Тем не менее, мои принципы не являются строго христианскими. К некоторым правонарушениям я отношусь либерально и не люблю подставлять правую щёку хулиганам. Но некоторые общепринятые принципы соблюдаются мною пуритански строго.
Тем временем вдали показался Батайск. Родион Алексеевич продолжал:
– Что ещё? Моё положение в коллективе. Этакий середнячок. Вперёд не лез, но и в задних рядах не числился. В больших храбрецах не ходил, но и откровенным трусом не был. Честно говоря, иной раз случалось и дрейфить, но когда обстоятельства не оставляли выбора, то приходилось проявлять доблесть. Имея миролюбивый нрав, я первым никогда не задирался, но на сдачу не скупился. Умел хранить секреты, что обеспечивало немало друзей, но дело не только в этом. Я считался своим пацаном, но несколько туповатым, из тех, до кого доходит как до жирафа или вообще не доходит. А простачков всегда любят больше, чем тех, кто умнее. Вот меня и любили за бесхитростность и неумение подставить ножку. С годами житейский опыт накапливался, я становился всё менее откровенным, и от былого недотёпы во мне почти ничего не осталось. Со стороны окружающих отношение ко мне тоже изменилось, причём во многих случаях в худшую сторону, а кое-кто и сейчас держит меня за мошенника или даже злодея.
Силушкой меня бог не обидел, но я ею не хвастал. Были ребята и поздоровее. Как и многие мои ровесники, уже лет в десять я уверенно управлялся с молотком, топором, пилой, стамеской и прочим инструментом, не говоря о сельхозорудиях. Ремонтировал велосипед и другие домашние предметы, включая электроприборы. А также грамотно управлялся с отцовой двустволкой, умел собирать её, чистить, набивать патроны, заряжать и прилично стрелять. Уникального в этом ничего не было, многие ребята обладали подобными умениями. Стыдно было не уметь.
Способность укрощать и приручать животных тоже не считалась чем-то выдающимся. Некоторые ребята тоже могли кое-что в этом деле, хотя мой диапазон был несколько шире. Один мой приятель, Вовка Ярко, умел ловко обращаться со свиньями. Впоследствии он стал удачливым вором свинокрадом. Свинья – чуткое животное с очень пронзительным визгом, слышным за километр. Украсть без шума поросёнка, чтобы он не пикнул, это целое искусство. Как-то раз я даже сходил с ним на дело, как вы понимаете, не из корысти, а из любопытства.
Впрочем, я и сам не считал своё умение чем-то особенным. Человек судит по себе, а потому я полагал, что и другие тоже на это способны, но не делают этого из лени, а чаще всего из-за банального страха перед животными. Тогда я ещё не знал, что страх имеет запах.
Вот, Вера Максимовна, можно сказать исходные данные в общем виде я вам изложил. Понимаю, что без описания конкретных случаев они мало дают, но мы, считай, приехали. По городу колесить я не хочу, а домой вам проще добраться на городском транспорте. На въезде в город высажу вас на остановке, да и двину к себе.
Когда они остановились, Вера Максимовна не стала вылезать из машины и спросила:
– У вас есть немного времени? Хотелось бы задать пару вопросов.
– Да ради бога!
– Вот эти ваши способности, они что, с возрастом исчезли?
– С чего бы? Нет. Всё при мне, куда им деваться? Применять особо не на чем. Образ жизни не тот.
– А, вот, скажите, как-то развивать эти способности вы пробовали?
– Вера Максимовна, похоже, вы плохо представляете то, о чём идёт речь. Качество либо проявляется, либо нет, развивать его невозможно. Ваш вопрос несколько нелеп, это как если бы вы спросили о возможности развития папиллярных узоров или формы ногтей. Куда и зачем?
Она не очень поняла логику ответа, но спросила:
– А вы не пробовали своё воздействие на людях?
Он помолчал, а затем она впервые услышала его негромкий смех:
– Вот вы о чём. Я понял. Нет, я не могу воздействовать на людей так же, как на животных. В этом плане человек отличается от животных сильнее, чем вы думаете. Сознание животных крайне примитивно и открыто. Моё воздействие только внешне кажется властью над ними, это скорее некий канал понимания. Общение идёт на низком уровне, уровне эмоций или чего-то близкого к ним. Я и сам не могу объяснить, как это происходит. Чувства и ощущения на логос непереводимы, их нельзя разумно объяснить.
