– Может быть, – пожала плечами знахарка.

Из боковушки вышла Деяна. Она успела переодеться в новое синее платье и светло-голубой, с отделкой, передник, а также переплела косы. На груди девушки сверкала нитка крупных стеклянных бус.

– Куда это ты собралась? – удивилась Марфа.

– Прогуляюсь до вечера, – девушка взяла пирожок, откусила. – Немного свежим воздухом подышу, а то у меня от трав в кладовке голова кружится.

– Раньше не кружилась, а теперь кружится? – нахмурилась знахарка. – Ой, смотри, дочка!

– Ну, мама, – протянула та. – Мне надо… Хочу кое о чем с Ханной поговорить тайком.

– Хотели посекретничать, так бы сразу и сказали, – явно обиделась мать на дочь. Отошла к печи и стала там возиться, переставляя горшки, чугунки и миски с места на место. – Я бы в огороде себе дело нашла или…

– Ну, мам, ну не сердись! – дочка подбежала, стала ластиться. – Просто такой случай представился! Ханна к нам теперь так редко заглядывает… Ну, немножко, ладно? Я только туда и обратно!

Перед улыбкой Деяны и правда устоять было трудно. Марфа вздохнула и погладила дочь по голове.

– Ладно, бегите, щебетуньи… И, Ханна, ты не думай, что я тебя выпроваживаю, совсем наоборот, посидела бы ты у меня еще хоть часок. Помогла бы…

– Но мы торопимся, – Деяна крепко схватила подругу за локоть. – Допивай взвар, и мы пойдем!

Отвернувшись к печи, знахарка неодобрительно покачала головой.

– Мне и правда не стоит задерживаться, – Ханна поднялась. – Я лучше в выходной день забегу пораньше. К обеду, скажем, хорошо?

– Пирожков себе возьми, – бросила от печи Марфа. – В вашей столовой таких, небось, не пекут. Там все тяп-ляп да на скорую руку…

Ханна усмехнулась и положила на дно корзинки четыре пирожка – себе, Оливеру, Изольде и Рихарду, прекрасно зная, что Оливер в противном случае отдаст приятелю половину своей доли, а он такой маленький и худенький, ему так надо хорошо питаться…

Ханне нравился Оливер. Но как ему сказать? Подумает, что девушка над ним смеется. Он и так сильно переживает по поводу своей непривлекательности – за три года ему еще ни разу не удалось пригласить девушку на свидания. Нет, девчонки за ним бегали – но только для того, чтобы попросить списать домашнее задание. А как человек невзрачный Оливер Жижка никого не интересовал.

Держась за руки, подруги вышли за порог и направились вдоль по улице. Они практически выросли вместе – Ханне было семь лет, когда она осталась без матери, Деяне шел шестой год, и Марфа Скруль с молчаливого одобрения семейства Руге взяла сироту под свою опеку. Бывало, Ханна прибегала домой только переночевать, дни проводя в обществе подруги и ее приемной матери.

Да, своих детей у Марфы Скруль не было. Деяну, по ее словам, она взяла у какой-то нищенки, которая как-то раз приползла к ней в дом жестоко простуженная и умерла, несмотря на тщательный уход – измученный недоеданием организм не справился с простудой. Деяне тогда было около годика, она совсем не помнила родную мать и обожала знахарку.

Но вместе девушки дошли только до поворота. Потом Деяна крепко сжала руку подруги:

– Ну, все! Мне пора!

– Ты куда?

– Надо. Спасибо, что прикрыла! Маме только не говори!

– Да что случилось? Куда ты собралась? – Ханна с тревогой смотрела на подругу. Та улыбалась, и глаза ее мечтательно блестели.

– Это моя тайна! – девушка вся дрожала в предвкушении. – Я пока никому не могу рассказать, даже тебе, но… Ты обязательно обо всем узнаешь, обещаю! Я расскажу тебе первой!

Деяна чмокнула Ханну в щеку и убежала, едва не подпрыгивая.

Управляющий сидел в своем кабинете, уставившись на огонек свечи. Была ночь, но в доме никто не спал. Тревога поселилась в душах людей, и они просто не знали, что делать.

Перед управляющим лежал чистый лист бумаги с маленьким гербом в верхнем левом углу. Мужчина смотрел на него, как на своего врага. Потом обреченно вздохнул и обмакнул перо в чернильницу. Помедлил немного. Как бы то ни было, но больше это сделать некому. Итак…

Первые буквы дались нелегко, но потом перо словно прорвало невидимую преграду.

