Лизе нравились эти запахи жизни, а не пудры и ванили. Она любила это место и чувствовала свою неделимость с ним, лишь здесь испытывая так необходимое ей тихое счастье. Бесконечный коридор, заваленный всевозможным хламом, приоткрывающим внутренние миры тех, кто скрывается за дверями своих комнат: несколько допотопных велосипедов, на которых давно уже никто не катался, но хозяева так и не нашли в себе сил их выбросить, корыта, одиноко висящие на ядовито-желтых стенах, покрытые ржавчиной и видавшие великие стирки, которые в наше время уже и не представить, комод с потрепанными книгами и какими-то старыми блюдами и вазами. Все это – осколки прошлого живущих здесь людей, с которым они, как ни пытались, не могли расстаться, не желая прощаться с дорогими воспоминаниями о своей молодости. Время непрерывно отсчитывает ровный ритм событий, создавая сложные узоры судьбы, а мы можем лишь следовать ей, надеясь на ее милосердие и готовность совершить за нас все самые важные и сложные повороты.

Раньше этот дом, заставший еще петровские времена, полностью занимала княжеская семья, даже не представлявшая, какая судьба уготована их особняку. С самого начала – еще с задумки архитектора, стремившегося гармонично соединить экстерьер с интерьером, – дом привык ощущать людскую заботу и внимание. Он смиренно сносил все перестройки и реконструкции, менявшие его до неузнаваемости, сохраняя внутреннее достоинство, которое невозможно унизить даже самыми большими несчастьями. Все изменилось с приходом большевиков и их отношением к собственности: владение стало коллективным и по сути ничьим. Трудно представить, что за этой внешней безупречной парадностью и по сей день скрываются убогие коммуналки, унизительные и бесполые.

Бабушка Лизы была коренной петербурженкой. Кроме внучки, у нее никого не осталось, и вся ее жизнь превратилась в череду воспоминаний, которые порой казались мнимыми и уже не ранили так сильно. Бабушка никогда не жаловалась и не сетовала на судьбу, с любовью храня в сердце память о каждом «мнимом» событии своей жизни.

В ее трудовой книжке была одна-единственная запись: «Школа номер 102, учитель младших классов». Многие приписывают учителям черты, о которых те и не догадываются: несостоятельность и нереализованность, загубленную молодость. Но бывают и счастливые истории, когда человек выбирает специальность по своему призванию и зову души, просто потому, что ему нравится делиться открытиями с теми, кто сидит за партой и ждет знаний, чтобы слепить свой мир и свою жизнь, поверив в себя. Вот тогда жизнь учителя наполняется радостью, и каждое утро становится частью чего-то очень важного. Маргарита Семеновна любила своих учеников, верила в их скрытые таланты и пыталась научить, как она говорила, мыслить. К каждому первому сентября Маргарита Семеновна обязательно шила два строгих костюма – темно-синего и серого цвета. Ей казалось, что серый цвет подчеркивает достоинства женщины и позволяет быть разной. В этой строгости и простоте отображались, словно в венецианском зеркале, невероятная элегантность и женственность.

Муж Маргариты Семеновны, единственный мужчина, которого она любила, ушел из жизни, когда ему было всего лишь пятьдесят. Его убил не несчастный случай или внезапная болезнь – просто однажды остановилось сердце, как и у многих мужчин в его возрасте. Просто остановилось, а вместе с ним и жизнь лизиной бабушки. Невозможно отлистать жизнь назад, вернуться в прошлое, задать вопрос, получить на него ответ – почему? Почему все произошло так рано?

Воспоминания о бабушке придавали Лизе сил. На книжных полках особое место занимал альбом с картинами итальянского художника Сандро Боттичелли. Это был подарок дедушки. В те далекие годы, когда поездка за границу была сродни несбыточной мечте, дедушку включили в делегацию как подающего надежды архитектора и отправили на семинар по теме «Классическая архитектура и современность». Возвратившись из Флоренции, дедушка привез бабушке настоящие французские духи и альбом с репродукциями Сандро Боттичелли. Часто Лиза с бабушкой листали его, и Маргарита Семеновна рассказывала о галерее Уффици и великих Медичи, о Флоренции, о сыне кожевника – Алессандро Филипепи, которого в народе прозвали Боттичелли. Лиза слушала эти рассказы, как волшебную сказку, и мечтала побывать в Италии. В альбоме были мадонны с нежными ликами, святой Себастьян и ее любимая Богиня с развевающимися волосами цвета меди и загадочной улыбкой. Но больше всего Лизе нравилась картина под названием «Весна» – сочетание невероятных сказочных фигур, сплетенных неведомой нитью событий и судьбы, благословляемых легким движением руки Венеры. В картинах Боттичелли было столько силы, а главное, итальянский художник опередил Достоевского, провозгласив каждым своим мазком, что красота спасет мир, – во всяком случае он сам искренне в это верил, когда создавал совершенные пропорции и формы, словно слагая гимн утонченности и гармонии. «Ну, если красота и не может спасти мир, – думала Лиза, рассматривая репродукции, – то разве не может она спасти хотя бы одного человека? Отчаявшегося, потерянного в этом сумасшедшем мире? А что, если может?» Венера спокойно и загадочно смотрела на нее, словно не желая давать ответ. «Сама поймешь» – словно говорил весь ее облик.

Любуясь картиной, большинство людей оценивают лишь переданное настроение, не замечая сложности композиции или мастерства, с которым художник перенес на холст форму и перспективу. Наверное, настроение картины в первую очередь зависит от подобранных цветов и легкости и ритмичности мазков. Цвет вдыхает в рисунок жизнь и задает тот самый настрой, уловив который мы вдруг постигаем замысел творца, словно тот украдкой нашептал его нам. Красота, способная спасти мир, вытащить его из омута страданий, в который он погружался столетиями. Красота, заключенная в совершенной художественной технике и сочетании цветов. Простая, как будто даже банальная истина, в то же время непостижимая, словно уравнение, не имеющее решения.

Лиза часто рассматривала цветы на платье Флоры. Их было так много… И она пыталась разглядеть каждый лепесток этих таких обычных и в то же время сказочных растений: васильки, лютики, ромашки… Над диваном висел натюрморт в скромном багете – букет из таких же простых полевых цветов. Лиза чувствовала спокойствие и предвкушение чего-то чудесного, когда смотрела на картину над диваном, она любовалась ею, как японцы любуются весенним цветением во время ханами.[3] Простые, словно весенний утренний дождь, нежные, девственные незабудки и лиловые колокольчики в простой стеклянной вазе, казалось, издавали чуть слышный аромат. Они были настоящие, похожие на весну. Они и были самой весной. Эту картину для Маргариты Семеновны написал муж.

Несколько лет назад под старым плюшевым диваном Лиза нашла небольшую кожаную сумку, в которой хранилась аккуратная стопка писем, перевязанных красной атласной лентой. Степан Ильич, так звали дедушку, привык делиться своими мыслями и чувствами с Маргаритой Семеновной, и когда жизнь на время разлучала их, он описывал все, что его волновало, в письмах. Все семьдесят писем, написанных мелким ровным почерком архитектора, были отправлены из армии, и во всех семидесяти было одно, сказанное разными словами: он скучал и верил, что Маргарита ждет его со всей преданностью и чистотой первой любви.