Сознание человека качественно иное и в этой сфере закрыто, во всяком случае для меня. Вот вам пример – я хорошо плаваю, возможно, от рождения. Во всяком случае, я не помню, когда этому учился. Движения отточены до автоматизма, и, находясь в воде, я о них не думаю. Но все эти навыки и автоматизм движений абсолютно бесполезны в иной сфере деятельности. Например, в игре на гармошке.
Способности мои находятся в довольно узкой области. Я не экстрасенс, не телепат и не волшебник. Моё общение с людьми идёт обычным образом. Мне не интересна власть над людьми, и, честно говоря, я больше стараюсь избежать власти других над собой. Но всё равно, время от времени кто-то пытается мной манипулировать. Иногда успешно, но всё реже – опыт-то накапливается.
Мне, конечно, приходилось и людей укрощать. Редко, но бывало, и не только кулаком в ухо, но и, так сказать, вербально. Но это всегда было воздействие на сознание, то есть не так, как это происходит с животными. Хотя. Хотя, если честно признаться, то были случаи, которые трудно объяснить воздействием обычной ругани, угрожающих взглядов и поз. Возможно, это было спонтанное проявление направленной суггестии, возможно, ещё что-то, но оно действовало. Я чувствовал это по изменению своего состояния, своеобразному внутреннему напряжению. Но сознательно, по желанию я это состояние вызвать не могу. Лишь когда обстоятельства вынуждают, оно возникает как проявление стресса. Слава богу, что это бывает очень редко.
– И последний вопрос: встречаемся через два месяца опять неведомо где?
– Да.
– А вдруг, подчёркиваю, вдруг какая-то случайность помешает встрече? Болезнь или ещё что? Разве кто застрахован от всего?
– Ну, Вера Максимовна, с вами-то уж точно ничего не произойдёт, а я действительно не застрахован. В таком случае вместо меня будет вестник.
– Какой такой вестник?
– Откуда я знаю? Да любой носитель информации – радио, телевизор, но это маловероятно, я личность незначительная. Газета, журнал – шансов больше, но ненамного. Скорее всего, это будет человек. Да вы сразу поймёте, что это вестник.
На этом они распрощались и разъехались по домам.
Домой Вера Максимовна попала вовремя, даже с учётом попутного захода в магазин. Переодевшись, она села и тупо уставилась в окно. Мыслей не было, а голова как будто была набита ватой. Похоже, Родион Алексеевич её перегрузил. Не лишённый логики бред, органично перемешанный с правдой и приправленный псевдонаучным апломбом, угнетал и сбивал с толку. И непонятно было, что со всем этим делать. И вообще – зачем это ей?
Тут появилась жизнерадостная Даша и занялась приготовлением кофе. Когда сели за стол, Даша обеспокоено спросила:
– Мама, с тобой все в порядке? Какая-то ты не в себе.
– Ничего, пройдёт.
– Всё равно что-то не так. На работе?
Пришлось Вере Максимовне рассказать о встрече с Коноваловым. Даша удивилась стечению обстоятельств и попросила рассказать подробнее. Тут она вспомнила про диктофон, достала его и предложила Даше послушать. Даша как-то недоверчиво прослушала голос Родиона Алексеевича, выключила аппарат и погрузилась в молчание. Выглядела она несколько растерянной. Помолчав, сказала:
– Как странно. Получается, что этот человек реально существует.
– У тебя были сомнения в его реальности?
– Любой засомневается, пока не пощупает. А ты на моём месте?
– Пожалуй, да.
– Знаешь, мама, я рассказала эту историю ребятам, и шутка шуткой, они надумали организовать нечто вроде Фан-клуба Родиона Алексеевича. Решили, что это будет персонаж вроде Козьмы Пруткова, только в другом стиле, а теперь даже и не знаю. Ну, представь – творцы литературного персонажа однажды встречают живого Козьму Пруткова.