— Ты кажешься таким невинным, — шепчет он на ухо мальчику, сжимая в ладонях его тёплые, немного влажные от беспокойства пальцы. — Эта дрожь в теле, робкие взгляды из-под ресниц. Но мне кажется, ты просто хороший актёр.
Мальчик непонимающе моргает, сводит вместе брови, и это выглядит действительно восхитительно. Это заводит. И Луи кажется начинает понимать, как он попал в эту ловушку.
— Я думаю, — губы касаются виска мальчика, и Томлинсон чувствует пульсацию крови. Сердце Гарри, кажется, готово вырваться из тела. - Я думаю, когда ты понял, что Энди тебе не светит, ты решил попытать счастье со мной, м? Я не верю в твою искренность, малыш.
— Но зачем мне это? — не знает Гарри или всё ещё делает вид, что не понимает к чему клонит Луи, но Томлинсона несёт, и он верит в то, что говорит. Он верит в расчётливость Гарри.
— Потому что ты маленькая шлюшка, которой постоянно требуется крепкий член? — предполагает Луи.
Воздух вырывается из приоткрытого рта с болезненным стоном. Гарри впивается зубами в нижнюю губу, пытаясь сдержать рвущиеся наружу звуки, а Луи всё сильнее убеждается в том, что это качественная актёрская игра. Не могут эмоции боли выглядеть так красиво на человеческом лице.
Гарри изображает разбитое сердце с таким артистизмом, от которого у Томлинсона сжимается что-то внутри. Изломанные линии лица, красиво трепещущие ресницы, восхитительно кровоточащие губы - мальчик идеален. А Луи никогда не верил в искренность совершенства.
— Не нужно… Не нужно говорить… так, — задыхается Гарри. — Я действительно люблю тебя… Почему ты не веришь?
— Потому что ты любил Энди. Уверен, через пару недель ты с лёгкостью полюбишь кого-то ещё.
Луи безжалостен. Он старается улыбаться, хотя мышцы на лице сводит судорогой, а голова идёт кругом. Стена холодит ладони, когда Томлинсон упирается в гладкую поверхность, просто чтобы держать свои руки подальше от мальчика.
Ловушка, в которой оказывается Гарри между его разведённых рук, действует возбуждающе, рождает чувство власти внутри Томлинсона. Мальчик проводит рукой по лицу, будто бы стараясь унять волнение, но Луи, кажется, он делает это намеренно, зная, как всё выглядит для Томлинсона.
Маленькое хрупкое тело, трепещущее в его сильных руках, готовое подчиняться. В груди Луи клокочет похоть, замешанная на своей ярости и жертвенности Гарри. Он почти не задумывается, когда рука отрывается от стены и опускается на шею мальчика. Луи чуть сжимает горло, а потом ведёт ладонью вниз, по тонкой ткани футболки на груди, к сокращающемуся в судорожных вздохах прессу. Когда пальцы сжимают пах мальчика, протестующий стон Гарри врывается в затуманенное сознание.
Ничто не в силах унять возбуждение в теле Луи. Даже упирающиеся в грудь руки и полные мольбы глаза. Резкий укус в шею приносит мальчику боль, Луи знает, но ему словно хищнику сейчас важно пометить свою добычу. Он вдыхает дрожание вместе с вырывающимся изо рта Гарри воздухом. Ребёнок переполнен страхом, болью, и это манит Луи так сильно, что разум отключается.
Руки настойчиво тянут ткань в разные стороны, одежда трещит по швам, а мальчик упирается, хватая за запястья, отталкивая, выкручиваясь из ловушки между стеной и телом Луи. Томлинсон рычит будто дикий зверь, сжимает до синяков в своих руках, покусывает ключицы, на которых тут же проступают красные пятна. Завтра они превратятся в синяки.
— Лу, пожалуйста, — хрипит он. Но желание слишком сильное, сжигающее. Луи кажется, что разрушив Гарри он сможет избавиться от маниакальной идеи обладать им.
Луи хочет дышать свободно, поэтому он принимает решение уничтожить то, что мешает ему.
Мальчик мешает ему быть собой.
Рука уже привычно, так естественно, ложится на голову, сжимая упругие кудряшки у корней пальцами, и Луи тянет его вниз, силой опуская на колени. Гарри не сопротивляется. Как всегда послушно выполняет то, о чём Луи даже подумать толком не успел, и когда член оказывается у ребёнка во рту, Луи закрывает глаза, а все мысли сводятся не к получению удовольствия, а к безмолвной молитве, в которой он просит Провидение позволить ему избавиться от этой нездоровой тяги к малышу.
Луи мечтает вырваться из плена своих чувств.
