Гарри думает, что перебирание книг после уроков в течение недели нельзя даже назвать наказанием для человека, который прожёг ступню подростку, уже месяц регулярно избивает самого Стайлса и Бог знает что ещё делает. Но он самостоятельно помог Луи избежать его участи, соврав в глаза директору и присутствующим в кабинете родителям, так что теперь грех жаловаться и негодовать.
Гарри бездумно переворачивает страницу, внимательно вглядываясь в иллюстрацию Блейка к «Божественной Комедии». Он читает пятую песнь, а на картинке Минос, страшный судья, назначает грешникам наказания, посылая измученные души глубоко в ад, туда, где им самое место. Гарри не отрывает взгляд от книжной страницы, чувствуя, как вокруг его тела обвивается змеиный хвост строгого судьи, ещё и ещё, отправляя его на растерзание собакам и гарпиям.
— Итак, Стайлс, — Гарри вздрагивает и судорожно вздыхает, когда Луи вырывает книгу из его вмиг затрясшихся пальцев и откидывает её в сторону. — Зачем ты делаешь это?
— Читаю книгу? Мисс Коул дала задание… — Луи протягивает руку через стол и сильно сжимает подбородок Гарри пальцами, притягивая к себе.
— Покрываешь меня, идиот.
Гарри чувствует, как электризуется помещение. Близость Луи снова намагничивает его, и кажется, вот-вот все металлические предметы слетятся к нему, врезаясь в тело, оставляя синяки. Но это будут только руки Томлинсона.
— Мне не понравился тот парень, — едва слышно говорит Гарри. — Он — плохой человек.
Луи приближается к его лицу, томно выдыхая в приоткрытые губы, и Гарри понимает, что сегодня Томлинсон в игривом настроении, но это вовсе не значит, что болью не закончится. Наоборот, всё это может привести к мукам страшнее истерзанного тела. Гарри боится потерять себя в Луи, потому что невероятные глаза и сильные пальцы занимают уже слишком много мыслей в его голове.
— А я понравился? — сердце Гарри замирает. Он слышит, как стихает шум крови в теле, как останавливается работа всех органов. Они отключаются по одному, потому что вот он — разрушительный вопрос, на который он не хочет отвечать даже себе.
— Нет, — удаётся выдавить из себя, хотя Гарри близок к обмороку. — Ты — хороший человек.
Луи смеётся, отпуская его и отстраняясь, а Гарри ловит ртом воздух. Он смотрит в сторону библиотекарши, но её стол пуст, и это значит, что они с Луи совершенно одни в читальном зале. И это проблема для Гарри.
— Хороший? Стайлс, ты совсем тупой. Вот это, — Томлинсон вытягивает платок из-под кофты, держа тёмную ткань кончиками пальцев, — говорит об обратном. Признаться, ты удивил меня. Я мог бы предположить, что ты хочешь меня, если взять во внимания все эти долгие долбанутые взгляды. Но вот то, что ты пытаешь подружиться, называя меня хорошим — это слишком странно даже для тебя.
Гарри медленно приходит в себя, пока Луи вслух рассуждает о природе его долгих взглядов. Но хорошо уже то, что он больше не дотрагивается до Гарри, и тот может хотя бы дышать.
— Мне не нужна твоя дружба, Луи, — дрожащий голос выдаёт его с потрохами, но Гарри плевать: Томлинсон слишком проницателен, чтобы пытаться скрыть от него эмоции. Всё, что он может — это соврать о причинах, их вызывающих. — Я чувствую себя прекрасно в одиночестве, а ты стараешься изо всех сил, отталкивая окружающих и показывая свою озлобленность. Но это не врождённая жестокость, а всего лишь защита.
Гарри дотягивается до книги, расправляя слегка помятые страницы. Он пытается выглядеть безмятежным, но сердце всё ещё колотится где-то в горле, и, кажется, его громкие удары слышно в каждом безмолвном уголке огромной библиотеки.
Луи не отвечает на его выпад, а молча возвращается к своему занятию — продолжает раскладывать книги. И Гарри может с уверенностью сказать, что он попал в точку — бессердечность Луи лишь броня, защищающая что-то тёплое и живое внутри школьного бунтаря.
