В то время как рушился весь уклад прежней жизни, Шереметевы были озабочены семейным несчастьем. В середине февраля граф Павел вернулся из крымского имения великой княгини Ксении близ мыса Ай-Тодор в нервном расстройстве, природу которого врачи деликатно назвали «романтической».
Причиной его страданий была Ирина Нарышкина. Впервые он встретился с ней в Михайловском в 1899 году и безответно влюбился, но она вышла замуж за графа Иллариона Воронцова-Дашкова, брата жены Дмитрия Шереметева. У них было пятеро детей, но брак распался. Павел ожидал, что теперь Ирина примет его предложение, но она вновь его отвергла и вышла замуж за князя Сергея Долгорукого. Этот брак также распался, и Павел отправился в Ай-Тодор объясниться в любви в третий раз. Однако снова получил отказ, и по дороге в Петроград с ним случился нервный срыв. Граф Сергей счел эту историю унизительной, однако он понимал, что Павлу нужна помощь. На улицах Петрограда воцарялся хаос, а в Фонтанный дом зачастили доктора, семья планировала отправить Павла в санаторий для нервнобольных.
27 февраля вслед за Павловским полком половина гарнизона, составлявшего 160 тысяч человек, перешла на сторону восставших, остальные войска держали нейтралитет. Солдаты и рабочие двинулись к городским тюрьмам и освободили заключенных. Они нападали на полицейские участки, суды, Министерство внутренних дел, сожгли архив Охранного отделения и вооружились винтовками, взятыми в городском арсенале. Полицейских и хорошо одетых людей убивали прямо на улицах; мародеры грабили магазины и богатые дома. Над Зимним дворцом водрузили красный флаг.
К концу дня под началом Хабалова оставалось не более двух тысяч человек. Столица была во власти толпы. Вечером он телеграфировал государю, что положение в столице вышло из-под контроля. Николай II распорядился послать в столицу надежные войска с фронта, но никаких войск отправлено не было. В Петрограде полицейские снимали форму и покидали улицы, спасая свою жизнь. Царские министры в последний раз собрались вечером 27-го в Мариинском дворце, чтобы заявить об отставке. Сделав это, они поспешили скрыться под покровом темноты.
Днем 27 февраля члены Государственной думы собрались в Таврическом дворце, они образовали Временный комитет для восстановления порядка и для сношения с лицами и учреждениями. Название весьма точно передавало слабость и нерешительность Временного правительства. В числе двенадцати его членов оказались председатель Думы М. В. Родзянко, кадетский лидер П. Н. Милюков, бывший председатель Земского и городского союза князь Г. Е. Львов, адвокат и глава фракции «трудовиков», отколовшейся от партии эсеров, А. Ф. Керенский.
В левом крыле Таврического дворца заседал Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов, который, в противовес Временному правительству, представлял власть уличной толпы. Солдаты в нем численно превосходили рабочих, а исполнительный комитет состоял по большей части из интеллигенции – меньшевиков, большевиков и эсеров. Чтобы заручиться поддержкой Совета, Временное правительство согласилось на выполнение восьми условий, включая амнистию для политических заключенных, свободу слова, печати, собраний и отмену всех ограничений гражданских прав по принципам сословной принадлежности, вероисповедания или национальности. Ленин не без основания назвал тогда Россию «самой свободной страной в мире». Новое правительство также согласилось немедленно ликвидировать полицию, охранные отделения и корпус жандармов. Эти меры вместе с роспуском царской губернской администрации имели гибельные последствия: Временное правительство осталось без инструментов эффективного управления страной в тот момент, когда Россия погружалась в пучину смуты.
В тот же день группа солдат явилась в Фонтанный дом к графу Сергею, который был в это время наверху с Екатериной, Дмитрием и Ирой. Его спросили, есть ли у него сыновья и где они. Граф отвечал уклончиво, не называя имен. Солдаты стали выяснять, есть ли в доме оружие и боеприпасы. Они утверждали, что на крыше Фонтанного дома видели полицейских, стрелявших по восставшим. Тем временем другая группа солдат пробралась по длинным коридорам до комнат внучки графа Лили Вяземской, и там они набросились на еду, так как стол был накрыт к обеду, после чего сбежали. В тот же день пришла вторая группа солдат. Эти были грубее и злее, они утверждали, что их послали произвести в доме обыск.
