Луи разворачивает его за плечи к себе спиной, ведёт рукой по правой лопатке до ямочки на пояснице. Гарри дрожит, но не напрягается, не каменеет - ему приятна ласка. Ладонь скользит ниже, по бледной ягодице на внутреннюю сторону бедра. Луи сжимает нежную кожу, а второй рукой толкает Гарри в спину. Отвлечённый ласками мальчик неуклюже падает, успевая подставить локти. Но ни звука не вырывается из его плотно сомкнутого рта, а Луи хочет слышать.

Он задирает правое колено Гарри как можно выше, и встаёт на колени позади, ни на секунду не прекращая гладить и сжимать. Это нужно не мальчику, это нужно самому Томлинсону.

Гарри возбуждён. Луи отчётливо чувствует его бархатистый напряжённый член запястьем, когда просовывает руку между разведённых ног, лаская детский живот. Это током бьёт по всем нервным рецепторам Томлинсона, он чувствует, как дрожит всё тело. В нём нет свойственной ему жадности, нет напора, лишь желание медленно ласкать, вбирая в себя Гарри кусочек за кусочком.

— Такой хрупкий, — срывается с его губ в выпирающие на спине позвонки, которые Луи целует медленно, влажно, не оставляя после себя отметин и засосов. Гарри лишь выгибает спину, и стойко молчит. Но когда подбородок Луи царапает его копчик жёсткой щетиной, от мальчика доносится приглушённый стон, а потом скрип ткани зажатой в зубах.

— Не сдерживайся, маленький, — Луи игриво лижет длинными широкими полосами верх расселины. — Хочу слышать твой голос. Хочу, чтобы ты кричал от удовольствия так громко, как только можешь.

Гарри неразборчиво мычит что-то в простынь, а пальцы Луи уже сжимают обе ягодицы, медленно оттягивая их в разные стороны. Мальчик вздрагивает, подаётся вперёд, будто пытается уползти, но Луи сильный, держит крепко.

— Не надо, — на выдохе произносит он, не оборачиваясь. Луи уверен, его щёки горят ярким алым цветом от смущения, и это заставляет Томлинсона улыбаться.

Он наклоняется низко, задевая розовую нежную кожу губами и твёрдо произносит:

— Ты тут не командуешь, малыш. Я буду делать то, что хочу делать.

Он проводит языком вверх, чувствуя лёгкий привкус апельсинового геля для душа, и словно музыка для его ушей - задушенный хрип куда-то в постель. Но Луи знает, Гарри нравится. Просто слишком невинный, чтобы отдаться такому удовольствию целиком. Томлинсон прикусывает кожу на попе, оставляя едва заметные следы собственных зубов, и клянётся сам себе, что заставит мальчика потерять голову от удовольствия сегодня.

Луи фиксирует непослушную вёрткую попу в руках, улыбаясь словно маньяк. Он не привык дарить такие ласки, но Гарри он хочет. Он хочет вылизать его до помутнённого сознания, когда мальчик даже всхлипнуть не сможет. Луи хочет свести его с ума удовольствием.

Эти мысли отодвигают на задний план собственное возбуждение, заставляя сконцентрироваться на податливом теле в руках. Томлинсон приподнимает его, сильнее раздвигая ягодицы, и под шумные протесты и попытки уползти влажно целует сжатые мышцы.

Гарри охает, задыхается, а когда Луи чуть прикусывает это место зубами, подаётся назад.

— Быстро ты сдался, — шепчет парень, массируя подушечкой большого пальца влажное от собственной слюны колечко мышцы. А Гарри стонет, низко, хрипло, сжимая простынь пальцами и зубами.

Луи меняет палец на указательный и мягко надавливает, погружая в Гарри, отчего мальчика пробивает едва заметной дрожью.

— Лу, — между короткими вдохами тянет Гарри.

— Ещё?

Томлинсон не дожидается ответа, тело мальчика говорит за себя - он горит и трясётся, едва дышит и тихо скулит в матрас. Луи проталкивает палец глубже, обводит вокруг языком, а потом толкает и его внутрь вместе с указательным пальцем.

Луи толкается, вылизывает по краям, а Гарри дрожит всё сильнее, извивается. Он тугой, нетронутый, и это сносит крышу. Томлинсон останавливается лишь на секунду, чтобы добавить ещё один палец, и снова обвести колечко по кругу широкой влажной полосой.

