— Стой! Да погоди ты! — бросилась вслед за ней подруга, недоумевая, что вывело из себя обычно устойчиво-спокойную Агату.

***

Пара пролетает незаметно. Задумавшись, Агата не замечает, как опустела аудитория. Глупые мысли… Она срывается с места, неаккуратно пихая тетрадку в сумку.

— И куда моя куколка собралась? — От знакомого тембра, неровного и низкого, внутренности сжимаются в комок.

— У меня дела, — девушка пытается скинуть с себя навязчивое наваждение.

— Ты сегодня тихая… После автобуса, — хмыкает Алекс, обеспокоенно разглядывая девушку.

— Спасибо за сумку.

— Пустяк. Всё хорошо? — Он и сам начинает непроизвольно хмурится. Это не похоже на Агату.

— Я… просто… говорят, что ты и…

— Скажешь, что поверила — отшлепаю, — шутит Алекс, — Людям нужно что-то обсуждать. Они так устроены.

— Я в сомнениях, — уклончиво отвечает девушка, прыгая на подоконник. Алекс предусмотрительно опускает жалюзи.

— И что же заставляет тебя сомневаться? — парень гладит её по плечу, прыгая на подоконник вслед за ней. Кладет руку на бедро, сжимая её ногу. Она очаровательно отводит взгляд и закусывает губу.

Кипящая волна плавящей страсти и похоти знакомо разливается по всему телу. Накрывает с головой. Без шанса на спасение. Топит.

— Еле дотерпел до конца пары, — облизывается парень, — Займёмся… английским?

Между ними сгущается электричество. Густое, почти ощутимое.

Она смотрит на юношу с неприкрытым возбуждением и детским любопытством. Первым не выдерживает Алекс.

— Агата… — парень ненасытно лижет её нижнюю губу, сосет, прихватывая податливую плоть зубами. Тонкие пальчики массируют кожу его головы, скользят в тёмные волосы, играются с кудряшками и нещадно тянут. Парень сжимает её за талию, привлекая к себе. Ближе. До смешанного дыхания. До колючих мурашек по позвонкам. Её язык прочерчивает контур его губ, облизывает их с внутренней стороны, лаская, прежде чем проникает глубже и исследует его рот. Он обхватывает подбородок Агаты рукой, втягивает её язык в свой влажный рот. Желает выпить до дна. Всю. Горячие губы уже мягко прикусывают кожу на его шёе, а язык тут же зализывает поставленный след.

— Святое дерьмо… — ругается он.

— Алекс… — Агата судорожно выдыхает, — Я так хочу… Очень… Пожалуйста… — тихая мольба звучит с придыханием. Интимно, страстно, но вместе с тем чисто-невинно, что в паху определённо тяжелеет.

Чего она хочет?..

Терпкое возбуждение с током крови добирается по самым крошечным сосудам, течёт по животу, отдаёт пульсацией в члене. Агата высвобождает несколько пуговиц его рубашки, трётся носом об углубление между выступающими ключицами. Вдыхает любимый запах. По спине пробегаются мурашки. Приникает губами к косточкам, оставляя на них рваные, хаотичные поцелуи. Слышит приглушенный стон. О, Господь. Осознание того, что Алекс возбужден, туманит рассудок. Она толкает его к стене, и Алекс послушно прислоняется к ней спиной, прикрывая глаза. Блять. В горле пересыхает. Ощутить. Ближе. Внутри. Владеть. Она часто дышит, горячая кожа парня обжигает губы. Невыносимо. Жар проносится по каждой клеточке его тела, впитывается и проникает до кончиков пальцев, даже — волос. Один взгляд на растрёпанную, раскрасневшуюся девушку, набросившуюся на него, приносит тянущую боль в брюках. Кажется, она хочет его не меньше, чем он её. Губы жмутся к коже через рубашку. Нетерпеливо. Жаждая узнать его вкус. Пробиться в самое нутро. Агата нетерпеливо дёргает пуговицы, высвобождая их из петель. Он помогает, комкая и кидая тонкую ткань на стол. Это сущее безумие. И ему медленно, но методично сносит крышу. Алекс до скрежета стискивает зубы, смотря на то, как Агата бросает на него возбужденный взгляд снизу вверх. Упивается её сбивчивым дыханием. Озорным блеском в глазах.

Она опускается на колени. Блять, блять, блять. Он готов кончить в джинсы от одного этого вида. Дьявол. Нужно держаться. Алекс зажмуривается, вдавливаясь затылком в стену. Она у его ног. Между ними. Близко. Слишком. Варварски нарушает границу.

