Он опять отворачивается и встряхивает одеяло над диваном, бубня себе что-то под нос, но что именно я не улавливаю.
— Что это было?
— Я посмотрел несколько кулинарных телешоу и купил пару книг.
Хотя сейчас чувствовать себя счастливой как-то неправильно, я не в силах сдержать смех и подавить любопытство.
— Книги? О чем?
Он снимает жилет, бережно складывает его пополам и кладет на кресло. Садится и начинает снимать сапоги. Пожав плечами, он отвечает:
— О готовке, детях и заботе об инвалиде.
— Ха. Ха. Ха. Очень смешно.
Он улыбается, а затем шипит:
— Чёрт. Ты остановишься или нет?
Он протяжно выдыхает, проводит руками по волосам, долгое время разглядывает меня, после чего ложится. Заводит руки за голову и смотрит в потолок, скрещивая ноги на подлокотнике дивана.
Я улыбаюсь и нажимаю кнопку, чтобы снова принять положение лёжа.
— Спокойной ночи, Мав.
Кажется, проходит вечность, прежде чем он произносит:
— Спокойной ночи, Куколка.
Это то, что он говорит каждую ночь на протяжении последних двух недель.
Я долго лежу без сна, думая о нем и слушая его дыхание, даже после того, как оно становится глубоким от сна. Впервые после случившегося, когда я закрываю глаза, мои мысли не наводняют жуткие образы, а моими снами не завладевают кошмары.
Глава 46
Некоторые люди становятся частью нашей жизни, потому что сам Господь Бог отвел им это место.
МАВЕРИК
В ожидании переезда ко мне Эмбер и Уилл я переместил свою кровать из хозяйской спальни в одну из гостевых, а в хозяйской поставил две новые регулируемые односпальные кровати рядом друг с другом. Эмбер и, скорее всего, Уилл будут проводить там много времени, лёжа в постели, поэтому я купил развлекательный центр, новый 42-дюймовый телевизор и все остальное, что пришло мне на ум, чтобы помочь им с комфортом проводить время.
По правде говоря, я не знал, как сблизиться с Уилл, чтобы узнать её получше. До сих пор она относилась ко мне так же, как Эмбер. Она посещала больницу почти каждый день, зная, что я был там. Но, кроме нескольких брошенных в мою сторону взглядов, она тоже игнорировала моё присутствие.
Бетани посоветовала мне не торопиться с ней и не давить на неё. Уилл уже вдоволь настрадалась, сейчас ей, как никогда, необходимо почувствовать себя в безопасности и обрести определенную стабильность. Также она сказала, что Уилл и Эмбер понадобится время, чтобы наверстать упущенное и залечить раны. Она предупредила меня, что Уилл не захочет спать одна в чужом доме, и в этом не будет ничего странного.
В течение последующих нескольких месяцев я откладывал в памяти всё, что она говорила.
Первый месяц нашего совместного проживания стал настоящим испытанием, указывающим на то, сможем ли Эмбер, Уилл и я ужиться в одном доме и надолго ли нас хватит.
Если вдаваться в детали, я определенно не понимал на что подписался, а вот Эмбер, по-моему, понимала, что ей придётся зависеть от меня. Уилл в свою очередь просто цеплялась за человека, которому больше всего доверяла, и брала пример с Эмбер.
Для всех нас это был потрясающий опыт, хотя, с другой стороны, он походил на какой-то научный эксперимент.
У нас было несколько пожаров и свиданий с пожарными по моей вине, два потопа и сломанный Bluray по вине Уилл, и парочка нервных срывов Эмбер из-за невозможности покинуть кровать. Она дважды вредила себе, думая, что сможет легко передвигаться по дому и мыться без чьей-либо помощи.
