В период с 23 февраля по 2 марта 1917 г. для Николая II, помимо отречения, теоретически была возможна следующая альтернатива: решиться на конституционные реформы или подавить народные волнения в столице. Ни тот, ни другой вариант не был реализован не только в силу особенностей личности последнего российского императора, но и в результате действий по информированию царя, предпринятых его военным и политическим окружением.

Вся информация по проблемам, затрагивающим самые основы самодержавной власти, попадала на «почву» непоколебимой убежденности Николая II в абсолютной неприемлемости для России любой другой формы правления, кроме существующей. Ему казалось, что если занять твердую позицию и ни под каким предлогом не соглашаться на реформирование монархии, то никакой революции не будет. По его мнению, жупел революции сознательно эксплуатируется думской оппозицией и либеральной интеллигенцией, дабы вынудить царя резко сократить объем своей власти.

Информация, укреплявшая подобные представления Николая II, поступала с начала Первой мировой войны из нескольких источников. Записки кружка Дурново предупреждали, что в условиях войны либеральные партии и думская оппозиция попытаются использовать военные неудачи России для оказания давления на царя с целью осуществления буржуазно-демократических преобразований. В своем стремлении добиться «ответственного министерства» они готовы пойти даже на разжигание революционных выступлений. А добившись реформ, «войдя во власть», не смогут, в силу своей бездарности, стабилизировать внутриполитическую ситуацию и остановить «народные волны, ими же вызванные». В результате страна будет ввергнута в пучину кровавого хаоса. С начала 1917 г. начальник охранного отделения Петрограда Глобачёв доносил царю, что обстановка в столице поразительно напоминает канун Революции 1905 г. Возможны стихийные выступления распропагандированного пролетариата, на которые рассчитывают либеральные партии. Последние полагают, что это приведет к уступкам со стороны царя, к реформированию самодержавия в конституционную монархию. 26 января Глобачёв доложил о том, что в Думе уже распределяют министерские портфели, в будущем ответственном правительстве. На власть претендуют две группы, одну возглавляет Родзянко, другую – Гучков. На эту же версию «либерального заговора» работали и доклады Протопопова.

Обращает на себя внимание разговор, состоявшийся между царем и Родзянко 10 февраля. Получалось, что Николая II предупреждал о приближающейся революции тот, кто, по информации Глобачёва и Протопопова, как раз и был тем самым либералом-про-вокатором, стремившимся «на плечах» выдуманной им революции прийти к власти.

Информация, поступавшая в Ставку до отъезда императора в Царское Село, могла только подтвердить худшие подозрения Николая II о возможности скорее «верхушечной» провокации, нежели революции. Вплоть до 27 февраля включительно генералы Беляев и Хабалов, министр Протопопов направляют царю усыпляюще-убаюкивающие телеграммы, в которых нет ни слова о возможности перерастания забастовочного движения в революцию. Ситуация в этих телеграммах в целом оценивалась как подконтрольная властям. Естественно, что показанные Николаю только утром 27 февраля телеграммы М. В. Родзянко, выдержанные в панических тонах, на фоне первого потока информации выглядели чистой воды провокацией. Подозрительны были и «зигзаги» председателя Государственной думы, утром 26 февраля просившего войск, а вечером того же дня – «ответственного министерства».

Вечерняя 26 февраля телеграмма Родзянко о неотложности конституционных уступок была доложена Николаю II генералом М. В. Алексеевым утром 27 февраля. Время, отпущенное Николаю на принятие решения, было столь же мало, сколь мала была вероятность его согласия. В тот же день этот вариант будет снят с повестки дня Временным комитетом Государственной думы и самим ходом событий в столице.

История в считанные часы проскочила возможность самоограничения царской власти. Этого шага уже не ждали в Петрограде. На этот шаг еще и не думал соглашаться Николай, принявший ряд мер к военному подавлению мятежа (экспедиция генерала Н.И.Иванова). Такое развитие событий и такое поведение царя в определенной мере явились следствием фактической дезинформации Николая II, не позволившей ему реально и непредубежденно представить происходившее в Петрограде. Два потока информации, стекавшиеся в Ставку (один от Протопопова, Беляева и Хабалова, другой от Родзянко), лишь способствовали укреплению царя в нежелании идти на конституционные реформы.

Вечером 1 марта, после длительной беседы с командующим армиями Северного фронта генералом Н. Рузским, Николаем II принимается решение об ответственном министерстве.

2 марта

00:20 – Николай II телеграфирует в Царское Село генералу Иванову, который идет на Петроград с карательным походом: «Прошу до моего приезда и доклада мне никаких мер не предпринимать».

Эта телеграмма говорит о том, что Николай II в принципе согласился на мирное решение вопроса. Он считает, что ответственное министерство все-таки возможно.

00:00 – 1:00 – Царь принимает в вагоне графа Дмитрия Шереметьева и адъютанта генерала Николая Рузского и говорит, что нужно позвать бывшего управляющего землеустройством и земледелием Александра Кривошеина, которого Николай II рассматривал как компромиссную фигуру на место главы ответственного министерства.

Около 1:00 государь ушел спать, но, возможно, он заснул только в 5:15.

С 3:30 до примерно 4:00 состоялся телеграфный разговор Рузского с председателем Государственной думы Михаилом Родзянко, который заявляет, что создавать ответственное министерство уже поздно и что нужно ставить вопрос об отречении в пользу наследника цесаревича Алексея при регентстве великого князя Михаила Александровича. Затем в Ставку передается краткое содержание разговора. Государь еще об этом не знает, отрекаться не собирается, а за его спиной начинается разговор об отречении.

6:00 – Николай II просыпается и начинает перебирать бумаги.

8:00 – Государь садится за письменный стол в вагоне и начинает свой рабочий день.

Около 9:00 Рузский получает телеграмму от главнокомандующего Михаила Алексеева с требованием разбудить Николая II, чтобы проверить, известно ли ему о решениях, принятых Рузским и Родзянко, но ему отвечают, что государь спит и будить его не будут.

В 10:15 Николай II принимает Рузского, который зачитывает ему разговор с Родзянко. Государь узнает, что он передан в Ставку и что Алексеев должен послать запрос всем командующим фронтами об отношении к возможности отречения в пользу цесаревича при регентстве Михаила.

Около 11:00 Рузский заявляет Николаю II о необходимости отречения, государь отвечает, что все обдумает.

С 14:30 до 15:00 Рузский показывает Николаю II ответы командующих фронтами на запрос Алексеева, в которых они высказываются за отречение, но государь колеблется. Тогда Рузский обращается к двум штабным генералам, Данилову и Савичу, которые тоже говорят, что нужно отрекаться.

15:00 – Николай передает Рузскому телеграммы для немедленной отправки в Ставку и Родзянко.

«Нет той жертвы, которую я не принес бы во имя действительного блага и для спасения родимой матушки России. Посему я готов отречься от престола в пользу моего сына с тем, чтобы он оставался при нас до совершеннолетия при регентстве брата моего, великого князя Михаила Александровича», – говорилось в телеграмме на имя Родзянко.

«Во имя блага, спокойствия и спасения горячо любимой России, я готов отречься от престола в пользу моего сына. Прошу всех служить ему верно и нелицемерно. Николай», – написал государь генералу Алексееву.