В памяти всплыл мой сегодняшний прием у рекомендованного Сашкиным начальником массажиста. Вот, кто заставил меня испытать блаженство. Практически сексуальное удовольствие. Вообще не поняла, как так получилось. Просто его руки, вкупе с тихим осипшим голосом, скрутили меня в баранку. Такое случилось впервые за всю мою жизнь. Мне плакать захотелось, когда он отнял у меня свои красивые сильные ладони. Вот, до чего я докатилась… Я так сильно нуждалась в ласке, что она мне виделась даже там, где её не могло быть по определению.

Постояв еще немного, все же улеглась в кровать. Дала себе установку спать. Уже поняла, что муж ночевать домой не придет. Не стоило себя истязать надеждой. Забыться сном, погрузиться в его волшебную анестезию. Сон – он ведь почти как смерть, которая с каждым прожитым днем для меня все желаннее…

Забытье наступало не торопясь, будто нехотя. Странное ощущение, я как будто нахожусь в трансе. Полуявь – полусон, в котором я больше не одна. Кожей чувствовала чье-то присутствие, но мне совершенно не страшно. Я настолько устала от одиночества, что кто угодно рядом лучше, чем никого. Иначе я утону в своем горе. На моей шее ожерелье измен. И эти неподъемные камни вот-вот утащат меня на дно…

Тот, кто рядом, касается моей поясницы. Неторопливо шагает пальцами по моему телу, от самого крестца и вверх по неглубокой ложбинке позвоночника. Перешагивает с одного выпирающего позвонка на другой, поглаживает шершавыми подушечками. Мое дыхание учащается. Это мой сон, я его режиссирую. А потому на месте невидимых рук представляю вполне конкретные. Нет… не мужа. Впервые – не мужа…

Может быть, я схожу с ума, может быть, это безумие – защитная реакция моего организма – я не знаю. Я просто сдаюсь в плен всему происходящему и не пытаюсь анализировать. Невидимая рука неторопливо скользит по моим длинным волосам, аккуратно перебрасывает их через плечо и тут же обхватывает мое горло. Гладит большим пальцем гортань, в то время как вторая ладонь ложится мне на живот. Дыхание перехватывает. Воздух замирает в груди и раскаленным потоком проносится по венам. Мне почти больно. Это сладкая боль, она вытесняет другую – совсем не такую приятную. Его рука на моем животе остается недвижимой, но ее тепло просачивается в меня через поры и сворачивается жарким комком внутри.

И я представляю. Его широкую распластанную ладонь на моем животе. Я вижу длинные смуглые пальцы с аккуратно подрезанными ногтями и выступающие на коже вены. Красиво. Невыносимо, невозможно прекрасно. Я могу так лежать целую вечность, но мой сон движется дальше. Как и руки моего призрачного любовника. С шеи на мочку уха, едва касаясь – вниз. Шершавыми кончиками пальцев трогает через ткань сорочки вершинку соска. Прикосновения едва ощутимы – оттого, возможно, все мои чувства обостряются донельзя. Меня разрывает мириадами противоречивых желаний. Мне хочется продолжать в том же темпе… Мне кажется, я умру, если он не остановится… Но в то же время я абсолютно уверена, что если это случится – смерть за мной придет наверняка!

Рука на животе оживает. Перемещается на бедро и дальше – к самому сокровенному. Через ткань надавливает на мою промежность, находит пальцами жаркий возбужденный бугорок. Я полностью мокрая и готовая для него. Чуть развожу ноги, давая его ласкам больший простор, и захлебываюсь стоном, когда его твердые пальцы скользят по моим лепесткам.

В мой сон врываются посторонние звуки. Я пытаюсь их игнорировать, но в какой-то момент это становится просто невозможно. Открываю веки и наталкиваюсь взглядом на виноватый взгляд мужа.

– Привет.

– Привет. Ты себя хорошо чувствуешь? Ты стонала…

Я сажусь на кровати, стряхивая с себя остатки сна. Он был настолько реальным, что я не сразу прихожу в себя.

– Да… Все нормально… Который час?

– Уже семь…

– О господи… Где ты так долго был?

Зачем я спрашиваю? Чтобы услышать очередную ложь? Это то, что мне действительно нужно? Серьезно? Живот тянет, между ног влажно и скользко. Мое настроение скатывается до отметки ноль. До чего я докатилась… Есть ли вообще в этой пропасти дно?

