Гилевич с контейнером бросился к вождю и принялся его тормошить. Показался один спецназовец, второй… Потрепанные, но не поломанные, а это главное. Встал на ноги Тунгус. Так, все в сборе. И куда они глядят?..

Тут вождь опять сделал «вот так». А остальные побежали к машине.

– У нас под хвостом целая армия! – крикнул Гилевич, запрыгивая в дверь. – Тунгус их держит!

Вождь короткими шажками медленно двигался к конвертоплану – лицо напряженное, руки вперед. Раздалось несколько очередей, в салон кубарем вкатился спецназ. И наконец появился вождь. С достоинством, не бегом.

– Полетели, – сказал он просто.

И они полетели.

Чернецкий приподнял машину, дал время пристегнуться, потом на форсаже рванул вертикально, молясь, чтобы не подвели движки, и под самым сводом пещеры завалил конвертоплан набок.

Увидел клешню манипулятора и, как обещал, сунул крыло прямо в нее.

Надо же – получилось.

Чернецкому не подарили ни жену, ни коня, вообще ничего. Простолюдина можно наградить ценными вещами, аристократа почестями, а вот героя, который чужак и ни на что не претендует… Великий вождь один на один сказал летчику «спасибо» и отпустил. Даже руку не пожал – не положено.

Чернецкий обиделся и всем рассказывал, мол, это вождь ему отомстил за то, что светил голым задом в пещере.

Через три месяца Тунгус выкатил на летное поле конвертоплан.

Самую малость помятый и с целехонькими килями.

Он согнал к трещине орду строителей, те навели сверху помост, немного помудрили с тросами, а потом ювелирным образом повернули самолет, приподняли, снова повернули, еще приподняли… Достали, запрягли табун своих жутковатых лошадок – и милости просим, командир, принимай аппарат.

Чернецкий встал перед вождем на одно колено и склонил голову. В глазах его блестели слезы.

– Потом еще полетаем, – сказал вождь. – Мне теперь можно.

Полковник Газин вызвал на ковер Петровичева и сунул ему под нос акт о списании конвертоплана ввиду нецелесообразности извлечения из трещины в силу технической невозможности. Они кричали друг на друга так, что дрожали стекла, потом успокоились. Списанный конвертоплан поднялся в небо через несколько дней. Работы для него было полным-полно. Мы теперь летали над всем континентом.

Великий вождь сделал-таки своим родичам такое предложение, от которого те не смогли отказаться. Полковник боялся, что это будет грубый шантаж вакциной – либо идете под мою руку, либо вымирайте к чертовой бабушке. Тунгус при желании мог нагнуть экспедицию как ему угодно, и мы бы не пикнули. Ну, сообщили бы, что он не прав – а дальше?.. Случись драка, нас сомнут. Останется только позвонить на орбиту и вызвать огонь на себя. Но «Кутузов» улетел, едва мы раздобыли вакцину. Газин так и не смог его расколоть, чего он тут болтался.

Я говорил полковнику, что Тунгус не такой, но кто меня послушает. Когда выяснилось, что Тунгус совсем не такой, мне спасибо тоже не сказали. Да я и не просил.

А великий вождь поступил красиво. Созвал кочевников и говорит: вы же знаете, ко мне тут прилетели. И вы догадываетесь, чего они могут. В общем, я с ними договорился, мы объединяемся. Вписываемся на равных правах. Династия Ун наберет такую силу, что вы ей станете просто неинтересны. Мы через два-три поколения уже не сможем нормально с вами разговаривать. Поэтому решайте: либо вы с нами, либо дуйте обратно в степь и пропадайте там. Зато если вы с нами, есть интересная задача. Чем больше нас будет, тем больший кусок мы сможем откусить у наших новых партнеров. Династия Ун рассчитывала присоединить западные племена за сотню лет. Теперь надо собирать народ быстро, за годы. Мы уже начали разъяснять наши предложения, но нет уверенности, что нас поймут. Тогда придется действовать по старинке. Сначала небольшая демонстрация силы. Просто зайти и показать себя. Если не поможет – дать по шее и возглавить. Объясните им: кто не с нами, того мы в будущее с собой не возьмем. А будущее наступит буквально вот-вот. Да вон оно летит…

И тут Чернецкий такой на конвертоплане – вжжжик! Пожалуйте кататься. Оцените, какие преимущества дает обзор сверху и воздушная разведка.

Кочевники чисто для виду поломались, а потом дали Тунгусу присягу и двинули на запад проводить разъяснительную работу. Потому что в будущее всем хочется.

