Поэтому порочному кругу приходится бродить и историкам, и таким общественным организациям как «Мемориал», но на пути обычных людей, которые хотят узнать судьбу своих репрессированных родственников, закон о гостайне также создает немало препятствий. Например, он запрещает рассекречивать сведения о «лицах сотрудничающих или сотрудничавших на конфиденциальной основе с органами» разведки, контрразведки или ОРД. А на этом основании можно запретить доступ почти ко всем уголовным и оперативным делам НКВД, МГБ и КГБ: боимся, типа, агентуру засветить, даже ту, что на пенсии.
Так, одна гражданка пыталась познакомиться с уголовным делом своего деда, которого расстреляли как врага народа в 1937 году, и получила от ФСБ отказ. Ей пояснили, что участники тех событий могут быть еще живы, поэтому информацию о них разглашать нельзя. Сослались на то, что еще не истек 75-летний срок ограничения доступа к документам, которые «содержат компрометирующие сведения как о лицах, на которые они заведены, так и о тех, кто занимался этими репрессиями. А значит, тайны личной жизни граждан». Правда, не удосужились пояснить, каких граждан они имели в виду. Может тех послушных исполнителей репрессий, здравствующих и поныне и находящихся на государственных пенсиях? Или их детей и внуков, занимающих в настоящее время высокие государственные посты и руководящие должности в крупных российских компаниях?
Эту норму, кстати, ввел в действие своим «Временным положением о порядке доступа к архивным документам и правилах их использования» еще в 1992 году Роскомархив. В этом смысле, хуже нас только Бразилия – там этот срок составляет 100 лет. При этом «Закон о государственной тайне» устанавливает преимущественно 30-летний срок секретности. До 50 лет хранятся только сведения из области атомной науки и техники, а также внешней разведки.
Наши архивариусы в погонах объясняют такую жесткую позицию угрозой национальной безопасности, которую могут создать рассекреченные документы, и часто ссылаются на опыт западных стран. Между тем, в США до последнего времени документы рассекречивались автоматически через 25 лет. Кроме того, подлежали публикации несекретные директивы ЦРУ.
В выставочном зале федеральных архивов, в рамках серии историко-документальных выставок, посвященных 90-летию Государственной архивной службы России, открылась, безусловно, самая интригующая и самая ожидавшаяся из всей серии – «Рассекречивание архивных документов и публикационная деятельность архивов. 1992-2007». Открылась – и тут же закрылась. Всего пять дней – с 9 по 13 апреля – было отведено широкой общественности для ознакомления с положением дел в столь животрепещущей сфере нашей культурной жизни.
Первая же фраза пресс-релиза выставки звучит уверенно и компетентно: «В соответствии с государственным законом «О государственной тайне» проводится работа по рассекречиванию архивных документов, что обеспечивает расширение базы источников исторических исследований. Многие ранее секретные документы опубликованы в сборниках. Всего за период 1992—2007 гг. с участием архивных учреждений Российской Федерации издано 1123 сборника документов».
Иными словами, рассекреченные документы, воплотившись в печатные листы, просто составят средней руки библиотеку. Нечто подобное и собирались представить публике устроители выставки. Верхнюю и нижнюю части стеклянных кубов занимали избранные представители этих сборников документов – середина была отдана под собственно документы в первозданном виде. Читая далее пресс-релиз, бродя по залу промеж доступной нам отныне нашей истории, весьма отрадно было сознавать, что за 15 лет рассекречено около 10 тысяч документов. Если, конечно, абстрагироваться от того обстоятельства, что не рассекреченных документов остались миллионы.
Федеральное архивное агентство между тем вытаскивало из рукава внушительные козыри. Опубликованы: «История сталинского ГУЛАГа. Конец 1920-х – первая половина 1950-х годов: собрание документов в 7 томах»; такой же 7-томник «Советская военная администрация в Германии. 1945—1949»; очень приличная серия «Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Документы и материалы в 5 томах. 1927—1939».
