Крестин изложил жалобу на головную боль, которая могла быть спровоцирована ушибом при падении его ночью на лестнице. Яков Карлович посетовал на неосторожность пациента, и внимательно осмотрев шишку на затылке, стал выписывать рецепт на лекарства, которые будут немедленно доставлены больному с его персональной медсестрой.
Поскольку Крестин давно уже не проходил диспансеризацию, Яков Карлович предупредил его о том, что ему необходимо сдать на анализы кровь, мочу и пройти флюорографию. Он поставил диагноз: легкое сотрясение головного мозга и назначил соответствующее лечение, предупредив о необходимости покоя и постельного режима. Для выполнения назначений, Яков Карлович распорядился по телефону о приезде к Виктору Борисовичу персональной медицинской сестры на время лечения. После чего он уехал, обещая Крестину, что приедет завтра.
Виктор Борисович ждал приезда Олега Федоровича с нетерпением. Когда ему доложили, наконец, о его приезде, он распорядился о том, чтобы референта сразу же проводили к нему в спальню. Олег Федорович вошел в комнату, поприветствовал шефа и сел в кресло напротив больного.
После визирования деловых бумаг по текущим делам, Виктор Борисович перешел к самому главному – повествованию произошедших за последние два дня событий. Он стал излагать их без какой-либо предварительной подготовки к этому рассказу. Олег Федорович явно не ждал подобного разговора. Его глаза сначала расширились от удивления, он явно не верил в реальность этих событий, но по мере изложения, его лицо подчеркивало лишь деловую сосредоточенность и решительность.
– Что ты об этом думаешь? – многозначительно спросил Крестин.
– Возможно, согласиться с Вашей версией о проведении спецоперации в отношении Вас, – осторожно ответил Олег Федорович – все признаки налицо….
– В отношении нас…, нас с тобой, Олег, – перебил его Виктор Борисович, – не забывайся, наш тандем в этом деле неразрывен до конца дней! Скажи, у тебя ничего не происходило подобного?
– Нет, Виктор Борисович, у меня ничего не было, – ответил Олег Федорович, – я же де-юре получается организатор преступления, а Вы, простите, заказчик….
– Заказчиком является мой шеф, а я, правильнее сказать, посредник, – уже со злобой произнес Виктор Борисович – интересно бы узнать, у шефа ничего не случалось? Хотя, это сути дела не меняет! Я хочу Олег, чтобы ты узнал обо всем у своего лучшего друга, работающего в ФСБ? Я знаю, ты вхож в этот уровень информации.
– Можно попробовать, Виктор Борисович, – согласился Олег, – но мне больше нравиться Ваше намерение проверить факт существования в отношении Вас…, простите нас, спецоперации с Вашей поездкой в Испанию.
– Так-то оно так, но лишний источник информации никогда не помешает, – сказал Крестин, – тем более, что нам с тобой нужно обязательно выбраться из этого дурацкого положения.
Олега Федоровича не нужно долго убеждать, он сам все прекрасно понимал, а акцент, который постоянно делал Крестин, употребляя слова «нам», мог только разозлить, не более того. Что касается информации от его друга, работавшего начальником отдела одного из управлений ФСБ, то такая информация могла стоить огромных денег и просто так ее получить невозможно, имея в друзьях даже самого директора ФСБ. Ребята из «конторы» умели держать язык за зубами.
Еще совсем недавно любую информацию можно «приобрести» без проблем при наличии у заказчика солидной зеленой суммы. Но те времена давно прошли, сегодня, официально запросить любую информацию из архивов, даже для работников правительственного аппарата стало не простым делом.
В настоящее время спецслужбы вернули себе монополию на архивы. Это главный инструмент для любого исследователя, пытающегося восстановить ход событий, так и не стали общедоступными, а многие фонды по-прежнему находятся в распоряжении людей в погонах. Только от них зависит, какие документы увидят свет, а какие так и сгинут в мрачных хранилищах. Более того, до сих пор в России идут споры о том, надо ли полностью открывать архивы КГБ.
