Дожидаясь приезда врача, Елена оставалась в его спальне, она сидела с ним на кровати и ласково гладила его по голове. Виктор Борисович не противился ее чуткости, он по-прежнему лежал в постели и начал снова гадать о том, участвует ли его жена во всем этом представлении? В мистику он по-прежнему отказывался верить, считая, что все можно объяснить, если обладать соответствующей информацией. В глазах жены, Виктор Борисович ощущал жалость и нежность к нему с ее стороны, что давало повод не верить в ее участие в предполагаемом спектакле.

Но как тогда объяснить то, что она не видела этого трупа в бассейне? Сама же участвовала в допросе следователя, а утром сказала, сделал вид, что впервые слышит о трупе! Крестин до этого случая доверял ей как самому себе. Он не мог допустить, что она предала его и отыгрывает роль в спектакле. Был еще один человек, которому Крестин доверял безгранично. Это его референт Олег Федорович, которому известны все дела Виктора Борисовича как официальные, так и негласные.

– Сколько сейчас времени? – спросил Крестин у Елены, – почему не звонит мне Олег Федорович?

– Времени уже больше одиннадцати, – ответила Елена, – не беспокойся, позвонит обязательно!

В подтверждение ее слов, зазвонил служебный телефон Виктора Борисовича, установленный в спальне. Когда-то этот телефон стоял только в его кабинете, но Крестин распорядился, чтобы «вертушку» с гербом Российской Федерации установили еще и в спальне. Это удобно для него и не противоречило служебным инструкциям.

Еще совсем недавно аппараты правительственной связи чиновников устанавливали только в их служебных кабинетах, исходя из условий безопасности конфиденциальной информации. Но с развитием современных технологий, разрешили устанавливать аппараты и в домашних кабинетах, но с обязательной блокировкой одновременной работы. Если Виктор Борисович поднимал трубку у себя в кабинете, то по аппарату в спальне невозможно подслушать его разговора. Таким образом, если абонент правительственной связи ведет разговор с одного из аппаратов, зарегистрированных на него, то остальные автоматически отключаются на время разговора. Кроме того, чтобы позвонить кому-нибудь или ответить с правительственной «вертушки», нужно предварительно ввести ПИН-код, который знал только вип-абонент.

– Крестин слушает! – ответил Виктор Борисович, сняв трубку и введя ПИН-код.

– Я знаю, что Вы Крестин, – ответил чей-то противный голос, показавшийся Виктору Борисовичу хорошо знакомым, – я знаю, что Вы заказчик убийства журналиста Холдина, совершенное в начале 2000-го года….

– Кто…, кто… это говорит? – почти закричал в трубку Крестин, – кто Вы такой, представьтесь, пожалуйста!

– …А… я и есть, тот самый журналист, убитый по Вашему приказу, – ответил голос в трубке, – не узнаете? Хотя, что это я, Вы никогда даже не слышали моего живого голоса. Но это неважно. Вы должны сознаться в совершенном преступлении, иначе Вас ждет неминуемая кара….

Крестин не ожидал такого поворота событий. Поначалу он растерялся, но быстро вскоре в себя, автоматически соглашаясь с условиями «игры» в спектакле спецоперации, в существовании которой он только что убедился. Ведь по правительственной связи мог говорить только тот, кому известен его ПИН-код. Дальше! Этот человек должен иметь доступ к аппарату правительственной связи. И наконец, все разговоры по «вертушке» записывались специальным управлением ФСБ. Поэтому, человек, звонивший ему сейчас, имел все три возможности и мог просто разговаривать и уничтожить запись. А такое может сделать только сотрудник ФСБ!

– …Послушайте Вы, – строго произнес Крестин, – …Вы отдаете себе отчет своим действиям? Я понимаю, что Вы можете стереть запись нашего разговора, но мне все равно удастся определить тот аппарат, с которого Вы звоните….

– Вряд ли, – отвечал голос в трубке, – потому что я звоню Вам… с того света. Вы напрасно так ведете себя, предполагая, что я работник спецслужб…. Считайте, я Вас предупредил! Приятно побеседовать… со своим убийцей…. Всего хорошего…. Рад буду также видеть Вас… в прицеле своей снайперской винтовки…. Ха-ха-ха….

