Что же можно отнести к «завоеванию модных салонов»? В молодом Есенине было много всевозможных крестьянских предрассудков, но известная в народе хитреца имелась тоже. Начинающий поэт предстал перед столичной публикой в образе простодушного деревенского паренька, но ни наивности, ни простодушия, по словам Мариенгофа, в нём не было. Есенин жаждал литературного успеха и, добывая славу и признание, вёл тонкую игру.

«Не вредно прикинуться дурачком, – говорил поэт. – Шибко у нас дурочка любят. Каждому надо доставить удовольствие. Пусть считают, это я его в русскую литературу ввёл. Им приятно, а мне плевать…»

Появление смазливенького паренька со стихами в 1915 году могло пройти незамеченным, если бы Есенин не оказался в нужное время в нужном месте. Война с Германией и Австро-Венгрией способствовала усилению интереса к молодым людям «от сохи».

Из воспоминаний С. Городецкого: «Стихи Есенин принёс завязанными в деревенский платок. С первых же строк мне было ясно, какая радость пришла в русскую поэзию. Начался какой-то праздник песни. Мы целовались, и Серёнька опять читал стихи. Застенчивая, счастливая улыбка не сходила с его лица. Он был очарователен со своим звонким озорным голосом, с барашком вьющихся льняных волос…»

Горецкий упоминает, что «Есенин того периода жизни подчинил всего себя писанию стихов. Для него не существовало никаких ценностей в жизни, кроме стихов, а все выходки вызывались только желанием заполнить пустоту от одного стихотворения до другого». Но именно с лёгкой руки Городецкого Есенин на первом же чтении стихов был обряжен не во фрак, как предполагалась изначально, а в голубую рубаху.

Максим Горький «впервые увидел Есенина в Петербурге с Клюевым… Кудрявенький и светлый, в голубой рубашке, в поддёвке и в сапогах с набором, такие чистенькие мальчики из тихих городов, там видишь их приказчиками… Позднее, когда я читал его размашистые, яркие, удивительно сердечные стихи, не верилось, что пишет он».

Весной 1917 года Есенин пришёл в редакцию «Дело народа» со своим приятелем – начинающим поэтом Алексеем Ганиным, который захотел похвастать невероятной красотой своей невесты Зинаиды Райх. Вскоре намечалась их помолвка, но после знакомства Есенин зачастил к Зиночке, оказывая ей всяческие знаки внимания. Она же не спешила порвать отношения с Ганиным. Из мемуаров: «Позднее их втроём часто видели гуляющими по Петрограду. Поэты читали друг другу стихи, спорили, а Зинаида высказывала своё мнение».

Любовь к Зинаиде, самая сильная в жизни Есенина, возникла не сразу. Если проследить хронологию увлечённостей поэта разными женщинами, то, будучи уже знакомым с Райх, Есенин уезжает в родное село Константиново и вступает в серьёзные отношения с дочерью местного помещика Лидией Кашиной, которая была старше его на десять лет, ставшей впоследствии одним из прототипов Анны Снегиной в одноименной поэме. А вернулся в столицу поэт во второй половине июля.

Из воспоминаний Татьяны Есениной: «Весной 1917 года Райх жила в Петрограде одна, без родителей, работала в редакции газеты «Дело народа». Есенин печатался здесь. Знакомство состоялось в тот день, когда поэт от нечего делать разговорился с сотрудницей редакции».

Сотрудницей и была Зинаида Николаевна. С левоэсеровскими издательствами Сергей Есенин в 1917 году сотрудничает плотно и публикует у них в разных изданиях около 60 стихотворений и маленьких поэм, таких как «Марфа Посадница», «Товарищ», «О Русь, взмахни крылами».

Поэт пишет о себе: «В революцию покинул самовольно армию Керенского и, проживая дезертиром, работал с эсерами не как партийный, а как поэт». То есть на момент знакомства с будущей женой Сергей Есенин был дезертиром, которому приходилось прятаться от властей.

По другим источникам, Есенин пришёл в редакцию «эсеровской газетёнки» вместе с другом – поэтом Ганиным, таким же бездомным и неприкаянным. Сердобольная Зинаида позволила переночевать на конторских стульях.