Луи просовывает вторую руку вниз, сжимая член Гарри пальцами. Он скользкий и мокрый, мальчик течёт в его руках, и Луи вспоминает, наконец, о себе.

Он резко ведёт по члену, вгоняя пальцы глубже, и Гарри выгибается, хватая его за влажную чёлку, оттягивая его лицо от своей попы. Луи будто в бреду видит эти малиновые губы, совершенно безумный взгляд, чёрный и глубокий, потерянный в пространстве. Томлинсон поддаётся очарованию обезумевшего от удовольствия Гарри. Он готов смотреть на это лицо часами, но пухлые губы шепчут, а пальцы до боли сжимают волосы в кулаке.

— Жёстче, жёстче, жёстче, — словно заведённый повторяет малыш, и Луи понимает, что он на краю, осталось только столкнуть. И парень делает это с удовольствием: грубо сжимает член, трахая двумя пальцами тугую попку. Гарри натурально кричит, выплёскивая из себя сперму на дорогие простыни Томлинсона, прижимая его щёку к своей спине.

Гарри требуется не меньше минуты, чтобы вновь начать управлять окаменевшим телом: он отпускает многострадальные волосы Луи, и медленно опускается на живот. Томлинсон осторожно вытаскивает пальцы, вытирая их об уже испорченную простынь и осторожно нависает над замершим малышом.

— Ты в порядке? — спрашивает он.

Но Гарри молчит, поэтому Луи осторожно переворачивает его, убирая волосы с лица.

Глаза ребёнка закрыты, а губы наоборот приоткрыты, и парню хочется поцеловать его, медленно, глубоко, так, чтобы соприкоснуться языками в глубине влажного рта.

Нельзя.

— Совсем нет, — произносит Гарри.

Томлинсон отвлекается от разглядывания его губ, и переводит взгляд выше. Мальчик медленно открывает глаза: взгляд мутный, расфокусированный.

— Это было ошеломительно. Мне нужно несколько минут.

Луи кивает и ложится рядом, не обращая внимания на влажные и сбитые простыни, на собственное желание, на слабое чувство внутри, шепчущее о том, что всё катится в бездну слишком быстро, чтобы можно было повернуть назад или просто остановиться.

Слишком поздно.

— Луи, — зовёт мальчик. Томлинсон мычит что-то неразборчивое в ответ, не открывая глаз. Тогда Гарри находит его руку своей и сжимает пальцы. — Мы не закончили.

Луи улыбается, приподнимается на локте и смотрит долгим взглядом на разрушенного уставшего ребёнка.

— Ты будешь слишком чувствительным. Давай отложим?

Луи собирается подняться, но тонкие пальцы оборачиваются вокруг его запястья, останавливая.

— Нет! — твёрдо произносит мальчик. — Сейчас.

Он самостоятельно развязывает Луи руки, стирая последние границы и моральные барьеры. Он просит Томлинсона сделать это с собой, трахнуть его девственную задницу. Прямо сейчас.

Луи поднимается резко, одним рывком, отчего пальцы Гарри разжимаются на его запястье. Он нависает над притихшим ребёнком, коленом раздвигая дрожащие ноги.

— Тогда приготовься стонать. В тебе ещё есть силы?

Луи понял ещё в прошлый раз, что разговоры в постели нравятся малышу, и он комментирует свои действия, задаёт вопросы, озвучивает их общие желания. Он возбуждает Гарри, почти не дотрагиваясь до его тела, лишь звуками собственного голоса.

— Хочешь мой член внутри? Ведь ты даже не смог полностью взять его в рот. Он большой. Твёрдый, — Луи наклоняется ниже, шепча в самое ухо, дотрагиваясь до него губами. — Твоя маленькая задница справится?

Гарри не отвечает, он поворачивает голову в сторону и оставляет поцелуй на щеке Луи. Их тела совсем близко, и Томлинсону стоит огромных усилий сдерживать себя от животной страсти, что клубится внутри багровыми облаками.

Луи больше не хочет быть нежным. Его возбуждение пульсирует болью, а Гарри такой доступный, распростёртый под ним, растянутый.

Луи стонет от последней мысли, вытягивает руку и на ощупь пытается найти ту самую баночку в ящике рядом с кроватью.

Гарри обхватывает его торс ногами, упираясь пятками в поясницу - он требует близости, нуждается в нежных касаниях. Луи не отказывает. Наклоняется и целует грудь, сжимая губами твёрдые соски. Гарри хрипит под ним, извивается, его член снова стоит, влажный, поблёскивающий каплями смазки и спермы.