время, когда он снова начинает свои вопросы.

— Томмо? — он зовёт меня, но я уже не оборачиваюсь. — Почему я не могу называть тебя первым именем? — я останавливаюсь от поставленного вопроса, голос друга звучит уже серьёзнее и намного ближе.

— Не ты один, — наконец решаю ответить, продолжая движение. Он начал идти быстрее, находясь позади меня всего около метра. — Оно мне не нравится.

— Ты издеваешься надо мной? — он не унимается. — И всё же?

— У каждого есть свои тайны, Томас, — мне не слишком хочется раскрываться прямо сейчас. Поднимаю голову в небо, уже светает. Он молчит, и я уже радуюсь, что он отстал.

— Но все они однажды всплывут.

— И ты хочешь, чтобы это однажды произошло сейчас? — напрямик спрашиваю, резко оборачиваясь, от чего он чуть не врезается в меня. Сероглазый только кивает. — Все называли меня «Луи» до тех пор, пока мне исполнилось девятнадцать, — решаю начать с этого. Друг молчит, разрешая мне продолжить. Ненавижу, когда перебивают. — До определённого момента мне нравилось, когда моя мама или кто-то из сестёр или близких называл меня просто «Лу». Я чувствовал себя особенным благодаря этому, до тех пор, пока не стал лгуном для всех них. Доволен? — спрашиваю, снова развернувшись.

— Лгуном? — он хмурит брови.

— Ну да, так называют людей, которые лгут, — начинаю превращать всю эту ситуацию в шутку. — Нам осталось немного, пошли, — хочу побыстрее добраться до его квартиры, чтобы переодеться в чистую одежду. Он ведь предоставит мне её?

— Я не идиот, Луи, — он говорит, и я замираю. До парня только доходит, как он назвал меня, и он машинально прикрывает рот ладонью. — Прости, — он шепчет.

— Я крупно поссорился со всеми ними, поэтому постепенно имя стало мне противно. Я бегу от прошлого, потому что оно напоминает, насколько я дерьмовый человек в действительности, — продолжаю легко, словно речь идет совсем не обо мне. Кажется, я уже жалею о своих словах.

— Но сейчас ведь ты общаешься с ними? — ощущение, что он воспринимает меня как героя какого-нибудь сериала.

— Может быть да, а может быть нет. Я устал, Томас, хочу спать, но мне ещё на работу, — специально зеваю, также показывая, что не хочу продолжать этот бессмысленный разговор.

— Я хочу услышать ясный ответ, — он становится ещё более серьёзным. Мы наконец-то подошли к его дому.

— Мне не с кем общаться, парень. Не с кем. Понимаешь, да? Кто остался и помнит о моих поступках, то даже не хочет отвечать на мои звонки, — после моих слов сероглазый выглядит ещё более несчастным. — Да не беспокойся ты так, Уолш, — решаю слегка успокоить его. — Я заслужил это, всё по-честному, — он еле открывает нам железную дверь дома на несколько квартир.