Можно выбрать любую из версий, но знакомство состоялось именно весной 1917 года, и этот факт неоспорим. Сергею Есенину – 23 года, Зинаиде Райх – 22 года. Она смешлива и жизнерадостна.

Сохранился снимок, датированный январём 1917 года, на котором она женственна, классически красива. Но в семье Райхов почему-то постоянно подчёркивалось, что Зина не так красива, как её подруги. Возможно, имела место отцовская ревность к любимой дочери. А возможно, что оба родителя хотели таким наивным способом уберечь красавицу-дочь от мирских соблазнов. Но уж если красота дана с рождения, говори не говори, а достаточно взглянуть в зеркало.

Известно, что вскоре после знакомства Есенин подарил Райх свою фотографию с надписью: «За то, что девочкой неловкой предстала ты мне на пути моём. Сергей». Что говорит о том, что Есенин не разобрался в будущей жене, которую вряд ли можно назвать «девочкой неловкой». Он приписывал ей черты характера, свойственные «тургеневским барышням», ставшим к тому времени для поэта эталоном красоты и женственности…

Ирина Соломатина действительно увлеклась изучением жизни Зинаиды Райх. Сначала по совету подруги-поэтессы Марии Ветровой она окунулась в революционную эпоху по творчеству Сергея Есенина, перелопатила страницы его биографии, пересмотрела некоторые художественные фильмы, а потом уже переключилась на биографию его жены Зинаиды Райх. И настолько увлеклась, что отмахнуться уже не получалось.

Но вернёмся от революционных потрясений прошлого столетия к нынешним реалиям. Ирина сейчас сидела за рабочим столом Олега Крестовского и рассуждала о собственном понимании революции:

– Столь неоднозначное событие необходимо рассматривать весьма аккуратно в свете новых архивных открытий, чтобы не задеть чувства пострадавших людей. У вас же там, на открытие сезона, собирается не прогрессивно настроенная молодёжь, а чиновники от культуры да бабульки с внуками, которых они на различные кружки водят, ведь родители в это время работают. Так что и репертуар для открытия сезона нужно подбирать соответственный – спокойный, безо всяких там перемен.

И оттого, что тема очень сложная, Ирине хотелось быстрее начать работу над сценарием. Просто руки чесались от творческого зуда! Но тема…

На пороге писательских восхождений её муж категорически запретил лезть Ирине в политику, тем более, что его бизнес предполагал частые переезды не только из Европы в Россию и обратно, но и поставку оборудования с других континентов. Позднее Ирина осознала, насколько это было мудрое решение, и старалась придерживаться его.

Олег с Ириной после встречи на работе прогулялись по парку и, расставаясь, решили вечером поужинать вместе. Почему бы нет?

Неожиданно встретившаяся неделю назад парочка пересеклась тем же вечером около ресторана вблизи Ирининого дома, откуда Крестовский её забирал днём на машине. Это было излюбленное место встреч писательницы с друзьями, поскольку здесь можно перекусить по-итальянски, насколько может быть «итальянской» еда в русском ресторане. Мало того, что сиё заведение находилось в шаговой доступности, Ирине оно нравилось ещё и потому, что открывались чудесные виды окрест из окон-витрин от пола до потолка. Она же не знала, как пройдёт беседа тет-а-тет, ведь они с Олегом не вели дружеских бесед с юности.

«Может, мы замкнёмся каждый в себе… Тогда самое время – смотреть в окна и комментировать с умным видом городские пейзажи», – рассуждала она, выбирая место для ужина.

Кроме того, в этом ресторане не было мягких диванчиков, располагающих к резкому сближению, чего Ирине на данном этапе вовсе не хотелось.

Удивительно, что двое разведённых судьбою на тридцать лет человека остались друг другу интересны через столько времени. Или они постоянно пополняли себя знаниями, жизненными переживаниями, судьбоносными решениями настолько, что становились с каждым годом только интереснее для окружающих? Но им было, на удивление, легко и хорошо вместе. Ирина ничего не знала об Олеге за эти годы, да и не пыталась выяснять. У неё хватало в жизни и без него проблем, особенно в последнее время. Перед выходом посмотрев на себя в зеркало и улыбнувшись своему отражению, Ирина решила не ворошить осиное гнездо, то есть постараться не касаться острых углов, не плакаться на жизнь, но… Не получилось…