Единственным человеком во всем Замке с кем Гермиона действительно разговаривала была Панси. Их разбитые сердца тянулись друг к другу, находя утешение в своей молчаливой близости. Девушки не часто говорили о близнецах, предпочитая в одиночку справляться с этими мыслями, но ежели в беседе всплывали их имена, то неизменно разговор заканчивался слезами.

В этих долгих задушевных беседах, девушки действительно сблизились. Они не стали лучшими подругами, как с Джинни, нет. Их связь была иной. Связь двух людей безгранично понимающих боль друг друга, знающих нужные слова и умеющих молчать об одном и том же.

— Знаешь, я ведь с третьего курса влюблена в Джорджа. И когда ко мне подошел Фред, я сначала решила что он — Джордж, — тихим шепотом заговорила Панси. — Я во всех движениях Фреда видела его младшего близнеца, все сильнее влюбляясь. Иногда мне просто казалось, что невозможно так любить, что нельзя влюбиться еще сильнее, но… — девушка замолчала, стараясь подобрать слова, так тяжело ей дающиеся, а у Гермионы по спине пробежали мурашки от такого откровения. — А то, как он говорил о своей мечте… То, как горели его глаза… Клянусь, я была готова на все, чтобы помочь ему. И я была абсолютно уверена, что это Джордж. До сих пор не могу поверить в то, что случилось… Почему мое сердце не поняло, что это был Фред?

— Пожалуйста, не надо… — сиплым шепотом остановила ее Гермиона, с болью вспоминая, как загорался Фред, говоря о своей мечте открыть магазин приколов.

После таких коротких диалогов, девушки надолго замолкали, сидя плечом к плечу и глотая слезы боли и обиды.

Фоном для Гермионы прошло разоблачение ОД. Если бы не Панси, то девушка была бы единственной, кого поймали бы с поличным. Гермионе было все равно. Ее апатия прогрессировала с каждым днем, становясь все заметней и грозя превратиться в полноценную депрессию, но девушку это ни капли не волновало.

Весть о том, что всем членам ОД предстоит испытание «волшебным пером» Гермиона встретила спокойно, даже с некой радостью, рассчитывая что физическая боль сможет, хоть не надолго, но облегчить боль душевную. И она не ошиблась в своих расчетах — кровавые буквы на ее ладонях отлично отвлекали. А «черная дыра» разверзнувшаяся в ее груди, ненадолго отступала, давая возможность саднящей боли на пару минут отодвинуть давящую пустоту внутри.

***

Серые мартовские вечера Гермиона и Панси проводили библиотеке. Сидя за самым дальним столом у окна, девушки готовились к занятиям. К большому удивлению Гермионы, Панси отлично разбиралась в зельях в целом и в противоядиях в частности. Слизеринка с удовольствием делилась своими знаниями с девушкой, радуясь, что в чем-то она превосходит самую умную ведьму столетия.

— Гермиона, спрячься!

— Что? — ничего не понимающая Гермиона, оторвалась от своего эссе и посмотрела туда, куда показывала Панси. Увидев, кто к ним направляется, девушка моментально собрав свои вещи, спряталась за ближайшим стеллажом.

Через минуту за их столик подсели Малфой, Кребб, Гойл и старшая Гринграсс. От разговора, который они завели, у Гермионы в буквальном смысле открылся рот.

— Панси, у нас к тебе разговор, — без лишних прелюдий начал Малфой, вальяжно располагаясь рядом.

— Простите, но мне сейчас некогда, — ответила Панси, пряча перья, которые забыла Гермиона.

— Панси, дорогая, что происходит? В последнее время ты сама не своя. Мы волнуемся за тебя, — Дафна присела с другой стороны рядом с девушкой, обнимая ее за плечи, а Кребб и Гойл расположились напротив.

— Панси, милая, если тебя кто-то обидел, ты только скажи и он пожалеет, что на свет появился! — в обращении Гойла было столько нежности и участия, что Гермиона даже ущипнула себя, не поверив своим ушам.

— Все в порядке, ребята. Правда. Я очень ценю вашу поддержку.

