11. Берлинское метро Под вечер, в дымке тёмно-синей, Где блёстки бледных фонарей Не освещают, а скорей Скрывают сочетанья линий – Когда окончены дела, И только в зеркало перрона Глядится смерть из-за угла, – Войти в прозрачный свет вагона. И в гладкий лак вагонных окон Смотреть, глотая на лету Огнями уличных потоков Пропитанную темноту, – А после выйти, отраженье Своё оставив позади – Разомкнутое на мгновенье Слепою раною в груди, – Вместившей: мост под фонарями, Кафе, два деревца, крыльцо – Где вечер смотрит мне в лицо Как бы незрячими глазами. Октябрь–ноябрь 2001 12. Tiergarten Каштан с тугим и ладным стуком Отскочит из-под колеса, Взовьется птица в небеса С трепещущим и влажным звуком. Быстрей, быстрее – под плащом Тепло, и цепь жужжит, как прялка, — И вперемешку с травкой жалкой Шуршит песок под колесом. Пешком… Но лучше под дождем Катиться на велосипеде — Под слоем листьев темной меди Угадывая водоем. И два сливаются следа В одном стремительном движенье, Пока летим мы вдоль пруда Со скоростию впечатленья. Раскрылись широко глаза, Дождь черные слепил ресницы — И как при взмахе крыльев птицы, Слетела с копий их слеза… В тумане явственней видны Все переходы перспективы — И тонкой пеленою ивы От ближних лип отделены. Всё всматриваясь, мы летим К посольским кованым воротам, Так, может быть, за поворотом Иную жизнь мы различим… 2001 13. «Я слышу колокол дальний…» Я слышу колокол дальний, Глубокий и нежный звон, Когда мой город печальный Уже во тьму погружён. Мрак улицы затопляет Высокой синей волной И в тёмных окнах мерцает Нежданною глубиной. Как гулко синее небо! Текучий воздух ночной Доносит мне запах хлеба И чёрной влаги речной. На церкви Фридрих-Вильгельма, Закованной в витражи, Огнями святого Эльма Певучая ночь дрожит. Одною дрожью наполнен, Катит из страны в страну Напев с её колокольни Мерцающую волну. 2002 14. Отчуждённость
Пролетай над землёю ночною, Над своею страной пролетай, Нет следа за твоею кормою, И, осыпанный звёздной пыльцою, Тверди милой чуть светится край. Где безоблачна вечно погода, Где надоблачный тающий рай, В лёгких недрах небесного свода, Небывалую чуя свободу, По воздушным волнам пролетай. Поднимайся всё выше и выше, Там, где тьма развевает свой стяг, Ветер марево рвёт и колышет… А внизу переливами пышут Как недавно угасший очаг, Города… И к окну, невесомый, Прислонись. Невозможно никак Разглядеть то, что было знакомо, Лишь лиловую бездну над домом Различает небесный моряк. Не постигнуть и умственным зреньем Изменений размеренный ход; Вот светает, и грусть в отдаленье Точно так же, как гаснут селенья Под крылом, отгорит и пройдёт; Посмотри: ведь земля недвижима В переливах подвижных теней. Словно старость, чужда, нелюбима, Но незыблема, непостижима, Как и небо, столь чуждое ей. 2002–2003 15. Разбитая колесница Тяжелый корпус медленно качнулся И поднялся. Как сердце под ногами Вдруг дрогнуло и замерло. Коснулся Могучий ветер крыльев, и под нами Открылся город, в золотых вкрапленьях Своей прозрачной ночи – как кострище Разметанное, в тусклых блестках тленья, Где пламя не находит больше пищи, — Словно следы паденья Фаэтона – Распавшейся осколки колесницы. «Я проходил над адом, слышал стоны И пламя опалило мне ресницы». 2002 16. Монета …Тебя окликали и дальше не шли. Монета, сверкнувшая в тонкой пыли, На счастье подобрана смуглой рукой И брошена в сумрак реки городской В надежде вернуться по зову её. Но слышишь – другое зовёт бытиё, Монета нашлась – поспеши же туда, Где светел песок и прозрачна вода, «Домой!» – окликают тебя голоса, Закатная в воду уходит коса, И вот ты стоишь над иною рекой И держишь потерянный грош за щекой. 25 сентября 2004 |
