– Что мне делать дальше? – не выдержала Жанна.

Пронзительное завывание дудочки разнеслось по комнате. Жанна сжала кулаки.

– Мне нужно ещё время, – сказала она.

– А будет ли ждать существо с той стороны?

– Нет! Ответь мне!

– Спроси у корвусов, дорогая.

– Они не скажут ничего, – прошептала Жанна. – Ответь мне.

– Тогда завтра к дому Франциска приедет тот, кто ответит. Спрашивай его.

Жанна сорвалась с места и побежала по бесконечному коридору.

Музыка звала её за собой, иногда прерываясь, и тогда Жанна замирала, с ужасом думая, что Франциск мог уже и перестать играть, и сейчас отточенное острие пронзит её сердце – но дудочка звучала снова, и она снова бросалась вперёд. Свечи гасли одна за другой, Наконец, музыка зазвенела совсем рядом, за одной из дверей – Жанна распахнула её и в тот же миг проснулась.

Она лежала на полу, чувствуя, как болят отбитые о доски поясница и спина. Франциск сидел рядом, опустив дудочку и цепко вглядываясь в её лицо.

– Марион? Это ты? – спросил он.

– Нет, – прохрипела колдунья. В горле пересохло, как будто она пересекла пустыню. – Меня зовут Жанна.

Рыбак встал и подал ей руку. Колдунья с трудом заставила себя остановить взгляд на чем-то одном. Кажется, она упала с кровати.

– Тебе очень повезло, девочка. Ты едва не разбила себе голову, когда корчилась тут на полу, а будь он каменным, я бы не дал за твою жизнь и варёной плотвы.

Её мутило. Голова кружилась, в висках стучала кровь. Завтра, – сказала Женщина в Белом.

Жанна не стала говорить об этом Франциску.

[1] Молитва к Иисусу Христу в католической церкви.

А ночью ей вновь снился странный сон, и больше всего на свете Жанна хотела проснуться.

Её окружала знакомая церковь. Тот же самый амвон, те же плиты под ногами — точно такие же, как в руайянском храме. И Азазель, всё такой же, как и тогда, в чёрной сутане и с крестом на шее.

— Почему ты встречаешь меня в церкви? — спросила колдунья.

— Это ты, а не я, создаёшь всё вокруг. Сон твой, дорогая Жанна, ты и правишь им. Я тут всего лишь гость.

— Что тебе нужно теперь? – с ненавистью бросила Жанна. – Ты уже получил, что хотел, демон. Это мои сны! Зачем я тебе?

– Я хочу всего лишь поблагодарить тебя, колдунья. Ты превосходно сделала то, что мне требовалось.

– И потеряла самое дорогое, что у меня было, — буркнула она. — Будь же и ты проклят!

– Потому я и пришёл, – Азазель улыбнулся. — Ты ведь хочешь его вернуть, правда?

Жанна вздрогнула.

– Мёртвые не возвращаются, демон. Ты можешь вернуть мне его тело, но это будет уже не мой Эвен, которого я знала.

— Почему ты уверена в этом?

-- Потому что я знаю твоё первое имя в этом мире, Сет. Демоны пустыни не умеют давать жизнь.

Азазель вздохнул.

– Жаль, – слегка разочарованно сказал он. – Ты слишком умна. Ergo sum qui sum, dilecta Ioanna[1]. Тут ты права. Я зря надеялся отделаться так просто, увы... Ну что ж. Но ты ведь и не заметишь подмены. Ведь не увидела ты фальши в теле Франциска.

– Что? – растерялась Жанна, и сердце её на миг сжала рука страха.

– Рыбак по имени Франциск умер полгода назад. Вассергейст вынес тебя на здешний берег, но ты погибла бы без чужой помощи. Я взял на себя смелость занять хижину, создать куклу его хозяина и приказать ей вытащить тебя из воды.

– Но... Зачем?

– Ты мне нужна живой, милая маленькая Изгоняющая. Не спрашивай, зачем. Скоро ты узнаешь.

– А то, что ты рассказал о Жане? Это – правда?

– Да. Франциск действительно был его опекуном, и всё о договоре Жана с феями – истина. Ну так как? Не хочешь передумать?

– Нет. Я не смогу жить, зная, что рядом со мной всего лишь кукла.

– Тогда прощай. Время вопросов кончилось.

– Стой! – Жанна не смогла сдержать крика. – Ты говорил, Бога нет. Но почему? Почему...