Виктор Борисович оцепенел от ужаса, он ничего не успел ответить этому наглому голосу. Он вообще давно отвык от разговоров не по этикету и терялся, когда кто-нибудь в разговоре переходил на бытовой уровень общения или употреблял ненормативную лексику.

Чиновники, которые постоянно живут в условиях различных «протоколов» и служебного этикета давно отвыкли от разговоров обыкновенных людей. Их вводит в ступор общение с простолюдином. А когда тот еще и матом выражается, то вывести их из оцепенения можно только через некоторое время, достаточное для того, чтобы чиновник вспомнил, что он такой же простолюдин, только высокопоставленный.

Этот звонок вывел Виктора Борисовича из равновесия надолго. Крестин редко злился, но сейчас пришел в состояние крайней ярости. Бросил трубку правительственной связи так, как будто его рука обожглась ею.

– Что случилось, дорогой? – спросила Елена, – старайся не нервничать и спокойно дождись врача.

Крестин медленно приходил в состояние равновесия, и когда ему это удалось, снова стало страшно, что с ним происходит загадочное, необъяснимое и невероятное событие. Высокопоставленные государственные служащие за время работы настолько привыкают к мысли, что в их жизни не может случиться ничего непредсказуемого, что поневоле начинают верить в собственную неуязвимость и стабильное, гарантированное высокое положение в обществе. Малейший намек на то, что это положение начинает меняться в худшую сторону, приводит их в бешенство.

Через несколько минут снова зазвонил аппарат правительственной связи. Виктор Борисович долго не брал трубку, но когда звук вызова «вертушки» стал раздражать его, он снял трубку, ввел ПИН-код и не дожидаясь когда ему что-либо скажут на другом конце провода раздраженно прокричал в трубку:

– Если Вы сейчас же не прекратите провокации, я немедленно сообщу начальнику Вашего управления!

– Алло, Виктор Борисович, что случилось? – раздался знакомый голос Олега Федоровича, – я уже проинформирован о Вашей болезни и звоню, чтобы согласовать подпись некоторых текущих документов по делопроизводству.

– Извините… Олег Федорович, – оправдывался Крестин, – …это я не Вам говорил. …А для согласования и подписи текущих дел, приезжайте ко мне домой на Рублевку к 16 часам. Я буду вас ждать!

– А это удобно для Вас? – спросил референт, удивленный таким предложением шефа, который никогда не приглашал его к себе домой для согласований во время нетрудоспособности.

– Удобно, – ответил Виктор Борисович, – приезжайте обязательно!

Виктор Борисович решил рассказать все произошедшее верному другу и соратнику. Он был уверен, что Олег может сохранить эту тайну, поскольку она являлась общей для них. Можно не опасаться огласки и неверной интерпретации событий, влекущих подозрение на его здоровье. Олег не мог допустить этого. Ведь в случае ухода Виктора Борисовича по состоянию здоровья, он тут же лишился своей должности.

Вскоре прибыл личный врач Крестина. Это доктор медицинских наук, врач с огромной многосторонней практикой, коими являлись все кремлевские целители, звали его Яков Карлович. Врача проводили к высокопоставленному пациенту, который по-прежнему лежал в своей спальне, войдя в которую Яков Карлович «одел на лицо» маску с широкой и добродушной улыбкой.

– Здравствуйте, многоуважаемый Виктор Борисович! – поздоровался он, – что бы с Вами не случилось, я вмиг поставлю Вас на ноги! Не беспокойтесь!

– Здравствуйте доктор! – приветствовал Крестин, – присаживайтесь, будьте добры! И прекратите пафосные дежурные высказывания!

Доктор обиделся на грубость высокопоставленного пациента, но виду не показал. Когда Яков Карлович расположился у его постели, Елена удалилась из спальни, и доктор приступил к выслушиванию жалоб больного. За время работы в качестве личного доктора правительственного чиновника, он наизусть выучил все «болячки» и заранее знал, на что будет жаловаться высокопоставленный пациент. Виктор Борисович не был капризным, как многие его коллеги, которые при малейшем рините, не поднимались с постели и вызывали к себе врача.