И тогда Джагхед принял решение, которое казалось ему правильным.

— Мам… — Джагхед старался не заплакать, когда она привычно смерила его презирающим взглядом.

— Предатель, — выплюнула она, и сердце Джагхеда сжалось. Мать никогда не была с ним ласкова, но в этот момент он явственно ощущал её ненависть к нему.

Он не мог бросить папу. Да, ЭфПи никогда не был примерным отцом, но Джагхед не поступил бы так никогда с ним. Просто не мог. Каким бы ужасным он ни был в глазах матери, Джагхед любил ЭфПи, любил и хотел остаться рядом, чтобы не позволить ему спиться, полностью погрязть в той яме безнравствия, что тянула настойчиво в свои лапы. Отец любил его и Джелли, но был слишком слаб, чтобы бороться. Он потерял веру в себя, и Джагхед поклялся, что вернет её, чего бы это ему ни стоило.

— Ты такой же, как и твой прогнивший папаша, — гневно процедила мать сквозь зубы.

— Прошу, не говори так, мамочка… — Джагхед почувствовал ком в горле.

— Это и есть правда. Ты точно такой же. И твоя жизнь в будущем станет такой же, как и у него, помяни мои слова. За всю свою жалкую жизнь ты только и делал, что расстраивал меня. Даже колония несовершеннолетних не смогла исправить тебя… Хотя, о чем я говорю? Такую собаку, как ты, ничто не исправит.

И тогда мальчик решился задать вопрос, который всегда его мучил.

— Почему ты так меня ненавидишь? — он поднял на мать покрасневшие от слёз глаза.

Она поджала губы, не отвечая на его вопрос. Казалось, что в её душе что-то пошевелилось, но это было обманом. Ей было, как обычно, глубоко плевать на его жизнь.

— Джагги! — Джеллибин каким-то образом выбралась из машины, разблокировав двери, и бросилась к брату.

— Джейли, — парень прижал её к себе, чувствуя, как по щекам скатываются слёзы.

— Джагги, я не хочу никуда уезжать!

— В машину, Джеллибин! — мать сердито посмотрела на дочь, испепеляя её злым взглядом.

Девочка крепче обняла Джагхеда за шею, продолжая рыдать.

— Я хочу остаться с Джагги! — её тоненький голос до сих пор звенел в ушах у парня.

— Идем! — мать схватила её за руку и насильно потащила в автомобиль.

Конец флешбэка

— Джагхед! Джагхед! — Бетти трясла его за плечи, испуганно всматриваясь ему в глаза.

Парень растерянно посмотрел на неё.

Воспоминания внезапно всплыли у него в сознании, открывая старые раны, заставляя внутри всё сжаться. Боль никуда не делась, только притупилась. Но порой, в самые неожиданные моменты, могла нахлынуть с новой силой, заставляя Джагхеда страдать. Мать никогда не обнимала его, не говорила, что он нужен ей, не заботилась, в отличие от отца, который всегда старался быть рядом (когда был трезвым). Алкоголь медленно рушил его. ЭфПи был «Змеем», и вечные ссоры с женой из-за его членства в этой группировке привели к тому, что он стал выпивать, стараясь хоть как-нибудь отвлечься и забыться от напряжения и давления.

Мать стала причиной депрессии, в которую он впал. Джагхед понимал это и старался убедить женщину помочь отцу, но та никогда его не слышала. В последнее время их отношения ещё больше ухудшились, потому что она начала поднимать на него руку.

Он чувствовал её отвращение к себе, чувствовал каждым своим нервом.

Флешбэк

— Ты всего лишь ошибка, Джагхед, лучше бы ты не родился, — однажды выплюнула она ему в лицо.

— Мама… — мальчик стоял перед ней с полными слёз глазами. Он знал, что мама зла, но не понимал, что послужило причиной её ярости. Ему было страшно. Он хотел запереться в комнате и не слышать её слова, что разрывали всё внутри, заставляя маленькое сердечко сжаться от боли.

— Каждый день, видя твое лицо перед собой, я только убеждаюсь в том, что ты самый дерьмовый ребенок. Не понимаю, за что судьба так наказала меня, прислав тебя, — она толкает его, и мальчик падает на пол, прямо на бутылку из-под пива, которая полуразбитая валялась у дивана после вечерней попойки отца. В ладошки глубоко вонзаются осколки, и кожа вскоре окрашивается в багровый.

