Уилл фыркнул: — Ну конечно, он ведь заперт на всю оставшуюся жизнь, ему мало с кем приходится разговаривать.

Беделия приподняла брови: — Мы оба с вами знаем, что это не является причиной. Он обладает особым способом интегрирования с обществом и в то же время пребывания над ним. Он часто высказывался мне о неспособности чувствовать связь с другими. Никто не сближался с ним для более глубокой связи, даже я. Это бы включало в себя поднятие завесы, под которой скрывается он настоящий, большинство просто бы не пережило этот опыт.

— Вы были его психотерапевтом, — с сомнением сказал Уилл. — Как вы могли не знать, что скрывается за завесой?

Она не обиделась на его слова: — Я видела то, что Ганнибал хотел, чтобы я видела, какую маску или, наверное, более уместно, какой костюм он решал надеть на сеанс, — ответила Беделия. — И хотя я замечала намеки на ложь, мой разум отрицал возможность того, кем он на самом деле является.

— Каннибалом.

— Il Mostro*, — пробормотала она себе под нос, прежде чем наклониться вперед, ее взгляд не позволял Уиллу отвести от нее глаза. — Не могу не поинтересоваться, сделаете ли вы то же самое. Если бы он отказался от всей своей претенциозности и полностью раскрылся перед вами, вы бы сделали шаг назад? Вы бы отступили, как это делали другие в его прошлом, или бы приняли его с распростертыми объятиями?

У Уилла появилась сотня разных ответов, я знаю, кто он, серийный убийца-каннибал, конечно, я бы отступил. Сделает ли это меня самого монстром? Но Уилл ничего из этого не сказал. В какой-то мере это будет полная ложь. Уилл бы наврал сам себе, если бы верил, что Ганнибал был только серийным убийцей. Он заставлял Уилла чувствовать…

Все.

Он был самим собой больше с Ганнибалом, чем с любым другим человеком с тех пор, как умер его отец. Что, черт возьми, это значило?

Уилл отмахнулся от этих мыслей: — Вы предполагаете, что я не отвергну его настоящего?

— Каюсь в профессиональном любопытстве к тому, что произойдет, если он снимет завесу, а вы его примете. Это бы изменило вас обоих так, как я сомневаюсь, вы оба можете предположить, — она повернулась к своей чашке кофе, задумавшись. — Но я бы и не поддержала вас, это было бы неэтично для меня.

— Немного неэтично, да, — сказал Уилл. — У вас есть намного больше общего с доктором Чилтоном, чем вы думаете. Но что-то мне говорит, что вы бы в любом случае это сделали, наверное, даже потому что это неэтично. В конце концов, вы бы отличались от всех других психотерапевтов там, из которых бы Ганнибал вас выбрал.

Беделия склонила голову, не отрицая: — Я могу лишь догадываться о причинах, по которым он меня выбрал, мне всегда, скажем так, не доставало этических границ, когда дело заходило о Ганнибале Лектере. Я уверена, что у вас были те же проблемы. Вот почему вы пьете со мной кофе.

Опять появилось это противное чувство. Уилл откинулся на стуле, борясь со странным желанием рассмеяться: — Посмотрите на нас. Мы подобны женам Синей Бороды*, надеющимся выжить в браке.

Она понимающе на него посмотрела: — Интересно, что вы использовали Синюю Бороду в отношении вас и Ганнибала, — сказала она, взяв свои пальто и сумку и встав. — Если вы действительно хотите моего совета, я бы вам сказала, бежать из Института, как можно дальше, пока вы еще можете, и никогда не оглядываться. Я была серьезна насчет того, что он вас изменяет, Уилл. Вы можете измениться не в лучшую сторону, а изменения, затронутые Ганнибалом Лектером, необратимы.

После этого Беделия Дю Морье вышла из кафе, не оглянувшись назад. Уилл продолжил сидеть с холодной чашкой недопитого кофе, смотря на прохожих через окно.

Ему было интересно, каково ими быть.

Нормальными.

***

Позже в тот же вечер, когда Уилл вернулся домой и вылез из костюма, надев джинсы и застиранную футболку, он уселся перед ноутбуком и написал заявление об увольнении в Балтиморскую психиатрическую клинику для душевнобольных преступников.

Уилл не был уверен, хотел ли он вообще быть измененным.

Комментарий к

*Монстр (итал.)