Что касается полученных мною познаний, я многое открыл для себя за первые четыре недели. Я узнал о Спанч Бобе и Фантазерах. Я узнал о времени принятия ванн и о том, что на второй книге Уилл обычно засыпала. Я также узнал, что пятилетних детей нужно занимать чем-нибудь каждый час после пробуждения, а, когда вы обещаете им что-то сделать, они не отстанут от вас, пока вы не исполните обещание. Я узнал, какую музыку они обе любят; музыку, от которой иногда уши вянут. Я узнал, что основная часть моего лексикона удостаивалась негодующего взгляда Эмбер, который всегда меня заводил, поэтому я нарочно вставлял в свою речь то тут, то там возмущавшие её словечки. Я узнал, что бардак и жизнь в хаосе сводили Эмбер с ума, а еще она ненавидела свою беспомощность. Я узнал, что единственным лекарством от кошмаров был тот, с кем обычно ты чувствуешь себя в безопасности, для Уилл это была Эмбер, а для Эмбер — я. Мне стало известно, что у них обеих были определенные капризы, столкновения с которыми в дальнейшем я старался избегать. Я узнал, что Эмбер ненавидит тунца и соленые огурцы, а Уилл ненавидит около восьмидесяти процентов овощей, что, как я полагаю, характерно для детей её возраста, к тому же она терпеть не может спагетти. У неё даже есть песня, которую она поёт о том, как она ненавидит «пахетти» и не собирается их есть.
В первый раз, когда она спела её и отодвинула тарелку, Эмбер рассмеялась во весь голос, как никогда прежде мне не доводилось слышать, ослепительно улыбаясь. Я довольно быстро сообразил, что она смеялась не из-за песни. В конце концов, она слышала её раньше. Она смеялась над моим застывшим выражением недоумения на лице.
За два месяца нашего совместного проживания я видел больше её улыбок и улыбок Уилл и слышал чаще их смех. Со временем у нас сложился свой особый распорядок дня. Я рано просыпался и работал, а когда вставала Уилл, она пробиралась в мой кабинет, тырила бумагу и канцелярские принадлежности. Чуть позже мы делали перерыв и ели хлопья, потому что Эмбер больше не доверяла мне готовку, пока спала. Затем мы возвращались к работе. Когда Уилл была в настроении слушать, я рассказывал ей об искусстве. Когда у неё не было настроения, мы работали вместе в тишине. После того, как она заканчивала рисовать, она показывала мне рисунок, получала заслуженную похвалу, а затем прикладывала палец к губам, сообщая, что я снова посвящён в тайну, и заталкивала рисунок в картонную тубу, которую я ей давал, чтобы спрятать эти «шедевры» искусства.
В десять мы будили Эмбер, и она начинала их прихорашивать. Позже Уилл смотрела мультики, а Эмбер готовилась к сдаче экзамена. Она почти поправилась, за исключением того, что передвигалась с осторожностью и не могла поднимать тяжести.
Я либо возвращался к работе, заботился о том, что было нужно сделать по дому, убирался, стирал, прибирался во дворе или направлялся в клуб. Я часто бывал в клубе, потому что оставаться с Эмбер, не желая большего, становилось все труднее и труднее. А поскольку она не была готова к большему, я дал ей время, в котором она нуждалась, и отвлекался на что-нибудь другое, как мог.
Были времена, когда я ловил на себе её пылкие взгляды, но в глубине её глаз по-прежнему присутствовал страх. Поэтому при любом удобном случае я урывал лёгкий поцелуй и прикасался к ней, когда Уилл не смотрела, но это и близко не стояло с тем, чего я жаждал.
Вечером Эм готовила ужин, и мы смотрели телевизор или фильм. Затем наступало время принимать ванну и укладывать Уилл спать. Поскольку я чувствовал себя не в своей тарелке, помогая ей мыться, то взамен этого предлагал время от времени почитать книгу, пока Уилл не заснет. Почти каждую ночь она хотела только внимания Эмбер, но частенько хватала меня за руку, брала книгу и требовала, чтобы я ей почитал.
Санни приходила и уходила. Она переехала к Смоуку после того, как её выписали из больницы. Они жили в Лос-Лунасе, который находился всего в десяти минутах или около того. Тем не менее, были дни и вечера, когда она являлась как гром среди ясного неба и проводила с нами несколько дней. Без предупреждений. Без объяснений. Всякий раз, когда она уходила, не прося забрать Уилл с собой, я замечал, что читаю про себя молитву.
Я молился по двум причинам. Я не знал, как залечу душевную рану Эмбер, если она снова потеряет Уилл, и, честно говоря, сам не хотел её потерять.