Стрельба на улицах время от времени возобновлялась, детям велели держаться подальше от окон; если стрельба усиливалась, их отсылали в комнаты Дмитрия, окна которых выходили во внутренний двор. 1 марта снова явились солдаты для осмотра дома. В комнатах Лилии Шереметевой они обнаружили множество охотничьих ружей. Одно из них неожиданно выстрелило, едва не ранив Лилю и оставив ее почти глухой на одно ухо. Семья, впрочем, счастливо отделалась, и солдаты ушли, не причинив никому вреда.
Алика Сабурова, гражданского губернатора Петрограда, восставшие разыскивали. Тревожась за безопасность Анны и детей, он уговаривал семью уйти со слугами в Фонтанный дом, но они отказывались. 1 марта группа солдат явилась в губернаторский особняк и попыталась увести Алика в Таврический дворец. Видя, что солдаты пьяны, и опасаясь, что его убьют по дороге, Сабуров пытался остановить их, настаивая, что не двинется с места, пока они не найдут автомобиль, чтобы доставить его во дворец. Несколько мучительных минут солдаты спорили между собой, пока все семейство и прислуга ждали, стоя на парадной лестнице. Спас ему жизнь молодой солдат с широкой повязкой на глазу, который убедил товарищей, что они не имеют права арестовать Сабурова без письменного мандата. Солдаты повернулись и ушли.
На улицах Петрограда толпа творила насилие и самосуд. Образ Февральской революции как «бескровной» – не более чем миф, созданный для оправдания Временного правительства и легитимации его власти. Если первой кровью была кровь демонстрантов, то дальше по большей части проливалась кровь полицейских, офицеров и других служилых людей. Павел Граббе, сын графа Александра Граббе, бывший тогда подростком, вспоминал, как смотрел в окно на лежавшую на улице кучу бревен, припорошенных свежим снегом. Пока он смотрел, у бревен обозначились руки и ноги, и Граббе понял, что это замерзшие трупы полицейских. Повар американского посольства пришел на работу в истерике: у него на глазах кто-то саблей обезглавил полицейского. Генерал Штакельберг убил двоих, когда солдаты пришли обыскать его дом, прежде чем сам был застрелен на глазах жены. Солдаты сорвали с него одежду и надругались над телом; по некоторым сведениям, его отрубленную голову насадили на пику. Официально признано, что в период Февральской революции было убито и ранено 1443 человека. Помимо этого, восставшие матросы зверски убили несколько сот офицеров в Гельсингфорсе и Кронштадте.
Насилие масс во время Февральской революции было направлено на привилегированную Россию, на тех, кого именовали словом «буржуи». В русском контексте это слово не имело отношения к буржуазии в западноевропейском понимании: этим презрительным словечком обозначали представителей всех привилегированных классов. За свою долгую историю слово это вобрало множество смыслов, оно могло означать культурную элиту, богатых вообще, интеллигенцию, евреев, немцев и даже самих революционеров. В глазах обездоленных оно обозначало любого «врага», а после 1917 года – врага революции. В деревне крестьяне обозначали этим словом всех своих врагов, особенно дворян и монархистов. Для того чтобы в 1917 году быть причисленным к «буржуям», достаточно было иметь крахмальную белую рубашку, гладкие руки, очки или просто чистый и опрятный вид. Даже цвет женских волос мог указывать на принадлежность к «буржуям».
Буржуи и другие враги революции обвинялись во всех грехах, что оправдывало любое насилие. И само слово, и ненависть к тем, кого им обозначали, не были результатом усилий большевиков и других революционных партий. Это был низовой запрос, отражавший ненависть низших классов к верхам, ненависть, которая питала революционную жестокость не только в 1917 году, но и на протяжении нескольких лет Гражданской войны, в течение которых Ленин и большевики стали непревзойденными мастерами взращивания ненависти против высших классов в собственных политических целях.