✷✷✷
Руки Луи сжимают его тело с такой силой, что кости трещат и ноют от боли, но это всего лишь крупицы пыли в огромной пустыне его выжженных чувств, потому что сердце больше не обливается кровью, оно безжизненно и опустошено.
Гарри чувствует себя мёртвым.
Член мягко скользит в нём, доставляя телу удовольствие, которое перекликается с дискомфортом наливающихся кровью синяков, а внутри гулко отдаётся эхо всех произнесённых Луи слов. Они вырвали его чувства с корнем, растоптав, задавив самые маленькие частички надежды.
Луи входит глубоко, отчего удовольствие прошивает тело электрическими разрядами. Гарри выгибается в его руках, и теперь уже готов признать сам для себя - он чёртова малолетняя шлюха, он продолжает получать удовольствие, пока разбивший ему сердце парень трахает его у стены.
Ненависть горчит в слюне, когда мальчик сглатывает. Он разочарован, но не в Луи. В себе. Презрение волнами проходит по телу, скручивая мышцы тугим жгутом, сжимая от боли внутренности. Луи вздёргивает его выше, и шепчет в ухо, наполняя тело спермой:
— Я не люблю тебя. Не люблю.
Для Гарри это не имеет значения. Он знал с самого начала, что Томлинсон станет его смертью, красивой, жестокой, полной порочного удовольствия. Лаская пальцами плечи мужчины, он жмётся сильнее к крепкому телу, потому что знает, Луи получил своё удовольствие, сейчас он оттолкнёт Гарри прочь. И этот секс действительно последний.
— Я бы мог любить за двоих, если бы ты дал мне шанс, — против воли шепчет Гарри, а Луи хохочет в ответ, покидая его тело, оставляя после себя влажное ощущение пустоты и потери. Сперма течёт по ногам, и мальчик чувствует себя грязным и отвратительным.
Пока Томлинсон приводит в порядок одежду, резкими порывистыми действиями затягивает ремень на джинсах, Гарри не глядя натягивает вещи и обречённо разглядывает пол. Он ждёт разговора, последней возможности донести до Луи, что это действительно любовь. Самая настоящая, всепрощающая, всепоглощающая. Любовь, которая будет жить вечно в его маленьком, разбитом о собственную глупость сердце.
— Лу…
— Ты ещё здесь? — деланно удивляется Томлинсон.
Вздёрнутая в недоумении бровь, блестящие льдом глаза - облик Луи оставляет шрамы в сознании, въедаясь ржавчиной в память. Гарри хватает его за руку, притягивая к себе, и от неожиданности парень теряется. Это даёт несколько драгоценных секунд, когда мальчик может обвить свои слабые руки вокруг его тела, вжимаясь носом в пахнущую сигаретным дымом грудь. Гарри прижимается из последних сил, отчаянно цепляясь за эти мгновения, впитывая их в себя, чтобы потом прокручивать в голове миллионы раз, закусывая губы от боли, приносимой этими воспоминаниями. Но лучше так, чем без них.
Слишком быстро Луи приходит в себя, отталкивая Гарри прочь. Хотя мальчик сомневается в том, что, позволь Луи обнимать себя дольше, ему бы хватило. Нет, Томлинсон словно воздух. Им можно дышать бесконечно, никогда не надоест. Потому что так устроен организм, он нуждается в живительном кислороде, а без него наступает удушье и мучительная смерть. Гарри понимает это, потому что чувствует судороги, с которыми лёгкие сжимаются внутри, когда он ударяется о стену спиной, а Луи презрительно кривит губы, глядя сверху вниз.
— Я действительно люблю тебя, — в бреду шепчут кровоточащие губы Гарри, а рука тянется к Луи. Ему кажется важным объясниться в своих чувствах, скрываемых так долго. Они рвутся прочь, словно птицы, разрывая грудную клетку, выворачивая рёбра наружу.
— Окей, допустим я поверю тебе, — сдаётся Томлинсон. — Дальше что? Хочешь на свидание? А потом предложение руки и сердца? Малыш, я не такой. Ты знаешь, что я могу тебе дать. Соглашайся или проваливай.
На долю секунды мальчика посещает малодушная мысль о том, что он может попросить Луи об этом: всё тот же регулярный секс, который порой даже будет похож на занятия любовью, когда Томлинсон наглотается дряни в очередной раз. Но потом сохранённая в памяти картинка сидящей на нём блондинки отрезвляет, возвращает в реальность. Да, Гарри признаёт, что он глупый и зависимый, что его нездоровое влечение родилось в сексе и физической близости и это, скорее всего, действительно делает из него проститутку, но он совершенно точно не самоубийца. Поэтому коротким поворотом головы, мальчик отказывается от последней возможности присутствовать в жизни Луи.