«Замок Ноншмантань. Его сиятельству эрцгерцогу Зверинскому. С глубоким прискорбием извещаю вас, что четыре дня тому назад ваш сын Валентин Ноншмантань-младший исчез из замка, вверенного моему попечению, в неизвестном направлении. Все поиски кронпринца на данный момент не увенчались успехом. Не удалось найти ни одного свидетеля, который видел бы кронпринца. Мы, ваши верные слуги, осознаем, сколь велико наше преступление, поелику мы не сумели обеспечить безопасность вашего сына и наследника. Сам я готов понести любое наказание и молю всех богов только об одном – чтобы вы, в своей неизреченной милости, не карали слишком строго вверенных мне слуг, которые сбиваются с ног, пытаясь отыскать хоть какие-то следы пропавшего принца.

Остаюсь верным и преданным вашим слугой, в глубокой скорби пребывающий, управляющий вашего дома в Зверине, Людин Траст».

Дописав и трижды перечитав написанное – пришлось-таки переделывать, вымарывая строки о том, чтобы ему обещали помилование за совершенный проступок, – управляющий запечатал письмо личной печатью, после чего позвонил в колокольчик.

– Немедленно отправить его сиятельству. В собственные руки, – приказал он переступившему порог слуге.

– Э-э… – тот побледнел, как будто в письме ему был обещан смертный приговор.

– Рано или поздно его сиятельство должен узнать правду, – вздохнул Траст.

Слуга ушел. Плечи его мелко тряслись.

Посидев минуту-другую неподвижно, Людин Траст придвинул к себе новый лист бумаги и стал писать завещание.

– Ну, чего так долго? – приветствовал Рихард Изольду, встретив ее у главной лестницы общежития.

– Между прочим, воспитанные люди говорят: «Добрый вечер!» – ответила та.

– Между прочим, воспитанные люди не опаздывают! – огрызнулся тот.

– А я девушка. Мне можно!

– Понятно. Женщина – не человек.

– Хам!

– Фифа!

– Скотина!

– Стерва!

На последнем слове Изольда задохнулась и даже покраснела, словно подавилась воздухом. Рихард в душе обрадовался – дескать, знает девчонка, что означает слово «стерва» – но не успел переварить сладостную мысль, как она ответила:

– Да много ты понимаешь в жизни! И просто меня боишься…слабак!

В это время Рихарду ужасно захотелось ее ударить. И удержала его только мысль о том, что не все будут с ним согласны.

Например, мэтр Сибелиус точно будет против. Некромант ждал студентов у крыльца, скрестив руки на груди, и вид имел очень недовольный. Вместо мантии на нем были простые рубашка, брюки и куртка. У ног валялся вещмешок.

– Где вас бесы носят, господа студиозусы? Вы знаете, который час?

– Ночь на дворе, знаем, – кивнул Рихард.

– До восхода луны остаются считанные минуты. Нам пора на кладбище!

– Сейч-час? – Изольда даже начала заикаться. – На к-кладбище? Но я думала…

– Что? Что я засажу вас за архивы, заставлю часами переписывать старые отчеты? Нет уж. Сорвали урок – так будете проходить тему еще раз! За мной.

С этими словами преподаватель некромантии закинул вещмешок на плечо и решительно двинулся в сторону ворот. Студенты, бросая друг на друга придирчивые взгляды, последовали за ним.

До самого кладбища никто из троих не произнес ни звука. Только Рихард, когда увидел знакомую ограду, внутренне застонал. За седмицу это был третий раз, когда он появлялся на этом кладбище. И первый раз приходил сюда в открытую.

На этом кладбище не было калитки для некромантов, но между створками ворот оставалась достаточной ширины щель. Мэтр Сибелиус протиснулся внутрь, зажег фонарь и стал пробираться между надгробиями, шепотом приказав студентам идти след в след.

Рихард подчинился, а вот Изольда возмутилась:

– Почему мы пробираемся по траве? Есть же аллеи, дорожки для пешеходов…

– Есть, – не оборачиваясь, бросил наставник. – Но мы не ищем легких путей. Стезя некроманта изобилует трудностями, преградами, непредвиденными обстоятельствами и почти половину боя выигрывает именно готовность к преодолению трудностей. Те, кто ищет проторенных путей и не может импровизировать, полагаясь только на книжные догматы, тот долго у нас не продержится.