– Разве ты ещё не поняла? Нет никаких богов, кроме тех, кого придумали люди. Нет ангелов – есть лишь сущности, которых христиане считают таковыми. Нет и демонов – есть такие, как я, кого клирики называют злом. Может, где-то там, в глубинах материи и есть сущность, способная быть Богом. Но если так, то ему на всех нас давно наплевать.

Он повернулся и пошёл прочь из церкви. Жанна долго смотрела ему вслед.

Следующим утром все осталось прежним, лишь Франциск или то, что было им, бесследно исчезло. Никто не явился и к третьему часу, и к шестому. Лишь к вечеру, когда Жанна уже потеряла надежду, снаружи донёсся стук копыт. Тотчас же она вскочила на ноги, скользнула к двери дома. Дорога здесь изрядно заросла кустами, но всё же не скрывала одинокого всадника в одежде без гербов, что ехал к хижине.

Англичанин или француз? Жанна не знала, хоть и пыталась разглядеть хоть какие-то знаки отличия. Выглядел верховой больше похожим на рыцаря, чем на простого бродягу – тут тебе и кольчуга, и перчатки, и даже остроносый шлем с широкой смотровой щелью. В дороге шлемы никто обычно не носил, и Жанна насторожилась. Нащупала рукоять ножа, спрятанного под одеждой. Конечно, в одиночку справиться с рыцарем она вряд ли смогла бы, но где-то рядом ошивается Балгурф – стоит лишь позвать.

Тот, кто ответит, – сказала тогда Женщина в Белом. Но не назвала имени.

Рыцарь ехал медленно, не торопясь, оглядывался по сторонам, словно ждал засады. Жанна молча следила, как конь его подъехал ближе, остановился, подняв целое облако пыли.

Всадник спешился.

– Здесь ли живёт Франциск, рыбак? – донёсся сквозь шлем его глухой голос, показавшийся Жанне знакомым. Она вгляделась в щель забрала, словно пытаясь увидеть за ней серые глаза Жана, но увидела лишь темноту. Рыцарь шагнул к ней.

– Да, господин, – сказала колдунья. – Он сейчас у реки, проверяет снасти. Я его дочь.

– Врёшь, – рыцарь сделал ещё один шаг. Нет, всё же он был выше ростом и шире в плечах, чем Солнечный рыцарь. Одной кольчуги, что прикрывала его грудь и спину, хватило бы на двоих пехотинцев. – Никакая ты не его дочь.

– Что? – растерялась колдунья. Таких слов она не ожидала.

– Ты не дочь Франциска, – он фыркнул. – Не было у него никогда дочери. Кто ты?

– Он не так давно спас меня от... э-э-э... разбойников, – Жанна старалась говорить уверенно, но мысли её метались. – Мне некуда было идти, и я осталась с ним.

Рыцарь захохотал – сквозь шлем смех его звучал жутко.

– И опять врёшь, – он был уже совсем близко. – Ну, Жанна, разве же это хорошо для такой милой девушки – лгать?

Она замотала головой, с ужасом понимая, что гость знает её имя.

– Ну, вот видишь, – сказал рыцарь и вдруг бросился на неё.

Жанна не успела даже поднять руки. Просто что-то толкнуло её к стене, стальные пальцы сомкнулись на перевязанной кисти, и колдунья закричала от боли. Ещё один рывок опрокинул её наземь.

– И как, пойдёшь, или тебя тащить? – полюбопытствовал рыцарь. Жанна повернулась, пытаясь отползти, но следующий удар окончательно выбил из неё дух.

Очнулась колдунья от тряски. Голова гудела, словно по ней прошлись кузнечным молотом. Перед глазами стоял знакомый уже красный туман, в котором проглядывалась чёрная лошадиная шерсть.

Жанна моргнула, пытаясь отогнать боль. Шерсть никуда не исчезла, зато к ней добавился запах пота и стук копыт. Конь шёл по земляной тропе, то и дело хрупая удилами. Где-то наверху слышалось шумное дыхание всадника.

Кто-то ударил её тогда, у дома. Тот самый рыцарь, приехавший к Франциску. Это был Жан д’Олерон, больше просто некому, ведь он явно искал её, а кто ещё поедет в несусветную даль за раненой колдуньей? Жанна не знала, почему он один, куда везёт её и зачем, ведь мог убить сразу. Зато похититель ещё не заметил, что она пришла в себя.

Правда, кроме конского бока и клочка неба, видеть ничего колдунья не могла, но всё равно рядом нет ни английских лагерей, ни хоть сколько-нибудь крупных городов. До них ещё ехать и ехать, а она вряд ли лежала без сознания больше часа – солнце едва начало садиться. Меж тем всадник свернул с тропы и остановился.