— Панси, пожалуйста, помни что мы всегда рядом и всегда поддержим тебя во всем, — отозвался Малфой, взяв девушку за руку. Этот простой жест участия со стороны Слизеринского принца, просто ввел Гермиону в ступор. Девушка ощущала, как в данный момент вся ее уверенность в том, что она отлично разбирается в людях окончательно шла прахом.

— Если хочешь мы даже приворожим к тебе твоего Уизли, только попроси, — абсолютно серьезно предложил Кребб, вызвав на губах Панси легкую улыбку.

А вот Гермиона, стоявшая за стеллажом, чуть не упала от потрясения. Оказывается, поборники чистоты крови были в курсе теплых чувств Панси к Джорджу и не осуждали ее, а наоборот — всячески поддерживали девушку. Эта поддержка стала откровением для Гермионы. Она никак не представляла себе, что слизеринцы такие человечные. Из водоворота мыслей ее выдернула Панси, громко позвавшая ее обратно.

— Что с тобой? Почему ты такая бледная?

— Я просто не ожидала, что они в курсе твоих чувств к Джорджу.

— А что в этом такого? Они мои друзья. Если мы иногда ведем себя плохо, это же не значит что мы всегда такие. Как бы странно сейчас это не прозвучало, но у нас на факультете очень дружеская атмосфера. И мы умеем дружить. Когда ты, кстати, будешь мириться со своими друзьями?

— Не знаю. Не могу я им простить того, что они меня не предупредили. Я считаю что это подло.

— Может ты сначала выслушаешь их и попытаешься разобраться в том, почему они так поступили?

— Я постараюсь, — вздохнула Гермиона, признавая толику здравого смысла в предложении Панси, и вновь приступила к своему эссе.

***

Подходящего момента для разговора пришлось ждать до первого апреля, когда Рон, Гарри и Джинни наконец-то оказались все вместе. До этого дня, они словно чувствовали, что как только они соберутся все вместе — Гермиона накинется на них со своим праведным гневом, поэтому они всегда пытались помириться поодиночке подходя к девушке.

Выглянув из спальни, Гермиона сразу приметила своих друзей на их излюбленном месте у камина. Неимоверным усилием воли, девушка заставила себя спуститься в гостиную, переполненную, празднующими день рождения близнецов, учениками, ради разговора, который должен был произойти еще зимой.

— Почему вы мне не сказали? — вместо приветствия произнесла Гермиона, становясь рядом с креслами, спиной к гостиной. Этим положением девушка пыталась защититься от взгляда голубых глаз, который она ощущала на себе даже спиной.

— На нас наложили обет молчания, — возмутился Рон.

— Ладно, перефразирую. Почему вы не рассказали сразу мне, а начали действовать за моей спиной?

— Это я настояла, прости! Парни хотели тут же рассказать все, а я, когда узнала про спор, то не поверила даже и решила получить больше информации перед тем, как рассказать тебе. То, что я узнала, просто не укладывалось у меня в голове… Он ведь так на тебя смотрит…

— Мы сейчас не о нем, — прервала ее Гермиона, мысленно благодаря за то, что она не называет имени. Будто между ними случилась негласная договоренность и наравне с Воландемортом в их жизни появился еще один человек, чье имя нельзя называть.

— Гермиона, мы понимаем, что с твоей точки зрения наш поступок — отстой. Ты справедливо считаешь, что друзья так не поступают. Но поверь, мы любим тебя, мы беспокоимся за тебя и знаем что сглупили. Мы просто не хотели, чтобы… чтобы…

— Вышло как вышло? Не хотели сделать мне больно, да? — ехидно помогла Гарри Гермиона. — Вы даже не представляете как мне больно сейчас! Если бы вы сразу все рассказали мне, ничего бы этого сейчас не происходило. Как минимум два сердца были бы целы, — срываясь на крик девушка обессиленно рухнула в кресло, едва справляясь с дрожью в руках.

— Два? Ты про Паркинсон? — удивился Рон.

— А она по-твоему не человек что ли? Вы что думаете, раз она слизеринка, то у нее нет чувств? Вы что лишь по принадлежности к факультету определяете на кого зазорно спорить, а на кого нет? Вы что думаете что ей не бывает больно и обидно? Что за предрассудки вами управляют?

— Мы ничего такого не думаем и ни капли не одобряем поступок близнецов, — примирительно заговорил Гарри. — Гермиона, ты простишь нас?