— Агата… — парень не может сдержаться стона — приглушенный, хриплый звук раздается о стены.

— Я… Пожалуйста… Мне нужно это, — одними губами. С придыханием. Жаждающе.

Ей нужно это.

Внизу живота тянет, закручивает, давит. Алекс запрокидывает голову. Её губы бездумно касаются живота, отчего под кожей сразу сокращаются мышцы и проступает пресс. Его колотит. Это болезнь, Боже мой. Сильная, сумасшедшая болезнь. Лечения нет. Спасения нет. Тихий, нежный стон Агаты. В голове мутнеет. Нет. Не смотреть… Глаза распахиваются, а в горле становится суше, чем в пустыне. Рот Агаты скользит по его стояку, прикрытому тканью, совершенно неумело, неуверенно, поверхностно, но этого достаточно, чтобы заставить его задыхаться от недостатка кислорода. Агата вновь прижимается к выступающему бугру в его брюках. Уже смелее. Ощущая пульсацию. Потираясь. Господь всемогущий.

— Чёрт, — рычит Алекс. Это слишком. Это всё, блять, за пределом. Душит, отпускает. Душит. Отпускает. Просто дышать через нос. Инстинктивно толкается к ней бедрами навстречу, бессильно зарычав. Она ловит непроизвольное движение. Поглаживает его промежность сквозь ткань трусов, сжимая руку в кольцо, и чувствует затвердевший член. Он приглушенно стонет. Вздрагивает, отстраняется, смущаясь его стона. О нет. Внутри бушует разочарование. Он осознает, что готов её умолять продолжить многообещающие ласки.

— Нет… не уходи… — Алекс судорожно сглатывает — слюна с трудом проходит через сухое горло. Он опускает руку, поглаживая её волосы. Девушка переносит его ладонь на свою щеку, привычным жестом трется о неё, словно пытаясь набраться уверенности. Отводит его кисть и нежно целует запястье, где пульсируют под тонкой кожей паутинки голубых вен.

Хочется сильнее. Глаза девушки светятся. Нырнуть в лаву. Сгореть. Дотла.

Руки хватаются за ремень на его брюках. Тянуть дальше было бы просто бессердечно.

— Куколка… — голос, полный неутолимой жажды. Хриплый выдох.

Нет, Господь, он не выдержит, если его плоти коснутся эти губы. Кожа к коже. От осознания того, что он сейчас погрузится в её рот, у Алекса темнеет перед глазами. Звякает пряжка ремня, поддавшись её напору. Агата приспускает с него джинсы вместе с боксерами, освобождая парня от столь мучительной тесноты. Мгновенно, не задумываясь ни на секунду. Будто боясь передумать. Приоткрыв рот, смотрит на его стоящий колом твердый член, блестящий от выделившейся смазки. Алекса бьёт мелкая дрожь нетерпения. Уже. Так близко. Чуть-чуть… Девушка выглядит смущённой, щёки вспыхивают румянцем. Ох, детка, кого ты обманываешь. Ты уже видела его. И не только видела… Вашу мать! Она робко касается его плоти пальцами, осторожно обхватывая член у основания. Ведет вверх, лаская нежную кожу подушечками пальцев, но этого оказывается достаточно, чтобы они оба закусили до крови губу. В ушах звенит.

— Так… правильно? — он почти не слышит её. Его трясет.

— Да, — только и может выдохнуть Алекс.

Всасывает воздух сквозь крепко сжатые зубы. Сил на более красноречивый ответ просто нет.

Пальцы девушки двигаются по всей длине, размазывая капли смазки по члену. Господи. О Господи. Прикосновения раздирают, отключают способность связно мыслить.

Лёгкие болезненно сжимаются, внутренности сводит судорогой. Жар достигает предела, кипя в разгоряченной крови. Алекс закатывает глаза от удовольствия, из приоткрытых губ вырывается ни чем не приглушенный стон. Тягучий, томный, звенящий в висках. В грудной клетке яростно колотится сердце, грозясь выбить ребра.

Агата наклоняется и проводит губами по сочившейся головке, осторожно вбирая её в себя. Мокро, глубоко. Так мучительно медленно, смакуя собственные ощущения.

Алексу хочется зажать свой рот рукой, чтобы не закричать от наслаждения.

— Моя хорошая… Сладкая…

Пальцы путаются в растрепанных волосах девушки, и Алекс запрокидывает голову от удовольствия, уткнувшись затылком в стену. Блять. Он просто умрет прямо сейчас. Или же кончит. Глубокий вдох. Грудная клетка поднимает свод ребер. Диафрагма опускается. Жарко. До дрожи. Выдох.