Между тем, решение этой проблемы уже давно найдено. В 1993 году Россия вошла в Международный Совет по архивам (IСА – International Council on Archives), который создал группу экспертов для подготовки отчета по архивам репрессивных режимов и разработки рекомендаций по работе с этими архивами. Этот Совет назначил семь экспертов-архивистов из Чили, Испании, Германии, ЮАР, России и США. Нашу страну представлял Владимир Козлов, руководитель Федеральной Архивной службы (Росархива).
Сначала, казалось бы, дело пошло успешно. Так называемая комиссия Волкогонова по рассекречиванию архивов ЦК, созданная в декабре 1991 года, занялась передачей архивов КГБ и КПСС на госхранение. Но в сентябре 1993 года комиссия работу прекратила: после конфликта Ельцина с Верховным Советом вопрос передачи архивов силовиков для власти потерял актуальность. И большая часть документов так и осталась в ведомственных архивах ФСБ, МВД, Главной военной прокуратуры и т.д. А вместо комиссии по рассекречиванию создали межведомственную комиссию по защите государственной тайны.
В результате, сегодня многие массивы документов, доступные до 1995 года, оказались закрыты. Например, архив секретариата ЦК КПСС до 1971 года, который находится на Старой площади (теперь Российский государственный архив документов новейшей истории), доступ к которому прекратили, потому что якобы на них до сих пор стоит гриф секретности ЦК КПСС.
Между тем, последние 10 лет все руководители Центрального архива ФСБ, в котором и хранится основной массив документов КГБ, очень любят рассказывать публике о том, как много они рассекречивают. Правда, серьезно к этому относиться нельзя.
Вот простой пример: недавно с запросом обратился сотрудник Академии ФСБ, один из ведущих ведомственных историков, который только что опубликовал статью о работе органов КГБ при подготовке к Олимпиаде-80. Он просил подсказать, где взять несколько справок КГБ, касающихся этого события. Ему, естественно, сообщили, что их можно найти в Интернете, куда они попали благодаря диссиденту Владимиру Буковскому, который в свое время скопировал их в архиве ЦК.
А буквально на днях архив национальной безопасности США передал российским правозащитникам секретные материалы из архивов КГБ и Политбюро ЦК КПСС. Они включали в себя ежегодные отчеты главы Комитета Юрия Андропова Брежневу за 1974-1984 годы, в общей сложности 1000 единиц. Эти документы содержат информацию о разведывательных операциях КГБ, пропагандистской деятельности за рубежом, а также о работе против диссидентов.
Кстати, среди них можно найти и материалы, касающиеся Олимпиады-80. Представляющие огромный интерес для общества документы были взяты из личного архива генерала Дмитрия Волкогонова, который хранился в библиотеке Конгресса США. Спасибо американцам и Волкогонову, а то бы их никогда никто не увидел, потому что ФСБ засекретила эти материалы на основании «Закона о государственной тайне». Та же участь волей ФСБ постигла огромную часть документальных свидетельств эпохи Брежнева и Андропова.
Сегодня, если историк хочет получить документ из архива, на котором десятки лет стоит гриф секретности, он должен обратиться с запросом в Межведомственную комиссию по защите гостайны. По закону, через три месяца комиссия должна принять решение, на самом же деле это занимает намного больше времени.
Если документ не рассекретят, то придется обращаться в суд. Порядок рассекречивания документов из архивов ФСБ еще сложнее. По свидетельству Якова Погония, бывшего руководителя Управления регистрации и архивных фондов ФСБ, сначала документ представляют на экспертную комиссию управления. Если он вызывает сомнения, то судьбу материала решает специальная комиссия ФСБ, куда входят представители всех оперативных подразделений (!). Если и они не могут определиться, то тогда документ направляется в Межведомственную комиссию по защите государственной тайны. При таком количестве фильтров неудивительно, что ФСБ не может рассекретить даже ставшие уже доступными документы по Олимпиаде-80.