Парнишка не ждал от своего знакомого чего-то из ряда вон выходящего просто потому, что он – «паук». Да, у ребят свои странности, но хотдоги все любят. Не есть же им насекомых только потому, что они – «пауки». И сейчас двое мстителей-за-утрату-близких сидели за когда-то белым пластиковым столиком и жевали по хотдогу, запивая кока-колой. На столе перед ними лежал зеленый полароид, поблескивая линзой и отражая проплывающих мимо людей и машины на поверхности лакированного корпуса.

– У тебя есть идеи?

– Ну, – Джим дожевал то, что было во рту, и продолжил, – не стоит пытаться уничтожить эту штуку традиционными способами. Разбить или взорвать, я имею в виду.

– Почему?

«Паук» резким движением столкнул камеру со стола, та прокатилась по тротуару и выкатилась на проезжую часть, прямо под колеса несущегося минивэна. Автомобиль, не сбавляя скорости, проехался по камере и умчал дальше по улице. В нос ударил сильный запах выхлопных газов. Джереми поднялся, подобрал эцэллон и положил его обратно на стол.

– Видишь, ни царапинки, – парень в косухе крутанул камеру, и та сделала с десяток полных оборотов вокруг себя прежде чем остановиться.

На фотоаппарате и правда не было никаких видимых повреждений, даже хрупкая линза хранила первоначальный вид, поблескивая гладкой поверхностью и отражая искаженное лицо Джереми. Еще пару мгновений парень разглядывал устройство, но потом откинулся на спинку пластикового стула и продолжил прием пищи.

– И какие формы эта штука принимала до этого?

– Ну, я точно слышал о кисти для рисования, но это было задолго до моего рождения… А однажды это был фонарик. Луч света показывал обладателю нашу сущность. Но работал он только в темноте. Помню мы с друзьями нехило напугали тогдашнего носителя ночью в парке. Мы были детьми, а Хью упал ему прямо на голову, – «паук» уже был готов рассмеяться, но потом вспомнил последний раз, когда он видел Хью. Вспомнил его глаза, отчаянные и одновременно такие пустые… безжизненные.

– И как он умер?

– Ну, собственно, так он и умер. Видать, сердце не выдержало. Не каждый может пережить падение огромного арахнида себе на голову. С дерева. Ночью. Но не волнуйся, остальные умирали не так быстро. Они корчились в адских муках и теряли разум от боли…

– Какие перспективы, – буркнул Джереми.

– К слову, ты ведь понимаешь, что уничтожение эцэллона может означать твою мгновенную смерть?

– Хм, мгновенная смерть или адские муки?.. Смерть или муки… Даже не знаю, что мне больше по душе.

На том они и порешили. Первым испытанием зеленой камеры на прочность было падение. Но не со стола на этот раз, а с крыши дома. Джим утащил полароид на самый верх дома, в котором жил, а Джереми ждал внизу, надеясь, что аппарат не упадет ему на голову. Как бы то ни было, даже такая смерть была явно лучше адских мук.

Фотоаппарат отправился в свободное падение. По мере приближения к земле он набирал скорость, пока, наконец, не упал на асфальт. Парнишка не был удивлен, но был вынужден признать, что у Потрошителя руки растут из правильного места, раз он смог сделать настолько прочную вещицу. «Да, вот бы его в массовое производство», – думал юноша.

– Дай угадаю, – раздался голос «паука» из-за спины, – ничего не вышло?

– Мне нужно было проверить. У тебя нет знакомого с циркулярной пилой?

– Может, тебе еще мой знакомый с вулканом нужен?..

Джереми не хотелось признавать, что от такого знакомого он бы действительно не отказался.

– Нужно попробовать утопить его. Я не специалист, но такого рода техника должна переставать работать, если уронить ее в воду.

Но кто бы мог подумать, что воду достать так тяжело? Ведра у Джима не было, и носителю эцэллона приходилось затыкать дыру в раковине на кухне рукой, чтобы набралось достаточное количество воды. Хозяин квартиры выглядывал из-за плеча юноши, наблюдая, как из устройства в воде выходят мелкие пузырьки воздуха. Когда воздуха в камере больше не оставалось, ее вытащили из воды. Немного погодя Оукинз заглянул в видоискатель, ожидая увидеть штук восемь глаз и жвала, но увидел лишь темноту. Ликуя, парень убрал фотоаппарат от лица и с разочарованием понял, что «паук» все это время закрывал объектив рукой.