Затишье продолжается довольно долго, миссис Швейцер всё не возвращается, а Гарри чувствует напряжение. Луи берёт следующую книгу чуть медленнее, выбирает для неё место чуть дольше — он будто собирается что-то сказать, но не решается. Или, может, просто подбирает нужные слова. Гарри не собирается облегчать ему задачу, он медленно листает книгу, а его мысли совсем далеко. В кабинете у Бена, где на полке за стеклом стояла «Божественная комедия», вот только иллюстрации там были мрачнее и темнее. Гарри пытается вспомнить имя художника, но ничего не приходит в голову.
— Тебе не пора домой?
Гарри смотрит на круглые часы над входом в зал: они показывают почти семь вечера, на улице наверняка стемнело, но возвращаться в свою тёмную холодную квартиру нет никакого желания.
— Эту книгу нельзя выносить из читального зала, — отвечает он в спину Луи. Тот даже не оборачивается. Между ними вновь уютное спокойствие, и Гарри пытается понять, как Луи удаётся контролировать атмосферу между ними. Стайлс в этом совершенно беспомощен.
— Почему я уверен, что ты знаешь её практически наизусть?
Гарри тяжело вздыхает, откладывая книгу в сторону.
— Я не хочу идти домой. Ты доволен? И нет, Луи, я задерживаюсь в библиотеке не потому, что ты разбираешь здесь книги, — уверенно говорит он, когда видит смешливые огоньки в голубых глазах. — Не льсти себе, у меня просто нет других дел на сегодня.
— А мамочка не будет волноваться? — издевательски спрашивает Луи, пытаясь выставить Гарри ещё более слабым, намекая на его детскую хрупкость, но добивается неожиданного эффекта.
— Мама… Я… Нет, я живу один, — удаётся произнести Гарри, проглотив отвратительный ком боли, вставший поперёк горла. Он собирает всю свою силу и смотрит прямо в голубые глаза, которые поражённо расширяются, когда Гарри произносит следующую фразу. — Мои родители мертвы.
Гарри не понимает, почему открывается человеку, который насмехается над ним. Возможно, это из-за атмосферы, что царит вокруг: пыльные полки, тёплая тишина и проницательный взгляд голубых глаз — время будто не существует.
— Поэтому я вижу, в тебе нет тьмы. Я знаю, как она выглядит, очень хорошо знаю.
Луи смотрит на него, удивлённо распахнув глаза. Его длинные ресницы едва трепещут, а руки замерли на обложке очередной книги. Гарри видит этот шок на лице одноклассника и уже жалеет, что открыл рот. Он не хочет сочувствия от Луи. Ему вообще не нужно сочувствие, потому что он сам виноват в их смерти. Это он убил их, и его нельзя жалеть. Луи не должен его жалеть.
— Как они умерли? — хрипло спрашивает Томлинсон. Он кладёт книгу на край стола и приближается к Гарри. Садится на стол совсем близко, Гарри чувствует запах Луи: кондиционер для белья и сигареты. Он пахнет одновременно лёгкостью детства и тяжким бременем взрослой жизни, и Гарри хочет взять его за руку и провести через все насмешки, которых он так боится. Гарри хочет вернуть Луи его жизнь. Но он умеет лишь забирать её.
— Убийство, — Гарри впивается ногтями в ладони и исправляет свою очередную ошибку. У откровенности есть граница, которую он не вправе переступить. Он не может поделиться с Луи всем. — Автомобильная авария.
Он поднимается из-за стола и уходит. Томлинсон не следует за ним, и это уже хорошо. Он отпускает Гарри, не настаивая на продолжении этого мучительного разговора, и тот рад.
Книга остаётся лежать на столе так и не вернувшейся миссис Швейцер, а Гарри выходит под октябрьский дождь, возвращаясь в свой тёмный угол.
Вода не смывает ни грехи, ни раскаяние за них.
***
Shinedown — Simple Man
Луи не отрываясь смотрит на поникшие хрупкие плечи одноклассника, пока Гарри направляется к выходу. Слова Стайлса звоном отдаются в голове, выворачивая наизнанку представление об этом нескладном кудрявом подростке, запутывая. Луи больше не знает, что он чувствует, но он точно перестаёт видеть в Гарри затюканного неудачника, который так раздражал его на протяжении месяца. Новичок обрастает ещё большей паутиной тайн, но Луи не чувствует злости, на смену приходит жалость, которую Томлинсон никогда не уважал, но не в этом случае. Со Стайлсом всё по-другому.