*Из старофранцузской сказки «Рауль, рыцарь Синяя Борода». В ней говорится о рыцаре, который в гневе убил свою первую жену, потом пять других, на которых он женился позже.

========== Часть 9 ==========

На лице Чилтона отразилась целая гамма эмоций, когда он получил заявление Уилла о том, что тому нелегко их покидать. Затем мужчина принял раздраженно-нейтральную позицию, посмотрев на Уилла поверх письма: — Ну, не буду врать, что это немного не вовремя.

Уилл саркастически приподнял бровь: — Не вовремя? Отделение находится в режиме строгой изоляции, вы распределили всех так, чтобы им было хоть чем-то заняться. Я — секретарь в приемной. Не могу себе представить лучшего времени.

Уилл знал, что именно имел ввиду Чилтон, что он бы хотел сказать. Это было «не вовремя» для Чилтона, потому как у него была не закончена игра с кое-каким заключенным. И эта игра опиралась на податливого Уилла, находящегося на побегушках у заведующего.

Действительно не вовремя.

Чилтон вздохнул: — Трудно найти санитара в место, подобное этому учреждению, кого-то с определенным укладом характера, — он постучал по заявлению кончиком пальца, положив его на стол, будто его было неприятно держать в руках. — Вскоре после того, как вы закончили свое обучение. Это действительно пустая трата времени для каждого, вы согласны?

Ранее сдерживаемая снисходительность теперь очень сильно чувствовалась, но Уиллу было все равно: — Это неизбежно, — не оправдываясь, сказал он. — Как вы сказали, для этой работы нужен определенного склада человек, и я точно не подхожу.

Чилтон наклонился вперед, его глаза странно блестели, оставаясь неподвижными: — Вы так в этом уверены? Судя по вашей работе, вы прекрасно подходите для данного учреждения. Я бы даже сказал, что вы были рождены для этого.

Уилл держался спокойно, контролируя свои слова. Чилтон говорил о работе санитаром или имел ввиду связь, как заключенного, с этим местом? Зная Чилтона, скорее всего и то и другое.

Даже мысль об этом вызывала у Уилла приступ паники, а ладони потели. Уилл бы лучше умер, чем запер себя от света солнца, с возможностью пялиться лишь на стены.

— Я уверен, — окончательно сказал Уилл.

Чилтон продолжил на него смотреть сквозь полуопущенные ресницы, между ними росло напряжение, пока не стало тонким и натянутым. Взгляд Чилтона будто давил на Уилла, но тот оставался спокойным. Он мог целый день ждать его решения.

Но ему не пришлось долго ждать. Чилтон нарушил тишину: — Совесть бы мне не позволила насилу оставлять вас здесь работать, мистер Грэм. Но пока вы еще здесь, я должен спросить, было ли принято это неожиданное решение из-за кого-то определенного?

И определенного практикующего психиатра, который не думал о том, с кем играет, горько подумал Уилл: — В том числе.

Чилтон натянуто улыбнулся: — Если вы волнуетесь, что Ганнибал причинит вам вред, то могу вас уверить, что были приняты все меры предосторожности. Нет никаких причин бояться.

Уилл прищурился: — Вы имеете ввиду те же предосторожности, что были приняты до убийства Мэттью?

Чилтон нахмурился.

Уилл уже не мог остановиться: — Вы — идиот, если думаете, что камера и маска защитят вас от Ганнибала, доктор Чилтон. Вы часто говорите всем остальным, что мы забываем, как он опасен, но это вы забываете. И вы лишь продолжаете его дразнить, надеясь вызвать у него злость, будто не понимаете, что этим вы подвергаете свою и жизни тех, кто вас окружает, опасности.

Чилтон покраснел от гнева: — Не смейте указывать мне, кем я являюсь и что мне делать, вы не понимаете ничего, что связано с Ганнибалом Лектером. Я точно знаю, что делаю, и несмотря на все угрозы Ганнибала, он не посмеет пойти против меня. Не посмеет!

Высокомерный дурак.

У Уилла не было настроения спорить. Он молча стоял во время тирады Чилтона, наблюдая за злостью мужчины.

— Видимо вам действительно стоит уйти, — злобно сказал Чилтон. — В этой работе нужны яйца, которых у вас явно нет. Будет лучше, если вы уйдете прямо сейчас без отработки.