– И в кого он такой пошел? – недоумевал старший Ребров, опасливо обходя уголок Андрея с коробками, наполненными жуками.
– Ну, пусть уж лучше жуки, чем дурная компания – резонно замечала супруга.
***
Влас собирался поступать в военное училище. На семейном совете решили, что это вполне приемлемо – как-никак полная определенность с работой и полная занятость. Опять же денежное, вещевое и прочее удовольствие. И, в крайнем случае, можно уволиться. Но это уж при непреоборимых обстоятельствах. Родители убедились, что решение сына твердое и уже только этим были довольны. Ну, в самом деле: отговори его, а что предложить взамен? Все так зыбко и неустойчиво. Сегодня есть – а завтра нету. И если при этом у Власа что-то не заладится, виноваты будут они. Нет уж! Пусть идет своим путём. Служат же люди – и не обижаются. Ну да, конечно, надоедает всё одно и то же, но и на любой работе так: кому она не обрыдла? Особенно если человек имеет только одну запись в трудовой книжке длиной в три десятка лет. А если четыре?
Влас давно уже заметил одну свою особенность: он плохо переносил, если кто-то был у него за спиной; в случае, если приходилось усаживаться, садился лицом к двери. Двигаясь по улице, он всегда замечал, если следом двигалась бездомная дворняга, присматриваясь к его пяткам и принимал меры. Понимая, что это дано не всем, втайне решил, что он прирожденный разведчик, а может быть, контрразведчик. С течением времени убеждение, что его призвание – военная служба, только крепло. Он начал делать по утрам зарядку, обливаться холодной водой и кидать в огороде кирпичи – правой, левой рукой, а в заключение тренировки обеими вместе. Кирпичи заменяли ему противотанковую гранату. Само собой, ходил он также на секцию борьбы, а в порядке самостоятельной подготовки, кроме метания кирпичей, поднимал еще гири. В связи с чем пользовался определенным авторитетом у сверстников. Особенно, когда дело доходило до потасовок с «деревенскими», то есть учениками Коковищенской школы, которая всех коковищенских детей вместить не могла. Поэтому жители крайних, соседствующих с Кокой улиц были приписаны к третьей городской школе и имели прозвище «городских собак», в то время, как учащиеся Коковищенской школы именовались «колбасой деревенской», а чаще – просто колбасой. Почему колбасой – непонятно, так как в селении никогда производством этого продукта не занимались. В прежние времена противостояние имело угрожающий характер, но постепенно почти сошло на нет: то ли молодежь пошла слишком ленивая, то ли уж очень была занята – уроками, секциями, кружками, компьютером и айфоном – так или иначе схватки случались лишь от случая к случаю и приобретали характер ЧП. Власу было не очень-то нужно отстаивать интересы городских, в то время, как и они, и он сам были, если в натуре разобраться, все-таки деревенскими. И летом, когда дурацкие школьные штудии забывались, забывалась и эта межшкольная усобица, в Коковище между младшими жителями наступали взаимопонимание и согласие. Так что эта вражда по географическому признаку без иной подпитки истощалась и усыхала до крайности. То есть до начала следующего учебного года, когда она вновь пробуждалась к жизни, вяло и без былого азарта.
Влас успешно поступил в военное училище и теперь, когда приезжал домой и появлялся в присутственных местах при полной форме, производил вполне благоприятное впечатление. Особенно был доволен выбором брата Василий, гордился им и утверждал что и он, скорее всего, станет офицером, если не получится стать капитаном дальнего плавания. Вершинины-старшие тоже вполне были расположены к новому статусу Власа. Сын теперь уж мало принадлежал им, редко появляясь в Коковище, поскольку учился далеко от этих мест, да и отпуска были слишком редки. В один из таких приездов Егор Егорович решил с помощью Власа подремонтировать дом. Строение было старое, нижний венец подгнил и уже давно требовал замены, да все не доходили руки. Конечно, следовало бы сделать капитальный ремонт, призвав бригаду строителей, но на это не набиралось денег: как-никак семья немаленькая и дети требовали расходов. Был неприкосновенный фонд, но на то он и неприкосновенный, чтобы его без крайней нужды не трогать. Кредит брать Егор Егорович принципиально не хотел, поскольку и простой-то долг отдавать нелегко, а уж с такими процентами…
– Черт побери! – ругнулся он вроде мысленно, но получилось вслух, и хлопнул себя по коленке, отложив бумагу и карандаш, посредством которых вычислял примерную стоимость капитальных работ. – Так и так, придется нам, Влас, заняться с тобой ремонтом самим. Иначе мы заморозим эту Дарью, – и он спросил младшую, которая вертелась тут же – заморозим?