Все это исторический позитив. Вот только позитив даже не вчерашнего, а позавчерашнего дня, строго ограниченный, как правило, началом 50-х годов. Из него выпячивает лишь одно серьезное рассекречивание за рамками сталинской эпохи: сборник «Президиум ЦК КПСС. 1954-1964. Черновые протокольные записи заседаний. Стенограммы. Постановления».
Между тем упоминавшийся архивистами действующий закон «О государственной тайне», в соответствии с которым они трудятся над рассекречиванием, четко определяет: «Срок засекречивания сведений, составляющих государственную тайну, не должен превышать 30 лет». То есть граждане России вправе листать любые архивные документы, по крайней мере, до 1977 г. включительно. Но при всем желании – не могут себе этого позволить, как наглядно показала вышеуказанная выставка достижений отечественного рассекречивания.
Почему? На этот вопрос можно ответить, начертав краткую историю рассекречивания секретов, спрятанных в недрах отечественных архивов.
Становление современной архивной службы России совпало с горячими днями августа 1991 года. В пылу борьбы с двумя главнейшими институтами отживающего строя 24-го числа появились два указа президента РСФСР Бориса Ельцина:
«Об архивах Комитета Государственной Безопасности СССР».
В целях предотвращения незаконного уничтожения в РСФСР документов архивов Комитета Государственной Безопасности СССР, создания условий по использованию их для нужд науки и культуры народов РСФСР п о с т а н о в л я ю:
1. Передать архивы Центрального аппарата Комитета Государственной Безопасности СССР и его управлений в республиках в составе РСФСР, краях, областях, городах Москве и Ленинграде в ведение архивных органов РСФСР вместе с занимаемыми ими зданиями, сооружениями, штатной численностью и фондом оплаты труда…».
«О партийных архивах».
В связи с тем, что КПСС была частью государственного аппарата, образовавшиеся в ее деятельности документы подлежат государственному хранению. В целях предотвращения незаконного уничтожения в РСФСР документов партийных архивов п о с т а н о в л я ю:
1. Передать Центральный партийный архив Института теории и истории социализма ЦК КПСС, текущий архив Общего отдела ЦК КПСС, партийные архивы обкомов и крайкомов в ведение архивных органов РСФСР вместе с занимаемыми ими зданиями, сооружениями, штатной численностью и фондом оплаты труда…».
Вскоре за указами была образована Комиссия Верховного Совета по передаче на государственное хранение архивов КПСС и КГБ. А дальше… – как всегда.
Правдоруб Юрий Афанасьев, член этой комиссии, в «Известиях» уже от 9 марта 1992 г. писал: «…Работа комиссии идет с большими трудностями, очень медленно и не очень результативно. Мы вновь столкнулись с известным российским феноменом, когда правящая система «обволакивает» и переориентирует в своих целях любое благое начинание, провозглашенное и даже вооруженное соответствующим инструментом (в нашем случае – парламентской комиссией) для борьбы с коренными пороками этой системы».
Далее Ю. Афанасьев раскрывает некоторые фрагменты действия этого механизма «обволакивания»: «Председатель Комиссии по передаче архивов КПСС и КГБ Д. Волкогонов – еще и личный советник президента. Заместитель председателя Р. Пихоя – глава Роскомархива. Таким образом, работу парламентского формирования направляют «государственные люди» – представители все той же системы.
Не располагая соответствующей законодательной базой, мы не можем оспорить крайне сомнительный указ Президента России, принявшего в свое ведение бывший архив Президента СССР, совсем недавно, до августа 1991 г. еще именовавшийся архивом Политбюро ЦК КПСС…».
Юрия Афанасьева так и не услышали. Комиссия Верховного Совета по передаче на госхранение архивов КПСС и КГБ еще некоторое время влачила жалкое существование, пока, наконец, в октябре 1993 г. не исчезла вместе с самим Верховным Советом.