Тоже в некотором роде шантаж. А с учетом того, что Россия ничего Тунгусу пока не гарантировала, чистое надувательство. Я так ему и сказал.

– Не волнуйся, мы станем россиянами скоро, – ответил вождь. – Если враги России захотели истребить мой народ – ну куда вы денетесь. Значит, мы вам действительно нужны. Враги это понимают, ну и вы поймете. Хотя вы, конечно, по сравнению с ними как дети малые. Добрые, наивные…

Подумал и добавил:

– Жалко, Унгелен не дожил. Он ведь это предсказал в точности.

Я стоял молча, переваривая услышанное.

Тунгус негромко гавкнул – в смысле, хихикнул.

– Да смешной ты, – объяснил вождь. – Все вы забавные, но ты особенно. Ступай. Нельзя заставлять девушку ждать, ей может попасться на глаза кто-то покрасивее.

– Вы ее недооцениваете, великий вождь.

Тунгус залился лаем, и я поспешил на выход.

Когда проблемы рассосутся, познакомлюсь со степными псами. Вождя попрошу, чтобы помог. Сдается мне, ими просто никто не занимался. И еще сдается мне, что это гавканье вместо смеха – неспроста.

Гури сидела за штурвалом вездехода. В кузове барахталась ребятня – будущие вожди с будущим обслуживающим персоналом. Судя по физиономиям, сплошь родичи. Впрочем, тут все родичи. А кто еще не в семье – тот будет.

– Куда прикажете, вождь?

– На пост ДС, вождь. Но раз такие пассажиры… Можно сделать кружок по городу.

– Правильно. Ну садись давай, старая развалина. Зачем ты дал мне ту книгу? Теперь я знаю, что в сорок лет русский уже старик, а тебе до сорока всего ничего. Ужас. Как дальше жить?

– Это древняя книга, – сказал я. – С тех пор русские изменились к лучшему. И как говорил один мудрец – в России нужно жить долго, тогда до всего доживешь.

Она глядела на меня и улыбалась. Вождям не рекомендуется целоваться при посторонних, но тут были все свои.

Перепадет мне на орехи за мою дипломатию лет через сто, когда окажется, что эти черномазые ребята пролезли во все дыры и самую малость не возглавили Россию, а какой-нибудь смуглый красавец-полукровка метит в исполнительные императоры, и белое большинство Сената стоит за него горой, потому что мужик в доску свой, русский.

Мы понимаем, как они нужны нам.

– Поехали, – сказал я.

А кто не с нами, того в будущее не берем.

На переезд Департамента из района трех вокзалов в Ясенево отвели неделю.

Виктор собрался за несколько минут. Выгреб свое небогатое имущество из ящиков стола в пластиковый короб. Щербатую кружку с потертой термонаклейкой хотел выбросить, но передумал и, напихав в нее пакетики с чаем, пристроил между упаковкой с сухариками, которые выручали во время ночных дежурств, и поясной сумкой с аптечным набором. Проверил боковой кармашек сумки. Талисман, костяшка цзе, был на месте. Подумав, вынул сумку и нацепил на ремень. Мало ли что, проверка там или большое начальство нагрянет. Без аптечки никак.

В маджонг он научился играть раньше, чем писать и читать. Родители держали локал на одном из нижних уровней Бункера. Основной доход они имели не с торговли водой и пищевыми концентратами, а с игроков, которые ночами напролет стучали костяшками. Рос он сам по себе, братьев и сестер не было, да и родители вниманием не баловали. Ему было не то шесть, не то семь лет, когда случилась Большая Чистка. Много позже, в школьные годы, он заинтересовался историей своей, как он называл, родной глубинки и догадался, куда вдруг исчезли родители.

Бункер, а по сути – огромный подземный город-убежище, соорудили в тридцатые годы, когда опасались большой заварухи. Тогда же случилась так называемая «трехдневная война» из-за Курил. Началось с массового мирного заплыва двух или трех тысяч японцев на Хабомаи. На кадрах хроники они плыли в спасательных жилетах, уцепившись за концы, свисающие с катеров, и каждый сжимал в зубах цветок хризантемы. Пару-тройку катеров потопили, утонувших пловцов никто и не считал. Зато вскоре после ряда скандалов и разоблачений всплыло политическое дерьмо – выяснилось, под предлогом недопущения глобальной катастрофы хотели продать острова японцам за очень большие деньги. Собственно, тогда и произошла молниеносная Реставрация, и японцам по традиции опять не досталось ничего, кроме огорчений.