Она лишь утвердительно кивнула, хотя могла уже и говорить.
В дверь постучали и ввалился Андрей Ребров.
– Услышал, что прибыл Влас и решил заскочить, поздороваться, – и потряс хозяевам руки. – О-о и Моль здесь? – он взял племянницу на руки и подбросил ее, вызвав восторженный визг.
Обменявшись новостями о житье-бытье и о службе, порешили тотчас же приступить к ремонтным работам, поскольку и Андрей вызвался помогать, раз такое дело.
– Вообще, это кажется, что работа небольшая – а только возьмись, оказывается и то надо, и это, черт побери! – снова выразился, забывшись, Егор Егорович. – С другой стороны, глаза боятся, а руки делают.
Он решительно встал, но слишком резко, табуретка покачнулась и упала ему на ногу. Егор Егорович поморщился и открыл было рот.
–Чёлт побели! – подсказала Дарья.
– Вот именно – под дружный смех отозвался Егор Егорович.– Ленка, забери Дашутку, мы сейчас начнем работать. Идите, погуляйте, пока мать там жарит-парит.
Задача по восстановлению теплоизоляционных свойств дома состояла в том, чтобы утеплить его нижнюю часть изнутри. Упрощалась она тем, что такая операция требовалась пока северной стене и тем, что доски пола шли параллельно ей. Свернув линолеум и отодрав пот три доски в большой и смежной комнатах, принялись за самую ответственную работу. Прибили вдоль нижнего бруса широкие доски-пятерки, оставив зазор в пол-ладони шириной, и принялись забивать в эту щель паклю, заготовленную для такого случая.
Пожалуй, батя, еще один тюк пакли покупать придется, – сказал Влас и чихнул, наглотавшись пыли, которая обильно поднималась вдоль всего фронта работ. Пыль и труха гнилого сена усеивали пол и всю землю возле фундамента.
– Да, уж, придется. Разве это пакля? Один мусор. Вот раньше была пакля! Хоть валенки из неё катай. А это что за дрянь? – и он с отвращением потряс неприглядный клок. Тем временем Васька, посланный на чердак поискать рулоны старого ватина, заготовленные Марией Васильевной для производства домашней теплой одежды на зимнее время, вернулся с ватином и какой-то старой, даже не желтой, а коричневой газетой.
– Тут, кажется про нас написано. Вот, чернилами обведено – сказал он, протягивая ее отцу.
– Да ну? Где ты ее раскопал?
– Да там пачка каких-то еще бумаг вывалилась. Она на самом верху была. И ещё облигации какие-то, грамоты; мусор, короче.
– Поосторожнее: мусор! Люди вкалывали, а ты… Надо будет посмотреть. Ну-ка, а тут что?
– Отмеченная чьей-то рукой небольшая заметка называлась «Образцовая семья».
«Илья Николаевич Вершинин, – начал вслух читать Егор Егорович – и его жена Наталья Ивановна из Коковищенской бригады колхоза «Прямой путь» постоянно перевыполняют план. Он – на вспашке зяби, а она – на уходе за телятами. Они дают хороший привес и нет падежа. Взрослых поддерживают трудолюбимые дети. Старший, Николай, помогает отцу, а Егор пасет летом овец. Они вносят свой склад в дело государства, которое постоянно заботится о них». Подпись была «Активист».
– Так это же дедушка с бабашкой, а Егор Ильич – отец.– Ну надо же! Мать, иди-ка сюда!
Прибежала встревоженная Мария Васильевна, оставив кухню. Но все обошлось. Принялись обсуждать событие, вертя районную газету «Светлая заря» за 1935 год так и этак, восторгаясь и гордясь передовыми дедами.