– Нет-нет-нет и еще раз нет. Хочешь увидеть монстров – тебе туда, – Джим показал большим пальцем себе за спину, в сторону окна.

Джереми не стал спорить и прошел к окну, ища глазами редких прохожих. Крокодил на ходу беседовал с богомолом, куда-то спешил муравей. Ничего необычного в работе камеры замечено не было.

– Работает, – выплюнул парнишка и вдруг застыл на месте, уставившись в пустоту прямо перед собой.

«Ты можешь уничтожить его. Признаю, это возможно».

Голос в его голове заставил Оукинза даже перестать дышать. Сердце колотилось как бешеное, он знал этот голос, он слышал его, он знал его, он его знал! Голос Потрошителя был безучастным, словно это был не столько его голос, сколько не озвученные мысли.

«Но тогда я сделаю еще один. И когда уничтожат его, я сделаю еще. И так до бесконечности».

Джереми начал краснеть от напряжения. Он уже мог дышать, но делал это неровно, как-то обрывисто, сотрясаясь всем телом, как при лихорадке.

«Ты хочешь убить меня? Ищешь способ это сделать? Вынужден разочаровать, ты ищешь не там».

Парнишка закашлялся и наклонился так, что чуть не стукнулся лбом о подоконник, сжимая его пальцами. Напряжение медленно таяло, носителю становилось легче.

– Эй, что с тобой? – к нему подскочил «паук».

– Я слышал его, – Оукинз все же отцепился от подоконника и осел на пол. – Потрошителя.

– Очередные галлюцинации, – решил Джим.

– Нет, не думаю…

– Ла-адненько. Потрошитель говорил с тобой через мысли, – «паук» чуть наклонился и уперся руками в согнутые колени, сделавшись похожим на снисходительного взрослого, пытающегося разобраться в той чепухе, которую городил ребенок. – И о чем же он говорил?

– О том, что эцэллон можно уничтожить, но на создателя это не повлияет.

– Разве это не значит, что мы на правильном пути? В смысле, будь я Потрошителем, я бы сказал то же самое, чтобы запутать нас.

– Ты мне веришь? – недоверчиво поинтересовался Джереми.

– А это существенно? С галлюцинациями или без, мы все равно продолжим делать то, что мы делаем сейчас. Даже если я умру от рук Потрошителя, что вполне вероятно, учитывая, что весь следующий район уже выкосили, ты должен добиться хоть какого-то результата. И если умрешь ты, я попытаюсь закончить начатое. Что нам еще остается?

Джереми кивнул больше для себя чем для своего собеседника. Им нужно еще столько всего попробовать, даже без вулкана или циркулярной пилы. Сам Потрошитель признал, что эцэллон можно уничтожить, а это значит, что у них все получится.

– Итак, ты выяснил что-нибудь?

– Совсем немного. Почти ничего. Хитрые гады.

Анабель и Леонард сидели друг напротив друга за обеденным столом у ее покоев. Атмосфера даже немного не намекала на романтику, хотя Лео бы не отказался от такого поворота. Но сейчас они говорили строго и по делу.

– Кто пытается украсть меч, я понятия не имею, – признался «лев». – Но те двое явно ничего хорошего не задумали. Если тебе и надо беречь меч от кого-то, то в первую очередь – от них самих.

– Это я и сама знаю. А что-нибудь по поводу того, зачем он кому-то понадобился?

– Все его плюсы я тебе уже расписывал. Если не ради них, то тогда я не знаю.

В картинке, которую эти двое пытались сложить, было больше пробелов, чем фактов. Анабель до сих пор не отпускало нехорошее предчувствие, касающееся Джереми. Или не его, но по-прежнему очень нехорошее.

– Иными словами, у нас ничего нет, – вздохнула женщина.

– Мы можем прижать этих земноводных, – предложил Лео. – Да, мы понятия не имеем, что они задумали. Но мы можем выяснить это у них же. Нас же больше количеством.

– Они профессиональные убийцы, – возразила «барс». – Как ты себе это представляешь?