Джагхед не плачет, ему больно совсем не от полученных ран. Что-то в груди давит, растекаясь дрожью по всему телу. Наверное, это называется ранить душу?

Женщине, кажется, совсем не жалко его, и останавливаться она тоже не собирается. Она хватает упавшего ребенка за шкирку и трясет за худые плечи:

— Какого чёрта ты стащил кошелек у своего одноклассника?

— Я хотел кушать, — всхлипнул Джагхед, рассматривая свои окровавленные руки, которые пекли и саднили от осколков, которые всё ещё торчали из кожи.

— Ты, щенок, только сильнее втягиваешь меня в неприятности! У меня и так проблем по горло, так ещё и приходится бороться с твоими преступными проступками! — она замахивается и ударяет его по щеке.

Джагхед кусает сильнее губы, стараясь не разреветься, но слёзы уже катятся по его щекам, стекают по подбородку.

— Не ной, раздражает, — мать поднимает руку, и мальчик машинально вжимает голову в плечи.

— Мама, прости меня, я больше не буду, — его тело уже сотрясается от новой порции слёз, но и это не заставляет мать пощадить его.

— Слушай меня внимательно, Джагхед, — она называет его редко по имени, и мальчику становится как-то не по себе, — если ты ещё раз что-то подобное выкинешь, ночевать будешь в собачей будке, ты меня понял? — кричит она, со злостью всматриваясь в заплаканное лицо ребенка. Тот энергично кивает, желая поскорее остаться одному.

— А теперь убирайся, гаденыш. Просто уйди с моих глаз, иначе я тебя придушу, — рычит она, толкая его в спину.

Долго просить не приходится —Джагхед убегает со всех ног, спотыкаясь о ступеньки лестницы.

— Джагги, — сонная Джеллебин кулачками протирает глазки и подбегает к нему, хватает за руку, мальчик машинально шипит от боли.

Девочка всхлипывает, когда видит его израненные руки.

Он с какой-то злостью вырывает руки из её теплых ладоней. Не сейчас. В данный момент ему хочется только одного — умереть. И он решается покончить с собой, заперевшись в ванной.

Джагхед стоит перед зеркалом. В голове все еще звучат слова матери. Она хочет, чтобы его не было. Он не нужен ей. Он лишь обуза. Мама обрадуется, если он умрет. Если он не нужен никому, зачем жить дальше? У него больше нет сил терпеть эти ежедневные издевательства.

Мальчик выдергивает осколки из ладоней, сжав зубы. Кровь всё ещё течёт из открытых ран, но Джагхед сжимает руки, заставляя почувствовать боль сильнее, желая заглушить физической болью душевную. Не выходит. Он раздраженно вытирает ладошки о штаны, оставляя на них размазанные грязные полосы крови. Плевать. Его взгляд падает на лезвие. Долго думать нет времени — он боится, что если станет размышлять, то передумает, испугается. Нужно всё делать быстро и не задумываться ни о чем.

Скоро будет тихо.

Мама не станет говорить, что хочет, чтобы он не родился, отец не будет избивать маму, а Джелли не будет перевязывать его руки своим белым платочком.

Боль отступит. Его смерть облегчит всем жизни.

Маленькие пальчики десятилетнего мальчика крепче сжали холодное лезвие. Холод не пугает. К нему он привык давно.

Джагхед закрывает глаза, неумело прикладывая бритву к своему тоненькому запястью. Секунда.

Его спасла Джелли.

— Пожалуйста, Джагги, ты нужен мне, открой дверь, — девочка плакала, стуча по деревянной поверхности маленькими кулачками.

— Джелли, уходи, иди к маме! — крикнул он, сжимая в пальцах лезвие от бритвы отца. Руки дрожали от страха и обиды.

— Мне страшно, Джаг, — она плакала навзрыд, и его сердце словно разрывалось на части. Его маленькая Джелли плакала из-за него. Он был единственной ее поддержкой, тем, кто заботился о ней и горячо любил.

Мальчик представил лицо малышки, когда она увидит его труп с перерезанными венами. Это было бы ужасно. Джагхед не хотел наносить ей психологическую травму. В голову прокралась мысль, что он не может так поступить с ней.

— Джелли, уйди, — он попытался сделать последнюю попытку её выпроводить, но девочка не сдавалась.