– Я…

– Только не говори, что был на работе, Голубкин. Даже как-то обидно, что за столько лет ты не придумал более правдоподобной легенды.

Сашка пыжится и возмущенно раздувает ноздри. Чувствую себя зрителем в театре одного актера. И все бы хорошо – да только репертуар безнадежно устарел.

– А я ничего не придумываю, Таня. Заметь, ты все озвучиваешь за меня.

Чувствую, что начинаю скатываться в истерику. Зря. Ведь все статьи, посвященные теме возвращения блудного мужа, начинаются с того, что истерики в данном случае – последнее дело. Доморощенные психологи убеждены, что неверному в родных пенатах должны быть обеспечены максимально комфортные, приближенные к санаторным, условия. Никаких скандалов и, боже упаси, никаких упреков… Улыбка на лице, вкусные завтраки, которыми, почему-то считается, любовница не озаботится. Господи, какая чушь…

– Ну, так озвучь свою версию. Кто тебе мешает?

Я могу собой гордиться. Мой голос почти не дрожит. Я встаю с постели и отхожу к окну. Иначе… Не знаю, что… Вцеплюсь в него, как питбуль. Зубами в глотку.

– Я ухожу, Таня.

– Что?

Мой голос больше похож на хрип. Я собой гордилась? Забудьте… У нас было всякое. Но до этого никогда не доходило. Никогда.

– Я ухожу. Мы давно уже чужие люди…

– Ох, избавь меня от этого! – разворачиваюсь резко, даже в глазах темнеет. Обида с силой давит на сердце, и, мне кажется, оно идет трещинами.

– Ну, вот! А ведь я хотел с тобой нормально поговорить! Как взрослые люди!

Он берет чемодан. Тот, который я покупала для поездки в Грецию, и начинает методично складывать в него свои вещи.

– Подожди… Что ты делаешь? – как последняя дура спрашиваю я и начинаю так же методично возвращать их назад.

– Тань, ну, прекрати, а? Не трави душу…

Я оседаю на пол. Театрально? Возможно. Я и не утверждала, что у нас один Сашка – актер. Мы все живем будто в чертовой Санта-Барбаре.

– Не трави душу? – повторяю, слизывая проклятые слезы с губ. – Это точно твоя реплика, Саша? Может ты перепутал сценарий?

– Бл*дь! Ну, почему всегда так?! Почему нельзя по нормальному?

– По нормальному? – смеюсь, смехом срываю горло, – Знаешь, а я тоже всегда задавалась этим вопросом. Почему нельзя? А, Голубкин? Тебе что не хватает? Жена – умница, красавица, дети – пацаны, гордость для любого нормального мужика… Дом – полная чаша. Секс… раком, боком и с прискоком, я тебе хоть в чем-то отказывала? Су-у-ука! Да я вагинопластику для тебя сделала, чтобы тебе, любимому, потуже было! Я сделала чертову вагинопластику!

– Всему дому об этом расскажи, – буркнул Сашка, дергая замки на чемодане.

– Подожди! – закричала я, вскакивая с пола. – Подожди, Сашка… – выдохнула со всхлипом, встряхнула головой. – У Демида выпускной послезавтра. Мы должны на него пойти… Вместе. Ведь мы же родители! Что я ему скажу? Что тебе не до него?

– Я могу прийти на выпускной вечер.

– Послушай… Пожалуйста, давай не так! Зачем портить ребенку праздник?

– Ему почти восемнадцать, Таня. Не такой уж он и малыш.

Конечно, ему виднее. Сам-то трах*ет не намного более старшую…

– Но все же! Зачем торопиться, Саш? Я прошу два-три дня. Потом… потом уходи, если не передумаешь, я…

Что я – я не знаю. Просто не заглядываю так далеко наперед. Неизвестность меня пугает до дрожи в коленях, и я, как малахольная Скарлетт О'Хара, откладываю мысли о будущем до лучшего дня. Я сама от себя бегу… Стыдно за собственное малодушие, стыдно… за ту, кем я стала. Моя женская гордость давно уже втоптана в грязь. Стерта в порошок, развеяна ветром измен. Иногда я мечтаю собрать себя по крупицам, но даже сама не верю, что найду в себе силы на это.

– Ну… Я не знаю. Я уже пообещал…

Он капитулирует. Я это вижу. И мне мерзко от облегчения, которое слабостью распространяется по всему моему телу. Его нерешительность не должна меня делать такой счастливой! Это противоестественно! Но я радуюсь… что мой неверный, гулящий муж остается со мной из жалости.